результат корявый. Какой-то последний камешек в мозаике мироздания никак не хочет встать на свое место. Нет общей картины. Гении прогнозируют: не появится универсальной идеи, способной воодушевить всех и каждого, с таким трудом спланированное мироздание завалится как карточный домик. Вот из-за этой блажи и топчемся пока на одном месте… Энергию идеалов им, бестиям, подавай. Слово разум , если уж на то пошло, в разных контекстах встречается все чаще. Вынужден это признать. Должно быть, лестно услышать такое? Ты меня слышишь?
Я его и слышал, и не слышал. Слышал краем уха: это очень точное выражение. Его слова вызвали во мне неожиданную реакцию. Вместе с ощущением улёта я испытал ощущение смещения, ощущения разложения своего неделимого существа по информационным полочкам, ощущение структурной пертурбации – сам здесь, мысли там, а голова эвон где. Я притянул, уловил смыслы и в это мгновение сотворил смысловую гармонию. Как физики создают и удерживают антивещество или вещества, живущие доли секунд (но от этого эфемерные соединения не перестают быть моментом универсума), так и я ощутил модус информационного закона: целое мгновение во мне жили все когда-либо постигнутые мною смыслы одновременно. Я попросту стал моментом (атомом? нейтрино?) вселенной. И я произнес от имени сфер:
– Вот слушай, что я сейчас понял: закон вещества, закон пустоты, закон нравственности (личности), закон времени и закон пространства – это законы одной природы. И я есть закон для тебя, а ты – для меня.
– С чего ты взял?
– Говорю тебе: на меня прозрение нашло.
– Бога, что ли, узрел?
– Да нет же, экстрасенсорика сработала. Она ведь на смыслы тоже откликается.
– Платоша, хочешь, я тебя с Гигантюком познакомлю?
– Зачем? Мне с ним не о чем говорить…
– И то правда. А с mr. Hell’ом?
– Лучше с mr. Heaven.
– И о чем ты с ним будешь говорить?
– Об авторе «Одиссеи», разумеется.
– О Гомере?
– У меня есть сведения, что автором бессмертной, хотя и глуповатой эпопеи был, скажем так, другой.
– Мне чем-то не нравится ход твоих мыслей.
– Да это не мысли; это информация, которая существует во времени и пространстве.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
9
9.4.
– Так ты патриот, Веня?
– А как же? Всякий уважающий себя человек – патриот.
– Я как-то не улавливаю связи между феноменом по имени Веня и вполне сермяжным патриотизмом.
– А что тут улавливать? Надо мочить америкосов, желательно, их же средствами. Они нас всех за быдло держат, а сами стопроцентный «мусорок». У них нет будущего.
Я был несколько озадачен. Попытался вырулить на чистую воду:
– Они лидеры цивилизации, мы все на них равняемся, следовательно, мы все немного америкосы.
– Вот ты, Платон, равняешься на мусорок?
– Я – нет, но я не аргумент, я не объективный показатель; я хочу сказать, я и к своему родимому племени, к своей массе отношусь скептически…
– Именно ты и аргумент. К массе-племени иначе относиться невозможно; но америкосы к личности относятся так же точно, как ты – к массе. Улавливаешь?
– А русские что, относятся к личности иначе?
– Конечно! Они нутром чуют: личность – это и есть самый крутой перец.
– Что-то я не замечал за нашими такого. За русскими. Скорее, я порой впадаю в грех отчаяния: мне кажется, что цивилизация под названием «русский мир» умирает. Ее скоро не станет, как не стало цивилизации инков, древних греков, древних римлян, да мало ли кого еще. Мы исчерпали себя, что ли; у нас перестали блестеть глаза, мы утрачиваем волю к жизни… Боюсь, до личности мы не дотянем.
– Ты не служил в армии. Там есть экземпляры, которые демонстрируют такую силу духа, что америкосы отдыхают. Русские – интересная нация, а америкосы вырожденцы: вот и весь сказ.
– А китайцы?
– П…доглазые? Это биомасса, минимум креатива, дефицит серого вещества. Им в голову каждого недоложено граммов по двести. Саранча как таковая.
– Погоди… Ты от имени земного шарика или от имени русских? Ты же, вроде, элиту представляешь.
– Конечно, элиту, а элита – это и есть русские, поэтому они и должны представлять земной шар.
– Что-то у меня голова кругом. Ты ведь не к войне готовишься?
– Угадать, о чем ты сейчас думаешь?
Я думал вот о чем. «Патриотизм… Забавно. Смутные надежды, предположения, ожидания – оказывается, в нем жило все это, только он не догадывался, пока не встретил свою женщину. К тому времени он был разведен во второй раз, оставил ребенка, сына, кажется; в нем исподволь формировался гнусный комплекс холостяка и одиночки, комплекс, противиться которому было почти невозможно. Настоящее имя ему – разочарование в женщине. Еще более настоящее – разочарование в себе. Еще более настоящее – разочарование в человеке. Еще более настоящее – разочарование в культуре. И каждая новая встреча, которых он не искал специально, но и не избегал, только укрепляла его в том, что его разрушало: он разочаровывался быстрее, чем успевала вызревать робкая симпатия. Он уже понимал, что разочарование – результат сравнения женщины с идеалом, которым, оказывается, он незаметно для себя был очарован.
