—Достаньте их.
—Я постараюсь.
—Я не хочу, чтобы вы постарались. Я хочу, чтобы вы достали их. Поймите, следующие три месяца будут решающими, потому что Чен должен выказывать сдержанность и благополучие в то время, как весь мир смотрит на Гонконг. Переворот — моя последняя возможность. Предельный срок. Чен это знает, конечно. Он уже начал свою кампанию. Вы!— Он хлопнул в ладоши.— Покажите ей.
Секретарь вытащил несколько плакатов с иероглифами из кейса. Первый обвинял Тана в передаче государственных тайн японцам. Другие изображали главу партии контрреволюционером, наживающимся на государстве, и западным декадентом. Вивиан испугалась. Это был каэнэровский язык, предвещавший потерю власти.
—На прошлой неделе,— сказал Тан тихо,— Чен пригрозил мне, что за ним армия.
—Правда?
—Некоторые из них,— ответил Тан, взглянув на молчавшего генерала, и Вивиан подумала, что если он говорит правду, это пахнет гражданской войной.
Ма Биньян прервал их.
—Но у вас есть сердца народа. А это означает, что Чен — конченный человек.
Тан снизошел до студенческого лидера, улыбнувшись.
—Если у Чена есть армия, то у него есть и власть пройти по площади Тяньаньмэнь шагом с этими сердцами на штыках.
Он повернулся к Вивиан:
—Вы видите, у меня есть определенный «стимул», чтобы найти путь свалить его.
—Но как сильно вы заинтересованы в Гонконге?— спросила она напрямик, когда ей напомнили, что Гонконг — лишь малая часть проблем Тана.
—Очень.
—Тогда вы должны сделать очень много.
—А вы должны достать эти доказательства. Потому что если меня скинут с партийного поста до того, как я смогу разоблачить Чена, мне конец, и Гонконгу — тоже. Должен я выражаться яснее?
—Нет.
—В чем состоят колебания этой женщины?
—Она думает, что это опасно.
—Напомните ей, что мы живем в опасное время.
—Она верит, что ее хан будет процветать, если она будет избегать принимать чью-либо сторону.
Тан покачал головой с отвращением.
—Вся суть опасного времени в том, что человек долженвзять чью-то сторону.
—Но она— иностранка.
—Как я понял, вы наследуете часть ее хана?
Потребовалось всего три часа, чтобы самые фантастические слухи о завещании Дункана обежали Гонконг. Двух месяцев было более чем достаточно, чтобы сплетни достигли Пекина.
—У меня нет никакой власти, пока не родится ребенок.
Тан стал ее внимательно рассматривать, и на какую-то пугающую секунду ей показалось, что он высчитывает разные варианты, включая и преждевременные роды.
—Почему вы не уговорили ее, не сказали, что она должна пустить в ход эти доказательства; против Вонга Ли и отдать их мне до того, как Вонг Ли возьметих силой?
—Я пыталась, и я знаю, что ее это беспокоит. Ее успокаивает только тот факт, что никто не знает, есть ли у нее вообще эти доказательства. В то же время она вроде как бы снова взяла к себе старика Джорджа Нг с недвусмысленным заявлением, что может дать ему копии, которые он должен использовать, если с ней что-нибудь случится. Она не глупа.
—Но Ту Вэй Вонг может преподнести ей сюрприз. Почему старый тайпан не принял мер предосторожности?
—Это было не в его духе.
—Он дурак?
—В некоторых вещах,— нерешительно согласилась Вивиан, объясняя.— Он не был прирожденным конспиратором.
—Нг — компрадор Макфаркаров вместо вас?
—Да, товарищ.
—А почему бы не попросить губернатора Аллена Уэя уговорить ее? Уверен, она увидит преимущества, которые дает поражение Чена.
Вивиан ответила осторожно:
—Тайпан не доверил свой план Аллену Уэю. Может быть, он слишком… щепетильный.
—Я всегда подозревал, что Аллену не хватает пороху,— ухмыльнулся Тан.
Пока они продолжали дискуссию, а остальные нервно слушали, Вивиан увидела Тана в беспокойно новом свете. Сколько это еще продлится, тревожилась она, прежде чем его грубоватая, бесцеремонная прозаическая манера превратится в заносчивость?
Когда она в третий раз запротестовала:
—Бизнесмены Гонконга доверяют Аллену Уэю. Они согласны, чтобы он был лидером,— тут глава партии взорвался:
—Гонконгу нужен тигр,чтоб сцепиться с Пекином, тигр! Тот, кто знает, на чем стоит мир! Кто еще может убедить эту гуйло помочь нам? Что там еще за любовник, о котором я слышал?
—Стивен Вонг. Сын ВонгаЛи.
—Отродье Ту Вэя? Я слышал об этом, но не верил. Это совпадение, или Ту Вэй напустил его на нее?
