Стало страшно за вечность.
Стало жутко.
– Время, к счастью, летит слишком быстро, поэтому мы, к сожалению, скоро увидимся, – сказал Платон.
Он старался излучать уверенность в наших общих слабых силах, но излучал нечто большее, а именно: мудрость».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
3
3.8.
– Платоша, я постирала твои рубашки. Сложи их, пожалуйста, в платяной шкаф. На твою полку. Нет, не надо, я сама.
– Alles! Alles! Алиса! Я уже лечу. На крыльях любви.
– Не надо, говорю же, я сама. Мне приятно.
– Мы превращаемся в домохозяйку, зайцы? В домоправительницу, пупсы?
– Не дождешься, мой платиновый. Только из-за твоей монографии. Пиши и знай мою доброту.
– Ты убиваешь меня своим великодушием.
– Будешь выпендриваться, останешься без обеда.
– Кстати, по поводу обеда… Автор уже начинает подумывать в эту сторону, уже предвкушать….
– Все уже на столе.
– То есть как? А помечтать, а меню обсудить, а слюну пустить, а получить по лапам, наконец, за то, что я стащу хлебную корочку? Нет, так нечестно.
– Говядина, тушеная особым способом, от которой некоторые млеют, за которую готовы душу продать, нас устроит? Бокал «Пино нуар» красного, полусухого – покатит? Салат, как мы любим, помидорчики, огурчики, лучок – не откажемся?
– Фантастика! Признайся, мы вчера это обсуждали?
– Ничего мы не обсуждали. Ты на себя взгляни: глаза блестят, смотрят в себя…
– А видят тебя…
– В себя смотрят, непонятно, с кем общаются… О чем с тобой можно говорить? Быстрее заканчивай свою монографию и возвращайся ко мне. Для меня время исчисляется не абстрактными годами, а конкретными минутами.
– Ну, ты же знаешь…
– Я тебя не виню, но я одна без тебя не могу…
– Ты знаешь, в меню чего-то не хватает.
– Чего?
– Первого.
– Первого? Какого первого?
– А вот этого первого.
– Платоша, тебе еще работать, не распускай руки. Получишь по лапам!
– Наплевать на монографию.
– Ага, так я и поверила. Платоша! По лапам! Платоша, все уже на столе… Ну, вот, мясо теперь остынет. Я тебя люблю…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
4
4.8.
Темнота.
– Кто, кто?
– Гомер. Меня зовут Гомер.
– Да слышу я, слышу. Не глухой. У нас, в земле славян, ты наверняка был бы Гошей. А дальше, у китайцев, – Го-Ша.
– Ты хотел меня видеть?
– Откуда тебе это известно?
– Мы же с тобой живем в одном мире – в одном времени, в одном пространстве. Здесь тайное рано или поздно становится явным. Ладно, смотри: вот он я.
– Маленький, неказистый… Слепой?
– Не настолько, чтобы не отличить правду от вранья.
– А у тебя-то что за интерес предстать пред мои светлые очи?
– Я тебе интересен как прошлое, а ты мне – как будущее.
– В принципе, конечно. Несомненно. Только вот почему именно ты и я субъекты диалога?
– Да потому что «Одиссея» – это фрагмент романа «Девять».
– Ты в своем уме?
– А ты сам подумай… Куда, по твоему, плыл Одиссей?
– Да мало ли куда. К Пенелопе, например.
– Верно, возвращаются всегда к женщине. А бегут от кого, знаешь? От женщины.
– Бегут, чтобы вернуться?
– Типа того.
– А смысл?
– Боже мой, Одиссей плыл по направлению от натуры к культуре. От сердца к голове. От интеллекта к разуму. Разве у мужчины есть выбор? Паруса души наполняются ветром познания только тогда, когда ты плывешь от полюса психики к полюсу сознания. Когда достигнешь полюса противоположного – куда тебе дорога? Назад. Цифра 9, кстати, весьма напоминает парус.
– Иди ты! И ты того же мнения?
– Конечно, да.
– Получается, ты начал «Одиссею», а я ее закончил?
– Те-те-те… Со скромностью у вас в XXI веке туго. Ты ее пытаешься продолжать. Я бы поосторожней был с идеей начала и конца.
– Ну, да, пытаюсь продолжать. Для меня большая честь…
– Ну, вот чего ты расшаркиваешься, как прыщавый поручик на балу, честное слово! Я по делу пришел говорить. Как мудрец к мудрецу.
– Я весь внимание.
– Забавно с тобой иметь дело. Ты что, правда цены себе не знаешь? В наше время с этим не шутили…
– Ну, почему не знаю? Я с уважением отношусь к себе, и все такое…
– Да не знаешь, я уж вижу, что не знаешь. Ты, Плато, не достоин сам себя. Так, кажется у классика?
– Что-то в этом роде.
– У вас, я вижу, не принято называть гения гением?
– Не особенно принято, если честно. Скорее, какого-нибудь недомерка в гении произведут…
– А что так? Ведь это безобразие, если гения не признают. Вот я гений, это ежу понятно. И ты гений. Разве нет?
– Гениальность – тема темная…
– Да не темни ты! Говори прямо: считаешь себя гением или нет?
– Видишь ли…
– Я слепой – ты забыл? Ха-ха!
– Я хочу сказать, что если ты не знаешь себе цену – то ты ничтожество; а если кичишься своей гениальностью – еще большее ничтожество.
– Ну-ка, ну-ка, как ты сказал? Да, далеко тебя занесло. Мне порой тебя не понять. А хорошо сказал!
