— подумала Викки.
Она посмотрела на свои часы. Раннее утро в Нью-Йорке — временное затишье в отеле перед сменой персонала, а бары и рестораны уже готовятся к ленчу, и горничные отправляются прибираться в номерах. Лучше не думать об этом, но все равно на душе кошки скребут. Хуан, низко пригнувшись, в мокрой, похожей на пижаму одежде, развевавшейся на теплом ветру, вернулся в кокпит, и Викки включила поярче огни, чтобы лучше видеть волны.
—Пристегни штормовой леер,— сказала она, показывая, как пристегнут ее собственный.
—Хорошо, Мисси,— улыбнулся Хуан и кивнул головой. Он не говорил по-английски, и если бы она сказала: «Гигантский спрут подбирается к тебе, чтобы стащить с палубы», он точно так же улыбнулся бы и сказал: «Хорошо, Мисси».
—Пристегни штормовой леер,— повторила она твердо и отчетливо, и на этот раз Хуан пристегнул себя к тросу.
Он был достаточно исполнительным работником, но не прирожденным моряком, как Ай Цзи.
Мать Викки отправила Хуана вниз поесть. Анемометр, [22]слабо мерцавший красным светом, показывал двадцать два узла. Когда от порыва ветра цифры перевалили за тридцать, «Вихрь» сильнее накренился, забрызгав лицо Викки теплой соленой водой, и штурвал слушался хуже, словно что-то большое заплыло под яхту.
—Грот перенапряжен,— сказала мать из темноты.
Викки подалась в сторону грота, но мать остановила ее:
—Похоже на то, что кто-то забыл закрепить эренс-бакштаг, когда ты брала риф. [23]
Викки почувствовала руку матери на штурвале. Что ж, тем лучше. Она пошла вперед, отцепив свой леер от стеклиня кокпита, и пристегнула его к стеклиню на наветренной стороне борта, прежде чем ступить на палубу. Мать была права. Хотя Викки и не могла видеть парус в темноте, она чувствовала тем не менее, что он слишком сильно надулся. Викки нащупала механизм эренс-бакштага и сделала несколько оборотов лебедкой, выравнивая парус.
—Теперь гораздо лучше,— прокричала Салли; ее голос приглушался ветром, и действительно, когда Викки вернулась в кокпит, яхту не так сильно кренило и штурвал слушался лучше. Облака затянули звезду, на которую она ориентировалась.
—Двести десять,— сказала мать, когда она включила освещение компаса.
—Да, я знаю.
—Разве это не роскошный вид?— спросила Салли.
Викки взглянула на нее и увидела в слабом свете компаса, что мать потягивает мартини из длинного бокала.
—Ты поела, мама?
—Я не голодна.
—Какова сводка погоды?
—Порядок. Небольшой ветерок. Ерунда для этой шустрой старушки.
—Никакого тайфуна?— спросила Викки.
—Нельзя сказать с полной уверенностью, но я надеюсь, что нет. Нет, все в порядке. Хотя, похоже, что это будет долгая ночь. На что ты так пристально смотришь?
A-а! Не беспокойся, это пластиковый бокал. Господи, у тебя иногда такой пронзительный быстрый взгляд… словно пригоршня бисеринок в глазах. Они светятся в темноте… Ну, расскажи своей мамочке, как твоя жизнь в Нью-Йорке?
—По-разному.
—Я догадалась об этом утром. Я имею в виду, будешь искать кого-то другого?
—Я же сказала, что это не входит в мои планы.
—Пустяки, планы имеют свойство меняться.
—Но я имела в виду то, что сказала. Я правда хочу быть одна.
—У меня бывали подобные дни,— проговорила мать.
Викки пыталась увидеть ее лицо в темноте. Неужели она и впрямь не догадывается о Вивиан Ло? Вела ли она разговор к внукам или все же ходила по краю пропасти своего самого большого и глубокого страха?
—Мама, как ты думаешь, что отец делал на джонке?
—Даже приблизительно не могу себе представить.
—И тебе не интересно?
—Мы никогда не обсуждаем его бизнес.
—Так это был бизнес?
—Все, что делает твой отец — это бизнес.
—Но эта китайская посудина просто тащилась мимо и…
—Почему бы тебе не спросить у него самого, раз тебе так любопытно знать?— перебила ее мать, откинув голову назад, чтобы осушить бокал.— Пустой. Я должна вернуться.
Она пошла назад к ахтерлюку. [24]
—Где твой штормовой леер?— крикнула ей вслед Викки, но растревоженное море гудело за бортом, и Викки знала, что мать не слышит ее. То, что мать пьет, было второй вещью, о которой она не хотела думать сейчас, и поэтому она просто выбросила это из головы и стала наслаждаться ощущением, что она одна на палубе. Скорость яхты была бодрящей, и море, хотя и возбужденное, все же не было необузданным, гребни и спады волн были предсказуемыми; так что скольжение «Вихря», хотя и нельзя было назвать плавным или легким, было тем не менее не хаотичным, и ритм его менялся незначительно. Из темноты мерцали серебристо-белые всполохи гребней волн, и то тут, то там россыпи звезд, изумительно ярких, вспыхивали в разрывах облаков. Звезды казались ближе, чем всегда, словно их можно было коснуться рукой.
—Команда на палубу!
