– Мммм. Ну вот, например: «Бабушка, это у вас черная смородина?» – «Нет, красная». – «А почему она белая?» – «Потому что зеленая».
– Ха-ха-ха-ха!
– Ты понял?
– Нет!
– А что смеешься?
– Ну ведь смешно, сама красная, а белая, потому что зеленая.
– А почему так, знаешь?
– Нет, а почему она белая?
– Потому что зеленая.
– Аааа, это абстрактный анекдот?
– Нет!
– Значит, бабушка сумасшедшая?
– Нет, зеленая, значит, незрелая. Вот она и белая, потому что зеленая.
– А почему она белая, а не зеленая?
– Потому что она уже не зеленая, но еще не красная.
– А почему она не коричневая?
– ???
– Переход цвета между зеленым и красным дает коричневый.
– Потому что она растет не в фотошопе.
– Логично!
– Теперь понял?
– Понял, а когда она будет черной? Когда перезреет?
– Нет, она не будет черной, потому что она красная.
– Так она же белая!
– ПОТОМУ ЧТО ЗЕЛЕНАЯ! А называется красная.
– Я понял. Но без объяснения смешнее было.
На следующее утро Самир и Мариам уехали к себе в Голландию, а полковник – на военную базу. Из дома он, по обыкновению, выехал перед рассветом. В свете фар увидел на дороге несколько больших камней и сразу сообразил, зачем они: водитель в темноте выходит из машины, наклоняется убрать камень, злоумышленник бьет его по голове и скрывается с деньгами. Полковник, наоборот, прибавил газу и поехал прямо по камням. И так ехал еще 100 километров до ближайшего автосервиса.
– Отец, у тебя же пистолет, напугал бы их! – сказал Рашид, которому он позвонил, добравшись до базы.
– Мне 75 лет, мог бы и промахнуться. А жаль!
Как и о помолвках своих детей, так и о появлениях внуков полковник узнает последним. Сыновья к нему не по уставу почем зря не обращаются, а, что люди говорят, он не слышит, потому что когда-то оглох из-за взрыва. Поэтому узнает он что-то тогда, когда ему жена сочтет нужным сообщить.
– Самир, а что же ты сам отцу не сказал? – спросила Мариам.
– С ума сошла? Он тогда узнает, что я занимаюсь сексом.
– А то он и так не знает.
– Теоретически он знает, а практически он об этом не думает. Вообще, если мужчина с другим мужчиной свою жену в сексуальный контекст помещает, то он тьфу, а не мужик.
– Поняла, это и называется экзистенциализм. Когда чего-то нет, но на самом деле оно есть. А как тогда он узнал?
– Ты сказала мне, я сказал маме, мама сказала Амире, Амира сказала своему мужу и братьям. А отцу, кроме мамы, сказать некому, а она, видимо, опять на него обиделась, потому что он опять грозится отвезти Карменситу к ее детям. Вот только недавно и сказала. Он спросил, правда ли, что Мариам чуть-чуть болеет. Я ответил, что правда, слава Богу. Он очень обрадовался, сказал, что очень давно этого ждал.
– Даааа. Непосвященный в тайный код подумает небось, если услышит, что два каких-то садиста разговаривают. Сначала болеет, потом совсем разболеется, а потом будет кризис и резкое выздоровление. А на седьмой день барашку сделают эвтаназию.
Праздник в честь рождения внука прошел в Марокко, потому что так дешевле и аутентичнее. Дешевле? Мариам смеялась в гордом одиночестве, потому что ее тапочки тоже марокканские.
На самом деле Самир попросил отца купить двух хороших баранов и пригласить пять чтецов Корана, а он ему деньги потом отдаст, когда приедет. Полковник сказал, что он бы с удовольствием, но приехать домой никак не может, так как генерал с проверкой пожаловал, поэтому он выписал для Аиши чек с пропущенной суммой, пускай она все организует. Зная свою маму, Самир подумал, что двумя баранами тут не обойдется, и был прав.
Аиша позвонила в тот же вечер, сказав, что уже купила двух баранов с самыми крутыми рогами, но поскольку среди гостей будут пожилые люди, для которых баранина – слишком тяжелая пища, то она еще заказала тридцать кур.
На следующий день она позвонила снова, мол, народу будет немного больше, чем она рассчитывала, поэтому баранов будет три, а кур пятьдесят.
Еще через сутки баранов стало четверо, а кур шестьдесят. Еще откуда ни возьмись, появились блюда с фруктами и сладостями, количество которых тоже постоянно росло, флаконы парфюма для гостей, официанты во фраках и тент на крышу.
– А зачем тент? – давясь смехом, спросил отец Мариам и тесть Самира.
– А там женщины будут сидеть. Просто на крышу неприлично гостей сажать, а тент будет красивый, там столы поставят, стулья, украсят все. Мужчин в салоне посадим, они же все свои, заранее известно, кто придет, сколько надо продуктов, да и все приличные люди. А женщины – другое дело, для них нужно много продуктов про запас, потому что никогда не знаешь, сколько их будет, кроме того, они еще с собой в пакеты еды наберут, да еще и вдруг сопрут что, вот пусть под тентом и сидят, там ничего ценного.
– А почему у вас женщины такие дикие, а мужчины нормальные?
