—Хьюго! Что здесь делает Альфред Цин?
—Выиграл соревнования по виндсерфингу,— ответил Хьюго.— Я был его спонсором.
Каждый ноябрь яхты стоимостью в миллион долларов соревновались в гонках вокруг острова Гонконг, и каждый ноябрь происходило своеобразное торжество новшества над традициями — кто-нибудь с несколькими свободными сотнями долларов, уймой выносливости и не меньшей храбростью выигрывал состязания по виндсерфингу.
—А я и не знала, что он умеет.
—Брал уроки у Синтии Хайд.
—Да, она, конечно, хоть кого научит.
В тридцать пять лет — столько, должно быть, ему сейчас — Альфред Цин был по-прежнему по-мальчишески красив. И очарователен, если судить по интересу, читавшемуся на лице рыжей.
—Ты сейчас угодишь в мол.
Резко вывернув штурвал и бросив еще раз взгляд на Альфреда Цина, Викки миновала мол и оказалась в гавани. Мертвая зыбь перекатывалась с востока. «Вихрь» устремился туда, как юноша, уходящий из дома на званый ужин.
Подбородок отца был вызывающе вздернут.
Сначала Викки подумала, что он смотрит на тяжелую громаду комплекса «Экспо-центра», возводившегося в районе дороги от старого аэропорта КайТэ. «Экспо» было своеобразным подарком гостям, которые прибудут на торжества по случаю «1 июля 1997 года». Большинство зданий возводилось в соответствии с задуманными сроками — окруженные кранами и роем сновавших туда-сюда по бамбуковым лесам рабочих. С другими же, подобными ультрасовременному отелю Макинтошей «Голдену», дёла обстояли хуже. Он одиноко стоял в центре строительной площадки «Экспо» — его высокий скелет был частично покрыт стеклом, словно полузаконченная ракета, находящаяся далеко от стартовой площадки.
Хьюго сказал ей, что КНР, которой постоянная нехватка в Гонконге рабочей силы была только на руку, делала все, чтобы у Макинтошей были трудности с наемом рабочих. Китайцы совершенно очевидно хотели чего-то, хотя и не говорили чего. Все, что оставалось Хьюго и его отцу,— вести вслепую переговоры с коммунистами-бюрократами.
Но тем не менее не «Голден-Экспо» приковал внимание Дункана Макинтоша, а видавшее виды грузопассажирское судно, шедшее с востока. Викки узнала его. Его изящный корпус когда-то был выкрашен в белый цвет. Толстый слой ржавчины виднелся на бортах. На огрызке трубы, из которой вылетали черные клубы дыма от низкосортного дизельного топлива, Викки разглядела красно-золотистые волны и якоря шанхайской пароходной компании «Хай Син».
—Это «Данди»?— спросил Питер.
—Это «Инвернесс»,— прорычал отец.— Каждый дурак это видит. Посмотри!
Хрупкая фигура Питера поникла в замешательстве. Мэри Ли, энергичная уроженка провинции Фуцзянь, привстала со скамейки кокпита, чтобы прийти ему на помощь, но увидела Фиону, жену Хьюго, покачавшую головой, и ледяной взгляд Салли Макинтош. Хьюго ободряющим жестом старшего брата обнял Питера за плечи, и Викки инстинктивно погладила его по волосам, но глаза ее смотрели на отца — он тоже страдал.
Когда-то давно «Инвернесс» принадлежал Макинтошам, и «Данди» тоже. И «Стерлинг». И «Эдинбург». И «Форт Вильямс». На их бортах названия всех шотландских городов и множества других, расположенных вдоль пароходной линии Фаркар, а позже линии Макинтош — Фаркар. Были также и «Ханой», «Тайбэй», «Шанхай», «Манила» и «Гонконг». Но в конце концов, не в силах конкурировать с дешевой китайской рабочей силой Макинтоши потеряли все — они были вынуждены продать корабли Ту Вэй Вонгу за жалкие гроши.
Вместо того чтобы влить их в состав своего грандиозного флота, Ту Вэй Вонг уступил их компании «Хай Син». И теперь благодарная ему КНР качала себе твердую валюту, возя бывших беженцев, а ныне жителей Гонконга в гости в родные города Шанхай, Фучжоу и Нинбо. Они плыли, прихватив с собой видаки и японские стиральные машины для менее удачливых родственников в Китае.
Неважно, думала Викки, что шотландская пароходная линия была анахронизмом в Азии, что на авиалинии «Золотой дракон» летало скромное количество пассажирских и грузовых самолетов. Неважно. Дункан Макинтош любил эти корабли, и их потеря больно ранила его. Эта рана не зажила до сих пор.
—Ай Цзи!
—Сейчас, тайпан.
Матрос-танка был, наверное, последним китайцем в Гонконге, называвшим главу последней независимой шотландской компании тайпаном без всякой иронии. Он окликнул своего помощника, и они стали ставить паруса на мачтах «Вихря».
К Ай Цзи и Хуану присоединились матросы из набранного по случаю экипажа, уже хлебнувшие пива из банок. Они ставили кливер, который стал развеваться как вертикальный тент для окон. Викки правила яхтой по ветру, чтобы легче было потравливать снасти парусов. Шхуна стала слегка подпрыгивать на волнах, и бородатый американец чуть позеленел и пошел от кокпита по направлению к сходному люку, оставив китаянку одну на палубе.
—Кто хочет порулить?
