– Понял? И я там был, – заключил Веня.
– Где там?
– У Марии.
– Раньше надо было сказать. Я бы ей привет передал.
– Так ведь ты и был моим приветом. Посланником и приветом одновременно. Помахал ручкой тете Марии от дяди Вени.
– А получилось, что хвост стал вилять собакой, ты не находишь? Теперь ты мой привет.
– Не хочешь спросить, чем мы занимались на яхте с Филей?
– Я знаю, Веня.
– Научился читать прошлое?
Теперь привилегия отставлять вопросы без ответа безоговорочно перешла ко мне.
Мелкие чайки кружили вразнобой, напоминая рассеявшийся пух, поднятый потоком воздуха вверх. Их тела отливали на солнце белым серебром, словно чешуя рыбок, за которыми они охотились.
Потом чайки опустились на воду и покрыли ее легкими белыми поплавками.
Успокоились».После прочтения повести, я задал автору только два вопроса. Первый:
– Веня, развей мои сомнения. Мне кажется, ты стал гораздо меньше выражаться на крепком русском. Я прав? Уж не мое ли влияние сказывается, а, Веня?
– А ты знаешь, отчего «поле брани» называется именно так?
– Поле битвы – оно же поле брани… Нет?
– Нет, нет, ничего подобного. В прежние времена, когда хотелось выплеснуть из себя агрессию, люди выходили в поле и бранились, матерились, орали благим матом. Не в лесу, где тебя деревья окружают, да и живность всякая, а в голом поле орали, чтобы рассеялся заряд агрессии. В пух и прах. Мои гении доложили мне, что бранные слова разрушают ДНК, генетический аппарат, они влияют на наследственность того, кто выражается, естественно. Словом, мутагенный эффект на лицо, черт бы его побрал. Ну, вот, совсем без брани не могу, брат. И наоборот, Платоша: молитвы ставят хромосомы и спирали на свои места. Матерщинники живут меньше. Марсик II, я подозреваю, окочурился от того, что я его, сукиного кота, матом крыл на чем свет стоит. Думал, что если ругать – то это на пользу. Вышло, что во вред.
– Боишься ругаться?
– Боюсь поминать всуе… Вот воскликну в сердцах, задам чертей, не к ночи будь помянуто, и чувствую, что опутывает меня тот мир. Я словно окликнул их, а они отзываются. Вот и Марсики мои отныне посветлее станут: светлые коты специализируются на том, чтобы отдавать хозяину свою положительно заряженную энергию.
– Значит, я здесь не при чем? В храм потянуло. В мистику чертову. И ты, Брут…
– Почему сразу в мистику? Мои академики выяснили: качество интеллекта напрямую зависит от частоты употребления «горячих» слов. Способность контролировать эмоции – вот что характеризует интеллект. Способность обуздывать их, подчинять, но не подавлять. С горячительным, судя по всему, следует быть осторожным всегда и везде.
– Значит, без меня здесь дело все же не обошлось?
Комментариев не последовало.
Вопрос второй:
– Мефистофель, он же дьявол, – это метафорическое преломление натуры в человеке; культура – Бог, если угодно. Не кажется ли тебе, Веня, что твоя повесть именно об этом?
Барон уклончиво промолчал.
В другой раз, когда мы вскользь затронули литературную тему, он отреагировал следующим образом (отзываясь не столько на мои слова, сколько на свои мысли, как это часто бывало):
– Твое описание любви… От этого тошнит. Переживания какие-то, кривлянье. Нафталином, испорченным еще в XIX, нет, в XVII веке, несет за версту. Современные отношения мужчины и женщины – в принципе не такие. Тебя читать никто не будет. А меня – будут. Но мне на это наплевать. Кстати, дай мне почитать что-нибудь свое, из последнего. «Ad astra», кажется?
Если ты мужчина, мачо, самец, твоя жена и твои любовницы должны оказаться в одной постели с тобой. Чем раньше – тем лучше. Если этого не произошло, если вы все не делите одно ложе, то это вовсе не означает, что женщины по природе своей хороши; это значит, что ты не справился со своей задачей. Не вижу здесь никакой нравственной проблемы. Хотя математически пока не доказано.
– В таком случае, чем тебя так задело описание любви, Веня?
– Ненавижу любовь, понял?
– Ненавидишь то, чего нет?
– Именно. Поэтому и тебя ненавижу. Хочешь, вызову тебя на дуэль, чтобы прикончить по благородному?
– А разве то, что происходит между нами, можно назвать как-то иначе, нежели поединок? По-моему, ты опоздал с вызовом: дуэль уже давно началась. И повесть твоя – просто запоздалое тому подтверждение. Это ответ на мой роман.
– Ты слишком высокого мнения о себе, если решил, что способен так долго противостоять Барону. Вот сию секунду я смахну тебя в урну вечности, будто муху сраную. Желаешь?
Думаю, он специально не дал мне времени на ответ. Вместе со словом «желаешь», которое сопровождалось острым крючком «?» на конце, в комнате возник Аспирин.
– Ну? – уставился на него Хозяин.
– На кладбище неладно.
– Говори, не тяни, знаешь ведь, что не люблю, балбес, бля. Тьфу, ну, разве можно с вами не ругаться?!
– Батюшка… Отец… Нико повесились.
– На сосне, что ли?