– Это же так просто! Например, я зову тебя в гости, ты пришел. Понятно?
– Ну да, естественно.
– А вот смотри, зову я в гости тещу. А у нее в это время ее сестра гостит с детьми.
Теща:
– У меня нет никакой сестры.
– Ну не сестра, вот выходишь ты из дома нарядная, а тут соседка спрашивает, куда ты направилась. Ну и придется тебе ее с собой взять, а то неудобно. Вот так женщин много и получается, причем непонятно каких.
– Когда это я к тебе в дом приводила кого попало?
– Ну хорошо, я пригласил в гости не тещу.
– А тебе бы кого попало позвать, лишь бы не тещу!
– Да поезжай в Марокко на здоровье, моя мама тебя встретит как родную.
– ....и посадит на крыше.
– Там есть тент, его украсят!
Поругаться они не успели, потому что позвонила Аиша и сказала, что тех, кто будет готовить, тоже надо чем-то кормить, поэтому к баранам присоединился еще и козел.
Эпилог
Недавно Самиру звонил один из его братьев. Говорит, полковник на здоровье жаловался. А именно схватился за сердце и заорал на весь дом: «Помогите, умираю! Поверните меня к Кибле, быстро! Ох, умираю! Laa illaha illah Allah, Mohammed rasoul Allah!» Семейство уселось вокруг, Коран читает, все как положено. Потом Аиша пошла ужин готовить, возвращается, говорит сыновьям: «Пойдите поешьте, а я с отцом посижу». Полковник: «Я не понял, на меня ты уже не готовишь? Обрадовалась небось! Не дождетесь, масхоты!»[9] Встал и пошел ужинать. И все обрадовались. Даже Карменсита, потому что привыкла уже к нему за без малого тридцать лет.
Римма Осипенко
СЕКРЕТАРШИ ПО ИМЕНИ ЮЛЯ
В далекие 90-е, которые многие называют ужасными, а на самом деле время было золотое, о расцвете фирмы узнавали просто. Если появлялась секретарша – дела идут.
Причем нанимали секретаря не сразу, а когда деньги появлялись. Речь не идет о конторах, где первым делом в приемной сажали раскрашенное существо с ногами, которое и не думали использовать по указанной в штатном расписании должности. Существа были одной из ярких примет эпохи, наравне с малиновыми пиджаками и барсетками, ставшими частью фо́льклора.
В нормальных фирмах в один прекрасный день всем, во главе с руководством, надоедало бегать к телефону, набирать и печатать не имеющие отношения к непосредственной работе бумажки, варить себе кофе.
– Женечка, давай возьмем секретаршу, – подкатилась однажды в хорошую минуту директор консалтинговой фирмы Мякишева к большому начальству. Фамильярность директора объяснялась совместным обучением Мякишевой и босса в школе. Они сидели за одной партой, и в свое время Мякишева частенько поколачивала будущего руководителя деревянным пеналом. Но он оказался не злопамятным.
– Э-э-э… – невнятно промычал босс.
– Нам хватит, – находчиво ответила Мякишева на невысказанное сомнение, – сколько там нужно на одну маленькую девочку…
– Денег на зарплату больше не дам, – пробовал угрожать босс Женя, но Мякишева уже посчитала, что если отщипнуть от каждого по чуть-чуть, то они, почти не ущемляя своих финансовых интересов, как раз наскребут еще на одну ставку.
Мякишева уже несколько дней интриговала. Мальчикам-юристам она рассказывала, что в фирме появится новая красавица. Теткам-аудиторам сулила избавление от компьютерного набора, что для них, еще не до конца доверявших калькуляторам, считавших бухгалтерские программы сатанинской придумкой и тоскующих по счетам с костяшками, было просто даром небес.
Так в небольшой фирме, где Мякишева процветала директором, появилась Юля Первая.
Это теперь есть всякие рекрутинговые агентства. А тогда секретарей брали с улицы. Юля была дочерью знакомой оценщика Паши. Мякишева подозревала, что больше, чем просто знакомой, так как Паша долго мялся и блеял, когда предлагал Юлину кандидатуру.
– У нее такая мама, такая мама, – закатывал глаза лысоватый Паша, большой спец не только в оценке нежилого фонда, но и по бабам (что они в нем находили, в конторе понять не могли – урод уродом), – вы не пожалеете, если возьмете эту девочку.
Утром пришла кругленькая страшненькая блондиночка, одетая так, будто собралась в поход по родному краю, – потертые ботинки, ветровка, мешковатые штаны. Мякишева как-то по-иному видела своего секретаря, но решила не вредничать. Тогда она была доброй и покладистой, и слова «ты совсем уже как Мякишева» почти никого не обижали. Хуже было другое – Юля ничего не умела. Ни по телефону разговаривать, ни кофе варить. Компьютера не боялась, и то хорошо. У нее получалось с первого раза набрать письмо заказчику не теряя текст безвозвратно в самом конце, что для многих в конторе было высшим пилотажем.
И еще Юля была очень обидчивой. Она обижалась, когда ее поторапливали, просили отвезти документы в банк не на машине с водителем, а троллейбусом, не садиться на столы юристов в присутствии клиентов и перестать болтать по телефону с мамой и подружками.