– Да уж, забавно. Где Бэлла?
– Кто такая Бэлла? Ах, Бэлла… Всех разве упомнишь: Грэтхен, Маргарита, Бэлла… Об этом лучше спросить у Васи Сахара. Он унес эту тайну в могилу.
– За что ее убили?
– Ее никто не убивал. Она сама себя убила. Отравилась. Пожалуй, «убила» в ее случае – слишком громко сказано. Она просто не захотела жить.
– Причина?
– Любовь к Вене.
– Страсти-то какие.
– Она бросила свою любовь к ногам Вени как обвинение. Она рассказала ему, как любила его всю жизнь, и то насилие над ней, девчонкой, она вовсе не восприняла как насилие: это была любовь. С первого взгляда. Ну, что значит, с первого взгляда? Просто люди видят то, что искали (даже если не догадывались об этом). Зачем второй или третий взгляд, если достаточно первого? Любовь с первого взгляда – бессмысленное выражение. Масло масляное. Просто – любовь. Она вовсе не боялась русского солдата, а с тихой страстью отдалась ему. Он был ее первым и последним мужчиной. Зевсом, проявившим невинный интерес к юной земной красавице. Кстати, после этого с Веней что-то случилось. Когда он встретил Венеру, он был ко многому готов. Вот видишь, встречи с женщинами меняют вас, мужчин. Тебя тянет ко мне, женщине…
– Шутка? Чувство юмора? Блещешь остроумием?
– Не уверена. Истина, мысль – в русском, очень умном языке, категории, отчего-то, женского рода. Возможно, я это имела в виду. Женское начало – вечно живое. Представь себе «мертвую мысль». Как-то не по себе становится…
– Представляю. Забавно: ты тоже во многом не уверена. Это как-то придает мне уверенности.
– Все это так непросто…
– Знаю. У меня от тебя голова кругом.
– В каком смысле?
– В самом что ни на есть земном. Ты мне нравишься. И это волнует меня.
– О! о! о! Хорошо, что нас не слышит Алиса, верно?
– Я хочу тебя. Чувствую себя немного преступником, но все равно хочу.
– Как тебе такое в голову могло прийти!
– Не знаю. Тебе виднее. Только это не в голову пришло.
– Вы, люди, порой пугаете меня. Хотя если бы вас не было, что было бы со мной? Могу ли я существовать отдельно от вас? Вопрос открытый.
– А ты меня не пугаешь. Почему ты не обиделась? Почему тебя не оскорбили мои слова? Они тебя не оскорбили, я это чувствую.
– Я вынуждена признать: процесс познания – это очень интимный процесс. Результат процесса можно показать другим, а вот сам процесс – штука темная и сомнительная, что ли. Во всяком случае, не терпит свидетелей. Никогда не знаешь, что из этого получится.
– Сколько всего аморального я совершил – а все из любви к нравственности!
– Верно, верно. И никому об этом не расскажешь. Ты чист, а всем будешь казаться грязным.
– Вот, вот. Поэтому я рад тебе открыться. Мне нечего скрывать, я вообще презираю тайны, но я вынужден секретничать, иначе не проживешь. У тебя много поклонников?
– Как тебе сказать… Если попытаться отразить эту сторону моей жизни на твоем языке, получится что-то вроде следующего: я – вечная невеста, которая никогда не станет ничьей женой. И ничуть по этому поводу не горюет.
– Но мужчины у тебя были?
– Были. Здесь следует остановиться. Я надеюсь, ты пощадишь мою скромность, обнаружив чувство собственного достоинства. Не стоит продолжать эту тему.
– Значит, тебя тоже тянет к мужчинам?
– Тянет… Но ревновать меня не надо. Я не девка, я невеста…
У меня все было с ней, как с женщиной, только женщиной при этом она не была. Все ее женские прелести, манера поведения, жесты, темперамент – все, все в ней было пугающе идеальным; тело, между прочим, было смутно знакомым, близким к пропорциям Алисы. Но впечатление суррогатности, неорганичности не покидало меня.
Длился сладкий миг экстаза очень долго – может, сутки, по земным меркам. Может, гораздо дольше. Во всяком случае, на это потребовалось время.
– Утолил свою страсть к познанию? – спросила она с улыбкой, стыдливо запахивая на себе халатик.
– Нет, – честно ответил я.
Она рассмеялась так, будто смешнее ничего не слыхала в своей жизни.
– Мария, с кем я сейчас занимался любовью?
– Скажем так: еще недавно, в тот момент, когда мы были вместе, я вся состояла из страсти. Ты хочешь внести меня в свой донжуанский список?
– Маша, ты же знаешь, что это не так!
Она покраснела. Честное слово, она покраснела!
– Извини, – сказала она. – Не называй меня так больше. Это слишком интимно даже для наших отношений. Пойми меня правильно, я меньше всего хочу тебя обидеть, но… В общем, давай считать, что между нами не было ничего личного.
Она твердо посмотрела мне в глаза.
– Конечно, – сказал я. – Безусловно.
– Вот и ладненько. За это ты еще больше достоин любви. Ты на глазах становишься другим, Платоша.
– Платон. Я бы предпочел – Платон.
– Да, конечно. Извини. Мне безумно жаль с тобой расставаться. Я-то знаю, насколько ты хорош.
– Спасибо, Мария. Если бы ты знала, как мне приятно это слышать.