– В точности не знаю.
– На сосне, конечно, сволота. Стволы гладкие, ветки крепкие, от земли высоко, одно удовольствие… У тебя коты на примете есть?
Аспирин выпучил глаза, подался всем телом вперед и старался быстро соображать, чтобы угодить Хозяину. Но связи между котами и Никодимом, очевидно, не улавливал. Поэтому тупо молчал, сбитый с толку.
– Мне нужен Марсик.
– Есть, есть, есть один котик. У дочери моей кошка Маргарет недавно окотилась.
– Порода?
– Британцы, дымчатые, упитанные, большие. Своенравные, черти. На кривой козе не подъедешь.
– Цвет?
– Светлые, как бы бурые… С голубовато-серым оттенком…
Было видно, что описание цвета тяжело давалось Аспирину.
– Не черные?
– Нет, нет, Боже упаси…
– Такой мне и нужен. Выберешь лучшего. Нет, трех лучших. Вот за это спрошу. А Нико… Отработанный материал. Он давно уже сломался. Предай земле то, что от него осталось. Аминь.ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
3
3.9.
– Платоша, почему ты бросил писать свою монографию?
– Не пишется.
– В чем дело? Расскажи.
– Как тебе объяснить… Бред какой-то. У меня предчувствие, что я начну писать роман. Впечатление такое, будто писатель вырывает из рук ученого-мыслителя вечное перо. Два джентльмена дерутся, как торговки на базаре.
– Роман? Разве ты рожден писателем? Так странно слышать от тебя такое… Мой муж – писатель… А что, в этом что-то есть. Но все равно странно. Ты такой умный, а писатели такие легкомысленные…
– Мне и самому странно. В общем, забудь о том, что я сказал про роман. Это я так, от отчаяния.
– Я так тревожусь, когда у тебя что-то не получается. Как будто я сама накосячила.
– Все у меня получается. Просто творческий кризис. Это нормально.
– Я заметила: как только тебя настигает творческий кризис, это сказывается на наших отношениях.
– Правда?
– Да, да. И наоборот: как только у нас все хорошо, ты тут же бежишь к столу. Как сообщающийся сосуд.
– Завтра к нам должны прийти Венера с Веней. У них дела идут в гору, они такие важные.
– Да, они на пике жизненного успеха. За них можно не беспокоиться. Но вот завидовать им не хочется.
– А кому ты завидуешь?
– Как кому? Нам.
– Правда?
– Ну, конечно. Лучше, чем у нас, просто не бывает.
– Откуда ты это знаешь?
– Женщина не может не знать таких вещей. Это дано нам от рождения.
– Так-так-так, так-так-так…
– Платоша, ау, ты где?
– Да я, вроде, здесь. Как ты думаешь, не повесить ли вот на эту стену картину? Что-нибудь космическое. Последнее время на меня давит космос. Извини за бред.
– Кажется, я понимаю. Тебе надо писателя и мыслителя усадить за один стол и дать им домашнее задание. Пусть пишут роман.
– Сказку, что ль? В которой намек на намеке сидит и намеком погоняет? Да меня уже тошнит от многозначительных намеков. Умным людям сегодня нужны особые сказки. Научные фантазии, что ли.
– Вот, вот. Пусть пишут роман, в котором растворится твоя монография.
– Как ты себе это представляешь?
– Я же в тебе растворилась? Да еще как. А ты – во мне. Вот, потрогай мой живот. Представляешь, как маленький будет толкаться, рваться на волю, к нам с тобой. Но ведь этим маленьким будешь ты – во мне.
– Хочешь сказать, что ты беременна?
– Я бы очень хотела так сказать… Пока не знаю. Ты был бы рад?
– Честно? Я был бы ошеломлен. Рад – это глупая, бедненькая для такого случая эмоция.
– Обычно все говорят: я так рад, дорогая.
– Вот они и плодят себе подобных. Скупость в мыслях порождает скудные чувства.
– Но все-таки ты был бы рад?
– Конечно, рад.
– Ну, вот. Так бы и сказал. Ведь рано или поздно это случится. Я это знаю. Поэтому ты готовься.
– Скорее всего, ты права.
– Я знаю. У нас будет замечательный ребенок.
– Нет, я о другом. Пусть сольются в романе инь и янь.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
4
4.9.
Темнота.
Атум-Хепри.
Темнота…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
5
5.9.
Я ощутил себя переминающимся с ноги на ногу на территории Марии.
– Доброго времени суток, Мария!
– Доброго времени! Добро пожаловать!
– Спасибо. Ты очень приветлива.
– Не обольщайся, далеко не всегда. И не ко всем. Но в сей момент я рада тебя видеть.
– Я ненадолго. Можно сказать, по делу. Появилось несколько вопросов, без ответа на которые жить мне становится все труднее. Я начну, если позволишь.
– Но я не справочное бюро. Я вообще, можно сказать, имею отношение к появлению вопросов, а не к ответам на них.
– Я знаю, знаю. Возможно, я к тебе затем и пожаловал, чтобы поднабраться вопросов. Возможно, мне как раз и нужны ответы в форме вопросов.
– Давай попробуем. Я вся внимание. Вот оцени, что я сейчас сказала: в данный отрезок времени я вся состою из внимания. Из тех материй, из которых соткан интерес. Прелесть, правда?