Смеющийся возглас Хьюго разогнал ее грезы. Брат вылез из люка, ведя за собой отца, Ай Цзи, Салли, Чипа и Питера. Викки отвернулась — вспышка света, вырвавшаяся из люка, ослепила ее. Они расселись по кокпиту, смеясь, и старались рассмотреть что-нибудь за кормой. Постепенно они один за другим умолкли, когда их глаза привыкли к темноте, и они увидели море.
—Боже правый!— выдохнул Хьюго со смесью трепета и восхищения.
—Как она себя ведет, ваше высочество?
—Скорость ветра двадцать пять узлов, порывы до тридцати пяти. Волны идут вслед за нами, и «Вихрь» разгоняется на гребнях. Мне хотелось бы немного замедлить ход.
—Барометр перестал падать,— заметил отец, прежде чем спросить вкрадчиво: — Может, ты устала?
—Вовсе нет.
—Тебе нужна передышка.
—Нет.
—Ты даешь ей терять устойчивость при попутном волнении. Так не пойдет, ваше высочество. Ты теряешь управление, и море бьет прямо в корму. Не зевай.
Викки застыла от злости. Мать слегка подтолкнула ее локтем в темноте.
—Хорошо, папа,— ответила она машинально, думая о том, почему он так себя ведет, стараясь подчеркнуть все ее промахи.— Ты хочешь взять другой риф?
—Она ведет себя прекрасно,— ответил отец, и в его голосе чувствовалась любовь к его «Вихрю». Через минуту волна ударила в корму под новым углом, и нос стал резко выворачивать вбок. Викки справилась с управлением, не дав яхте развернуться боком к попутному волнению, но стаксель уже обезветрился, и «Вихрь» пошел в сторону бейдевинда. [25]
—Хьюго! Возьми штурвал, пока нас не завернуло!
Хьюго, усмехаясь, подошел к штурвалу.
—Дай-ка мужчине заняться мужским делом.
—Посмотрим, сколько ты протянешь.
С пылающим видом Викки ретировалась на корму. Она ненавидела провалы, но вдвойне она ненавидела их, когда судьей был отец. Викки знала, что не была прирожденным моряком, как ее мать,— она знала это с самого детства. Викки никогда не ощущала того, что чувствовала мать: яхта словно разговаривала с Салли. Но Викки все же иногда могла победить этот невольный недостаток — старанием и сосредоточенностью.
Она стала смотреть на белых барашков, резвившихся на темной воде.
—Викки!— позвал ее Хьюго через плечо.— Поможешь мне, дорогая?
Сначала она подумала, что Хьюго как большой добрый старший брат решил подбодрить ее, прося подсказать ему, когда огромная волна подойдет к яхте под странным углом. Но все усиливающийся ветер стал дуть уже просто хаотически, и вскоре стало ясно, что море становится опасным и рулевой нуждается в помощи максимальной, откуда только возможно.
Викки выбрала более удобный наблюдательный пункт и повернулась лицом к корме. Было пугающе темно, и она вертела головой, прислушиваясь к рокоту за бортом, означавшему опасность. Вскоре она уже могла различать рев ветра в снастях, тяжелые удары волн в нос, когда «Вихрь» чуть было не зарылся им в воду, более легкие звуки пенившихся гребней волн, хлопанье внезапных порывов ветра в парусах, даже свист ветра в ушах; остальное была тишина, пропитанная затаившейся бедой.
—Идет с левого борта, Хьюго.
Хьюго вывернул вправо.
Корма поднялась, нос клюнул, и «Вихрь» начал разгоняться. Хьюго непрерывно крутил штурвал, стараясь сохранить баланс между силами, действовавшими на нос и на корму. То, как яхта медленно клюнула носом, а потом выпрямилась, указывало на то, что он рассчитал правильно; но внезапный крен снова испортил все дело. В какой-то момент он почти потерял контроль над яхтой, и Викки знала, что, случись это с ней, отец был бы безжалостен. Но для Хьюго он припас лишь мягкое предостережение и затем своеобразный комплимент — он отправился вниз. Где, конечно, думала Викки, вглядываясь в темноту моря в поисках новой волны, ждала его Вивиан. Его не было десять минут.
Хьюго протянул час. Когда стало очевидно, что он устал, отец сказал:
—Отдай-ка штурвал Ай Цзи, сынок.
Матрос-китаец охотно направился к штурвалу. Вдалеке полыхали зарницы и приглушенно-зловеще рокотал гром.
—Помочь тебе с волнами, Ай Цзи?
—Да, Мисси.
Но он и сам справлялся с этим отлично; его голова была словно на шарнирах, когда он вел яхту сквозь тьму. Вспышки молний становились все ярче, раскаты грома все оглушительней. Далекое шуршанье становилось все громче и громче, пока наконец с тяжелым обвальным уханьем дождь не врезался в волны и обрушился на палубу. За ним последовал свирепый ветер. Сверху небо рассекла молния, окрасив яхту и море в мертвенно-белый цвет. Викки видела, как дождь яростно атаковал палубу, как стали мерцать ручки штурвала, когда вода потекла на них с рук Ай Цзи, и море, ставшее на мгновение плоским от хлынувшего дождя, начало снова вздыматься горбами волн. Огромная волна ударила в «Вихрь», и Викки показалось, что секунду яхта была словно неподвижной, а затем Викки резко швырнуло в сторону на штормовом леере.
Вспышка молнии ослепила ее. Когда полыхнуло снова, она увидела, что Ай Цзи сидит на полу кокпита, а ее мать разглядывает рваную рану у него на брови. Штурвал взял отец. Викки оглянулась назад. Словно огромное водяное чудовище гналось за ними, приближаясь с жутким ревом.