– Я вижу, ты все понимаешь правильно. Процесс познания тоже должен быть человеческим. Даже к камню надо относиться по-человечески или к облакам, не говоря уже о разуме. Почему люди так небрежно, так бездумно относятся к разуму, Платон? Или к любви? Все бесценное для них превращается в товар, который ничего не стоит.
– О, Мария, твое чувство юмора делает тебе честь.
– Разве я сейчас пошутила?
– Возможно, и нет; но бездна горьковатой иронии – это то, что сегодня хочется считать культурной ценностью.
– Можно, я тебя поцелую?
– Маша…
– Что же я делаю! Я совершаю преступление против совести: я не должна превращать тебя в раба истины, в маньяка вечных истин! Это недопустимо. Это называется сбивать с пути истинного. С меня за это строго спросится. Ах, тебе не объяснить…
– Я уже в состоянии понять то, что невозможно объяснить. Я уже никогда не стану ничьим рабом. Даже рабом истины.
– Правда? Значит, я уже стала частью тебя. Ты быстро возмужал. Стоп! Знаешь, где мы сейчас с тобой побывали? Мы пронеслись по пятому уровню. Боюсь, что чиркнули по шестому. Все так стремительно. Ты постепенно осваиваешься в лабиринтах мироздания.
– Скажи, а у тебя есть начальник?
Она рассмеялась.
– А это вопрос первоклашки, извини. Какой начальник? Я сама себе царь и бог. Хорошо, царица и богиня. Я сама с себя строго спрошу. У нас высочайшая степень самоорганизации. Мы сами себе кнут и пряник. Нам не нужны пастыри со стороны.
– А почему я здесь не вижу никого, кроме тебя?
– Хороший вопрос, очень хороший. Ответ нужен?
– Ты хочешь сказать, что…
– Вот именно.
– Я долго думал… Пожалуй, я подарю тебе моего скарабея. Нет-нет, я этого хочу.
– Дареное не дарят, – сказала Мария, взглядом сообщая мне что-то очень важное.
– Ты хочешь сказать…
– Я давно обронила этого жучка. Но это именно мой талисман. У него поцарапана левая лапка, вот, видишь? Так что скарабей счастливо обрел хозяина. А по поводу твоего презента на память не беспокойся. Ты сделал царский жест: подарил мне чувство юмора – обхохочешься, доложу я тебе. Как Иван, который пошел туда, не знаю куда, и принес то, не знаю что. Но ты попал именно туда, куда надо, и принес именно, что требовалось. Удивил мир. Как видишь, Платон, ты сыграл роль сказочного героя. Боюсь, и не одного. Кроме того…
Она опять покраснела.
– В общем, я теперь имею представление о том, что вы называете любовью. Но вот что мне не дает покоя: если не совмещать любовь с юмором, то гремучая смесь получается. Чистый яд. А если совместить, то на выходе будем иметь какое-то диво-дивное… В общем, получается коктейль из живой воды с мертвой. Напиток богов. Немногим дано вкусить сей нектар. Это высокий уровень.
Мария долго молчала. И я молчал, думая, как мне казалось, ни о чем (прекрасно при этом сознавая, что вблизи Марии думать ни о чем было невозможно: уже своим присутствием она организовывала строй мыслей и задавала ему направление).
– Я все никак не могла понять, почему мне фатально не удается зацепиться за 9 уровень. Теперь поняла. Все дело в чувстве юмора. Понимаешь? Ничего ты не понимаешь. Ты думаешь, это ты ко мне пришел? Не исключено, что это я к тебе пожаловала.
– А пожаловала, так отплати мне добром за добро. Могу я узнать, где находится Мария, дочь Вени?
Мой вопрос отчего-то Марии не понравился.
– Мне кажется, твой визит затянулся, – сказала она. – Я больше не хочу тебя видеть. Даже тебе изменило чувство меры. Человек, увы, несовершенен.
Я молча встал и направился к выходу.
– Спроси об этом у Астролога из Венеции, – прозвучало мне в спину. – Прощай.
Я сдержал себя и не оглянулся. Что-то подсказывало мне, что я нарвусь на пустое место. А мне хотелось, чтобы Мария осталась в моей памяти желанной и не чужой. В общем, частью моей жизни, которую вовсе не хотелось вычеркивать из памяти.
Но я все-таки оглянулся. (Вот она, моя суть! Я обожаю расставлять все точки над ё . Не люблю мифы, миражи, фантомы. Люблю грубую реальность. Предпочитаю видеть то, что есть, а не то, что желаю увидеть.)
Мария замерла посреди комнаты, опустив руки вдоль тела.
В глазах её стояли слёзы.
Конечно, я забыл её поблагодарить.
А вот не попрощался с ней я вполне сознательно (что было совсем невежливо, согласен – зато символически: мне важно было дать ей этот знак).
– Подожди, – сказала Мария.
Я остановился.
– Возьми вот это, – сказала она, вкладывая мне в ладонь небольшой предмет с острыми краями.
– Что это?
– Половина скарабея из нефрита. Вторая половина его будет появляться в твоей жизни тогда, когда ты будешь нуждаться в помощи. Помощь никогда не отвергай, принимай с благодарностью. Возможно, я поспешила, выбрав тебя, – я ведь тоже могу ошибаться. Но мне кажется, что ты именно тот, кто нужен, чтобы продлилось время человеческое. Кроме того, ты нужен им.
– Кому – им?
Исчезновение Марии совпало с моментом моего пробуждения.