Киреев, треть текстов написана им. Со временем мы стали делать это через интернет.
Если говорить про идеи, то это постструктуралистская философия, идеи Жиля Делёза и Феликса Гватта-ри. Они были основаны на работе «Капитализм и шизофрения», которая была переведена у нас в 1991 году. На основе этой теории я пытался осмыслять актуальный момент в искусстве и политике. К этой линии примыкал семинар, который был организован в квартире на станции метро «Перово». В нем были задействованы молодые ребята, которые до этого и параллельно с этим участвовали в проекте Авдея Тер-Оганьяна «Школа современного искусства». У Авдея, условно говоря, они проходили практику, а у меня — теорию. Все лекции были направлены на изложение философской теории и не были посвящены искусству. Семинар проходил еженедельно в течение полутора лет.
Я пытался строить его определенным образом, для чего проводил специальную подготовку. Классическая академическая подготовка состоит в прочтении текстов, создании тезисов и развертывании последовательной теоретической концепции или зарисовки. Я же пытался себя эмоционально поставить в такое состояние, где мысль рождалась на ходу. Суть в том, чтобы человек вошел в такое псевдонаркотическое состояние, не используя никаких наркотиков. Для меня, чтобы войти в такое состояние, в то время лучшим способом было ночь не спать: к следующему вечеру мысль начинает усиленно работать, рождаются интересные образы, сопоставления. В семинарах принимало участие пять-десять человек, моя основная задача была прагматической: чтобы участники стали активистами политической кампании, о которой я скажу чуть позже.
С 1996 года я не делал никаких художественных проектов за исключением тех, которые осуществил в Берлине. Я выиграл стипендию Берлинского сената в Kunstlerhaus Bethanien, что дало мне возможность сделать там персональную выставку — проект «Ситуация для ПДС». Тогда там была очень жирная стипендия, которую выплачивала фирма Pall Mall. В Берли-
не я прожил полгода, глубоко погрузился в западную художественную жизнь и сделал большой проект.
ПДС — это Партия демократического социализма — самая большая левая партия Германии, наследница коммунистической партии Восточной Германии. Выставочный зал представлял собой большое пространство, разделенное антресольным этажом-балконом на две части. На первом этаже были организованы ежедневные семинары ПДС по политическим и социальным вопросам. Они оформили пространство своими плакатами (довольнс оригинальными — они вели артистичную пропагандистскую кампанию), разложили брошюры, газеты и т. д. На втором этаже-балконе я развесил восемь плакатов, сделанных в Берлине специально для этой выставки. Идея была в том, что все, кто приходил на выставку, должны были выбирать, куда идти — на искусство или на политику. В силу того, что там был балкон, то люди, которые пошли на искусство, могли слышать, о чем говорят политики, но не принимали в дискуссии участия. Здесь я хотел показать, что существует серьезное различие между политикой и искусством: чтобы иметь отношение к политикам и участвовать в политической дискуссии, представители художественного сообщества должны орать, кричать, преодолевать пространство. В итоге быть услышанными для них довольно сложно. Выставка оказалась неудачной в силу того, что посетителей было немного: если поначалу я жестко сепарировал проход между первым и вторым этажом, то в конечном счете все смешалось и чистоты как таковой не получилось. Естественно, в это время в Берлине был Бренер: он пришел, перевернул ларек, который поставила партия, что-то разбил и удалился, прихватив с собой бутылку шампанского. Этим выставка и закончилась.
В то время основные усилия я направлял на создание квазиполитической группы. Еще до стипендии, семинаров в «Перово» и проекта «МаП-Радек» я работал на парламентских и президентских выборах 1995-1996 годов. К искусству это не имеет никакого отношения. С одной стороны, я там получал достаточно
большую зарплату как имиджмейкер, с другой — меня не столько зарплата интересовала, сколько хотелось посмотреть на ткань политического процесса в России того времени. Это был проект «Фонд эффективной политики» политолога Глеба Павловского. Участие в нем дало мне много знаний, например, о том, как организовывать «черный пиар», как функционирует политическая система (того времени). Сама по себе эта политическая структура работала тогда в высшей степени поверхностно, методы их работы были связаны скорее с методами концептуального мышления XIX века, нежели ХХ-го. Социологи типа Бурдье были для этих людей закрытой книгой. Мы же, как художники, все это, наоборот, читали, были вполне в контексте новомодных открытий в современной политологии и социологии.
Работая в этом фонде, я и увидел графу «против всех». До этого я никогда не ходил на выборы и не знал, что она есть в избирательном бюллетене. Так как я существовал в некой реальной политической структуре и мог собрать какую-то информацию, то стал выяснять, какое количество людей за нее голосует, кто они. Тогда у меня и возникла идея делать кампанию «Против всех» — призывать голосовать против всех. Тогда для того, чтобы зарегистрироваться кандидатом в президенты (сейчас это практически невозможно), нужно было за четыре месяца собрать сто тысяч подписей, чтобы зарегистрировать партию — пятьдесят тысяч. Для этого требовались огромные деньги: если партия неизвестная, то она обходилась в двести или триста тысяч долларов. Однакс для того, чтобы призывать голосовать против всех, не нужно никаких подписей.