– Я рад, что мы находим общий язык.
– Да кто тебе сказал, что находим? Ничего мы не находим. Так, болтаем всякое.
– Пусть так. Но болтать всякое с самим Гомером…
– Тьфу! Вот не люблю! Неужели ты не понимаешь, что я дурак?
– Боюсь, что отлично понимаю.
– Так чего же ты кривляешься? «С самим Гомером…»
– Я восхищен тем, что ты еще десять тыщ лет тому назад стремился к разуму.
– Насчет десяти тыщ лет вопрос спорный; возможно, что и все 9. Да, я стремился к Разуму. Глупый Икар слишком буквально понял мою метафору Солнце Разума. Понимаешь? Ха-ха! Спалил себе перья! Орел недобитый! А я видел Истину. Потому и ослеп.
– И что есть истина?
– А то ты не знаешь! И не надо переходить на шепот. Завели себе сакральную традицию: на Вы и шепотом…
– Где критерий истины?
– Если бы ты не знал, что есть истина, разве ты писал бы роман «Девять»? Вот тебе и критерий. Скажешь – нет?
– Я соглашусь с тобой, соглашусь.
– Разумеется. Надо знать себе цену.
– Только вот как объяснить это другим?
– А зачем?
– То есть, как зачем?
– Зачем объяснять это другим? Твоя задача приблизиться к истине. Не надо никому ничего разъяснять. Захотят понять что-нибудь в этой жизни – будут читать тебя, не захотят – туда и дорога.
– Все верно. Только у меня с ними одна дорога.
– Дао? Даога, как говорят дети. Устами младенца, ха-ха! Верно, у тебя с ними одна Даога. Но не унижайся до поисков читателей. Если Олимп не идет к Гомеру, следовательно, Гомер должен двигать кости к Олимпу. Ты сделал свое дело. Ты вошел в клуб избранных. Почему мы сейчас с тобой разговариваем? Мы члены одного клуба.
– Как называется этот клуб?
– Я бы назвал его «Девять», если ты не против.
– Пожалуйста, это великая честь для меня…
– Тьфу! Это для нас честь! Я ведь тоже писал «Девять», дурья твоя башка! Да вот ослеп, не выдержал! Сил хватило только на «Одиссею»… Хлеб-то надо было зарабатывать. Ты что, в самом деле не понимаешь, что каждый, кто серьезно относится к литературе, пишет «Девять»?
– Понимаю. Только мне как-то неловко об этом говорить.
– Тогда молчи. Главное – чтобы понимал. Ладно, пора мне. Вене привет.
– Что ты имеешь в виду?
– А то ты не знаешь… Скажи ему, что он входит в состав истины. Кстати, как у тебя со зрением? С умственным зрением – полагаю, до тебя дошло, о чем я? Не притупляется после того, как тебе открылась истина? Ведь эта вспышка – что-то нечеловеческое. Мощность – сто тысяч солнц, примерно. Думаю, пора тебе возвращаться к женщине. Жена, домашний очаг – что может сравниться с этим покоем?
– Погоди минуту. Когда еще увидимся в следующий раз. Может, опять через 9 тыщ лет. До меня слухи дошли, по поводу авторства «Илиады» и «Одиссеи»… Можно спросить?
– Читай, что ты написал. Там все ответы.
– Ты думаешь, я все понимаю, о чем написал?
– Учись у себя. Другого пути нет.
Темнота.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
5
5.8.
Венеция встретила меня проливным дождем.
Веня нетерпеливо поглядывал на меня.
– Ну? – спросил, наконец, он.
– Плохи дела, – ответил я. – Никакого центра по управлению космическим оружием в районе Вечного города не существует.
– То есть, как не существует? Как это – не существует? Он должен существовать. А если не существует – тем хуже для него! Я раздраконю к е…еням всю эту древнеримскую бутафорику! Не будите Везувий!
– Веня, этого центра в районе Вечного города не существует так же, как не существует его и под Вилейским водохранилищем. Это блеф. Вы, господа, пугаете друг друга, а у страха глаза велики.
– Не учи меня жить! Мне нужен этот центр под Римом! Вынь да положь. Этот миф мне слишком дорого обойдется. И тебе, кстати, тоже. Нам обоим нужен этот центр. Точно так же, как нашим врагам нужен несуществующий центр под Вилейкой. У нас у каждого по козырному тузу в рукаве. Кстати, откуда тебе известно, что под водохранилищем ничего нет? Это мой самый большой политический секрет. Этот мыльный пузырь давно стал глобальным фактором геополитики. Этот радужный пузырек подпирает Гео.
– Веня, что мне твои секреты? Я был у Марии.
– У какой Марии?
– Не у твоей дочери, нет. У той Марии.
Веня мгновенно успокоился. Мой визит к «той Марии» его поразительным образом никак не заинтересовал. Плохой это был знак или хороший?
Впрочем, что было гадать. Веня уже принял решение. Развязка была близка.
– Ты думаешь, реальность центров имеет какое-нибудь значение? Никого не интересует, существуют центры или нет. Меня интересует другое: как ты докопался, что мы блефуем? Сейчас не я, сейчас ты самый страшный человек в мире. За твою жизнь я не дам и ломаной луны. Ты сам подписал себе смертный приговор. Боюсь, ты просто не оставил мне выбора.
– Выбор есть всегда. Вот тебе сейчас предстоит выбрать между моей смертью и возможностью видеть свою дочь, Марию. Посмотрим, насколько ты у нас железный.