То же самое и патриотизмом. Если тебе наплевать на людей, при чем здесь русские? Они что, не люди?
Каким идеалом человека очарован ты, Веня? Ты пустил в свою душу тирана, та темень, где мхи и камни, стала источать аромат незабудок, и теперь вот ты, Веня, учишься страдать. Патриотизм… Ты ведь не патриотизм ищешь; ты взыскуешь…»
– Не все так просто, Плато. Я не столько философию господства пытаюсь обосновать, сколько… Скажи мне, ты считаешь меня умным?
– Не знаю, не уверен, что ты умный.
Скрывать не было смысла. Ставки в нашем противостоянии были слишком высоки.
– Ответ правильный. Если умен ты, то я уже не умен, ибо не подпадаю под твои критерии. Но вот тебе придется доказать, что ты умен. Я поставлю тебя в такие условия, когда выжму из тебя все, на что ты в принципе способен. Ты удивишь сам себя, если жить захочешь. Скажи, я рассуждаю как глупец?
– Нет, сейчас ты рассуждаешь здраво, даже умно; только я не уверен, что умный человек поступал бы так же, как ты. У тебя как-то ум за разум…
– Не финти. Для тебя ум и жестокость несовместимы, так? Вздор слюнтяя. А я вот носитель такого ума, при котором совместить могу все. А? Что у нас на кону? Жизнь. Не твоя или моя, а жизнь вообще. И я ее защищаю до последнего, ее можно доверить мне, я зубами перегрызу глотку любому врагу. А ты?
– Главным ты считаешь спасение во имя существования?
– Да! А ты? Ты возьмешь на себя ответственность за жизнь? В ком из нас Бог жизни свил гнездо? В ком больше витальной энергии? Силы?
Странно: я не нашелся, что ответить. Хотя ответ, казалось бы, лежал на поверхности. Во всяком случае, вопрос не поставил меня в тупик.
Но я не дал ответа. Отчего-то воздержался.
Лично для меня это был вполне определенный ответ.
Веня выдвинул ящичек стола, достал стопку страниц, бросил на стол. Я узнал свои заметки «А хотят ли эти русские жить?». Он убедился, что я увидел то, что мне показали, и вновь положил заметки в ящик. Задвинул и закрыл. Молча.
Стол – идеальная рабочая поверхность. Ничего личного, ни одной сентиментальной безделушки. За исключением, пожалуй, одной непонятной композиции: наперсток на небольшом серебряном блюдце. Иногда Веня в задумчивости перекатывал наперсток по краям блюдца, по столу, покручивал его в пальцах и со слабым звоном сбрасывал на блюдце.
Вот содержание моих заметок, если угодно.
А хотят ли эти русские жить?
Российские массмедиа стали запускать деморализующие нормального человека сюжеты.
И в этом стихийном процессе наблюдается переход количества в такое качество, которое уже настораживает и, я бы сказал, дурно пахнет.
То по либеральному телеканалу хапугу вице-губернатора Московской области покажут, который просто так, за здорово живешь, вывез из России миллиарды, и об этом все знают, а вот арестовать негодяя почему-то никак не представляется возможным: он, видите ли, был всего лишь человеком системы, винтиком, удачненько оказавшимся в нужное время в нужном месте – какой с него спрос?; то о коррупции в прокурорском корпусе расскажут со знанием дела и смакованием деталей, и при этом с тайным наслаждением пояснят, что наказать прокуроров-взяточников никак нельзя, потому как они фрагмент прогнившей системы; то о лесных пожарах заведут речь, чтобы подчеркнуть: все горит синим пламенем, а тушить попросту некому, ибо чиновники-коррупционеры в отпусках, проедают награбленное (опять же: отдельно взятый пожар не затушить отдельно взятым брандспойтом – это вам системный сбой, а не банальный пожар); то вот сегодня авторы патриотического журнала «Наше время», понаехавшие в Беларусь, стали с некоторым блеском в глазах рассказывать о том, что Россия как цивилизация – как система! – вымирает, что русские больше не хотят жить, уже не сопротивляются, и при этом авторов интересует не «как жить дальше», не модель выживания, а сладострастно будоражит совершенно отвлеченный, с точки зрения выживания, вопрос «кто виноват поименно в бедах матушки-России», то есть, авторы буквально иллюстрируют тип сознания инфантильный, безответственный, убогий, выморочный. Нежизнеспособный.
Примеров несть числа. Имеющий либо уши, либо глаза легко их приумножит.
Примеры складываются в систему, будь она неладна.
А система – в корявую судьбу. Эх…
Повторю: на человека, обладающего здоровым мироощущением, чувством собственного достоинства и внятным представлением о культурных ценностях, подобная «системная» симптоматика действует угнетающе.
Глядя на вышеупомянутых авторов, а равно и на их антигероев, которых они линчуют в стиле садо-мазо, хочется, чтобы эта Россия, которую болезные авторы, плоть от плоти деградирующей системы, как-то полномочно, уверенно, от души, представляют (при этом в старом добром русском духе то ли обожают отчизну (замечено, что при упоминании древнего имени Рогнеда у них наворачивается слеза), то ли презирают, то ли ненавидят), поскорее издохла.