Помимо технологического аспекта у этой кампании был и аспект теоретический, политический.
Я точно могу сказать, что в 1990-е годы никакой демократии в том понимании, в котором употребляется это слово в текстах классиков (демократические выборы, разделение властей), не было. Это иллюзия, когда современные критики типа движения «Солидарность» говорят, что при Ельцине была
демократия. 95 % политических материалов, публиковавшихся в то время в СМИ, были «джинсой»1.
По избирательному закону того времени, если бы графа «против всех» набрала больше голосов, чем все претенденты, то выборы бы признали недействительными и должны были назначить повторные выборы, в которых не имели бы права принимать участие те партии, которые участвовали в первых выборах — онг должны были перерегистрироваться, получить новые названия и новых лидеров. Как некий горизонт, который мы ставили перед собой — это грохнуть всю тогдашнюю политическую систему России.
Мониторинг, который я проводил в то время, говорил о том, что несколько регионов России имели огромное количество голосующих «против всех».
В основном это регионы Дальнего Востока и Екатеринбург (в 1997 году там «против всех» проголосовало 48 % на выборах мэра). На лицо была некая народная поддержка. Для полноценной реализации проекта нужно было иметь хоть какое-то количество денег: активисты должны были разъезжать по городам, собирать людей в каких-то кинотеатрах или где-то еще. Однако в реальности мы могли работать только в Москве. Делая предварительную работу, мы выяснили, что, оказывается, не только мы интересуемся этой графой: с такой же инициативой выступили правозащитники, неизвестные дизайнеры, журналисты, народные персонажи. Другими словами, большое количество людей в маленьких группах были готовы инвестировать в это дело свой энтузиазм: дизайнеры делали изысканные наклейки, которые клеили по телефонным будкам, и т. д.
Мы создали организацию под названием «Внеправительственная контрольная комиссия». Нехудожественное название было выбрано специаль-
но — это воспринималось нами как политическая деятельность, хотя основной лозунг и ориентация кампании были лозунгом Ситуационистского Интернационала: «Мы художники лишь постольку, поскольку мы уже не художники. Мы пришли, чтобы воплотить искусство в жизнь». Идея в том, что художники приходят в политическое поле и начинают действовать, реализуя художественную идею в политических формах.
2.
По большому счету, проведена была только одна акция. 11 мая мы сделали перформанс на Большой Никитской улице в день тридцатилетия событий 1968 года в Париже (когда там были построены баррикады на улицах, молодые студенты устраивали протест против правительства Шарля де Голля).
Поэтому над баррикадой были развернуты лозунги тех исторических времен: «Запрещено запрещать» «Вся власть воображению!», «Будьте реалистами — требуйте невозможного!» (большинство надписей было выполнено на французском языке). Помимо этого участники акции выдвинули следующие требования: 1) ежемесячная выплата $1200 каждому из участников организации; 2) легализация наркотиков для каждого из участников; 3) предоставление права бесплатного и безвизового передвижения по всему миру для каждого из участников.
В мероприятии приняло участие большое количество людей: в саму комиссию входил Авдей Тер-Оганьян, Кирилл Преображенский, Олег Киреев, Дмитрий Пименов, я; плюс к этому — люди из семинара; молодые студенты из Франции, приехавшие по культурному обмену. Французские студентки — их было человек пять-семь — написали лозунги на французском, которые были в 1968 году в Париже. Большую роль тут сыграл Авдей Тер-Оганьян: он подал мысль заранее заготовить коробки, связанные в блоки, чтобы быстро перекрыть ими улицу.
Все было проведено как военная акция: заказали машины, загрузили три фуры с коробками и перегородили Большую Никитскую с двух сторон. Мы пригласили художников, которые в баррикаду вставили свои картины. Это была самая массовая акция 1990-х, потому что со стороны художников туда были приглашены различные мелкие партии (анархистские, троцкистские и т. д.), но они свои лозунги не приносили, а участвовали «телом». Кого мы не хотели приглашать и не пригласили — это национал-большевиков, к которым мы реально были настроены негативно, считали их нацистами. Примерно два или два с половиной часа мы удерживали улицу. Приехало очень много ОМОНа (человек двести), но они ничего не могли понять. Время от времени они посылали к протестующим своих делегатов, чтобы выяснить, чего именно требуют участники баррикады и кто у них главный. На все это Дмитрий Пименов сформулировал лаконичный ответ: «У нас нет главных — все герои!» Плюс к этому было очень много СМИ.