Чип, полицейский, взялся за штурвал с сонной улыбкой:
—Я позову, если опять что-нибудь появится по курсу.
—Теперь твоя очередь. Я уже сделала свой меткий выстрел.
Викки выбралась из кокпита и прошла мимо матери. Китаянка стояла немного в стороне. Оттуда ей хорошо была видна вся шхуна и те, кто на палубе.
—Я Викки Макинтош. Добро пожаловать на нашу яхту.
—ВивианЛо.
Она ответила коротким рукопожатием, хотя ее пальцы казались хрупкими, как резная слоновая кость. Ногти были покрыты бледно-розовым лаком такого оттенка, какого Викки никогда не видела раньше, и она подумала: как легко восточная женщина может заставить уроженку Запада почувствовать себя нескладной.
Похоже, Вивиан была одних лет с Викки, может, чуть помоложе. У нее были блестящие черные волосы до плеч и слегка смугловатая кожа, казавшаяся мягкой и гладкой, как масло. Она была складно сложена, как кантонка, ростом не выше Викки, но безусловно худее.
Викки правильно угадала, что Вивиан не была подружкой матроса. Ее белые свободные брюки были слишком чистыми; обувь, правда, небезупречного вкуса; золотое ожерелье было достаточно массивным, чтобы удушить ее, если она им за что-нибудь зацепится. Викки опять гадала: с кем же она пришла? Чип, конечно же, не мог купить это золотое ожерелье на свою зарплату полицейского и уж тем более — изысканные нефритовые сережки из тех, что продаются на Кар-стрит. Она говорила с оксфордским акцентом, который вовсе не прививался в местных школах Гонконга; голос ее был низким, приятного чистого тембра.
—Добро пожаловать домой.
—Я вижу, в Гонконге по-прежнему ничто не секрет. Я только сегодня утром прилетела.
—Я знаю. Я работаю на тайпана.
Вот это сюрприз!Хотя Макинтош-Фаркар нанял более двух тысяч людей в Гонконге, Викки сомневалась, что хотя бы полдюжины были когда-либо приглашены на борт «Вихря», не говоря уже о семейном круизе.
—И что же вы делаете у отца?
—Я его китайский компрадор,— ответила Вивиан с гордостью.
Еще один сюрприз. Значит, Вивиан Ло была точно не просто подружка матроса на уик-энд. В 1969 году «китайскими компрадорами» именовались деловые люди, бывшие по статусу выше обычных торговцев. В колониальные времена местные компрадоры успешно выполняли функции посредников между гонконгскими торговыми домами и китайскими, но теперь именно китайские компрадоры соблазняли китайцев из КНР на сделки и оценивали степень риска для гонконгцев.
Они были незаменимыми посредниками при заключении сделок внутри самого коммунистического Китая. Вопреки двадцати годам экономических реформ после смерти Мао, или, может, из-за них, деловой климат в КНР с ее громоздким коррумпированным бюрократическим аппаратом, мириадом диалектов и постоянно меняющимися политическими альянсами был по-прежнему, по выражению Хьюго, «уникальным».
—Вы давно работаете у нас?— спросила Викки.
Вивиан некоторое время рассматривала Викки оценивающим взглядом, словно давая понять, как откровенно, по-хозяйски звучало это «у нас». Викки, хотевшая, чтобы это и звучало по-хозяйски, ждала. Она увидела завидное спокойствие в темных глазах китаянки, ставших из лучисто-солнечных цвета бронзы.
—Четыре года. Вы снова будете заниматься делами хонга?
—А я никогда и не бросала,— быстро ответила Викки, слишком быстро, потому что это было не совсем так. Нельзя было не заметить, что Вивиан была не простой служащей; нити же, которые связывали Викки с компанией отца, как и с самим отцом,— всегда запутанные,— стали тоньше.
Вивиан ничего не говорила, словно смакуя несоответствие, и наблюдала краешком глаза, как кошка. Она казалась проворной и сообразительной и, похоже, много знала.
—Я продолжаю руководить нашим офисом в Нью-Йорке,— ответила Викки на незаданный вопрос. Это звучало весомее, чем было на самом деле, и у Викки появилось подозрение, что Вивиан это тоже знает. Потому что, если она потеряет отель, штаб-квартира Макинтошей-Фаркаров на Манхэттене уменьшится до размеров единственной комнатушки в здании «Пан Ам» [17]на нижних этажах, отведенных для интернациональных корпораций с ничего не говорящими названиями, сомнительного происхождения и прошлого, с арендованной мебелью и раздолбанным коммутатором.
—Каковы ваши планы там?— спросила Вивиан.— Я имею в виду, помимо отеля?
Прежде чем ответить, Викки оглядела шхуну. Отец и Ай Цзи все еще возились с кливером.
Вивиан стояла в ленивой позе, прислонившись к бакштагу, [18]похожая на восточную морскую богиню. Для неморяка эта элегантная особа с холодными глазами чувствовала себя слишком уютно на шаткой от сильной килевой качки палубе. Она была невозмутима. Викки стала вспоминать, сколько кофе выпила она в самолете.
—Я буду представлять отца в его новых проектах,— сказала она, поворачиваясь, чтобы взглянуть на обширный и компактно застроенный деловой район Гонконга. Ультрасовременные башни офисов растянулись вдоль побережья, как бесконечный лабиринт, от Козвэй Бэя через Ваньчжай, центр города — далеко на запад, и, казалось, карабкались по холмам, словно они собирались добраться до вершины горы Виктория