—Это не совпадение. Я, как вы выразились, напустила его на нее, еще когда был жив тайпан.
—Чтобы завладеть соперницей?
—В сущности, да,— допустила Вивиан.
—Мое восхищение растет. Сначала я подумал, что вы — идеалистка. Теперь я начинаю подозревать, что у вас повадки шанхайской женщины.
Вивиан в смущении засмеялась. Во всем Китае не было выше комплимента сильной женщине.
—Мне бы больше хотелось, чтоб меня звали как гонконгскую женщину.
—А что это такое — гонконгская женщина?
—Та, у которой глаза открыты.
—Уверен, вы не так опасны,— засмеялся Тан. Но его улыбка была отчужденной.— Подозреваю, что вы найдете способ уговорить дочь тайпана помочь нам.
Вивиан, не была уверена.
—Даже если я смогу,— предупредила она,— Виктория Макинтош поставит те же условия, что и ее отец. Она будет настаивать на том, что отдаст документы только в ваши руки. Лично.
Тан поднес копии, которые дала ему Вивиан, к свету.
—Если у нее есть еще, подобные этому, я соглашусь встретиться с ней в любой дыре, где только она пожелает. В конце концов, приехал же я в эту клоаку, чтобы встретиться с вами, гонконгская женщина.
Его комплимент придал ей смелости воспользоваться прямотой, на которую провоцировала его грубоватая манера.
—Могу я вас спросить, чем ваш новый Китай будет отличаться от старого Китая?
Тан гордо крякнул:
—Вы мне не поверите, если я буду обещать.
—Извините меня, но я боюсь…
—Позвольте мне рассказать, чем «мой» новый Китай будет отличаться. Там не будет коррупции. Гуаньшан будет подавлен в зародыше. Несколько расстрелов кое-кого из верхушки изменят привычки. Будет ли это демократично? Больше, чем теперь. Воспользуюсь ли я преимуществами своей новой власти, чтобы получить еще больше власти? Если я не стану этого делать, я буду первым лидером в истории Китая, который этого не делает. Буду ли я мудро использовать свою власть? Я буду мудрее, чем многие. Станет ли Китай местом, где лучше живется, когда я уйду? Надеюсь. Станут ли идеалисты, подобные вам, моими врагами? Надеюсь, нет. А теперь что вы скажете о том, что мне сообщили: Вонг Ли приложил руку к новогодним беспорядкам в Гонконге?
—Меня ничто не удивит, когда дело касается Ту Вэй Вонга. Но для каких целей ему понадобились беспорядки?
—Чтобы развязать руки сторонникам жесткой линии, чтобы дать предлог отрицать права, которые провозгласила Совместная декларация. Чтобы подавить оппозицию.
—Но в этом нет здравого смысла. Международное деловое сообщество покинет город.
—Может, у Ту Вэя ваши информаторы?
—Об этом мы довольно скоро узнаем. До переворота меньше двух месяцев. За это время Ту Вэй сделает шаг.
Вивиан ничего не сказала. Партийный лидер Тан только что сделал свой шаг, и она не знала, кому доверять. Но у нее было ужасное чувство, что Виктория Макинтош, может, была права, говоря, что Макфаркары — а если посмотреть шире, то и сам Гонконг — не должны брать чью-либо сторону в этой новой гражданской войне в Китае. Может, в этом случае Дункан был не прав… и он оставил ее дрейфовать в море сомнений.
Глава 25
—Мы так подходим друг другу,— восхищенно изумлялся Стивен.
Они встретились в полдень в отеле «Эмперор», как делали это регулярно в течение трех месяцев. Было уже темно, и их фигуры мягко отражались в стеклянном окне-стене. Бледные, хрупкие их тела, казалось, плыли на фоне огней вдоль залива, как облако на звездном небе.
Викки свернулась на нем — одна нога согнута, другая лениво переплелась с его. Ее щека лежала на его гладкой груди. Она слушала, как его сердцебиение медленно возвращается к нормальному ритму.
Она поцеловала его грудь, потом потянулась ртом к его губам. Его пальцы легко побежали, как по дорожке, по ее спине, другой рукой он поднял волосы с ее шеи.
—Это или любовь,— прошептал он,— или остановка сердца.
—Я позову врача. Такие парни, как ты,— не влюбляются.
Это была обычная игра, в которую они играли, когда она нуждалась в разуверении. Не то чтобы она сомневалась в его любви, но она думала, как долго это продлится. Стивен, со своей стороны, выказывал бесконечную любовь и безграничную страсть. Викки преобразила его — провозгласил он. Иногда она верила ему, но часто ей становилось страшно, потому что никогда в жизни она не подвергала свое сердце такому риску.
—Ты не влюблен. Это — эрос.
—И эрос тоже,— согласился он, его руки медленно скользили.— Но я влюбился в Новый год. Новый год гуйло.
—С первого взгляда? Ну, продолжай, продолжай.
—Нет,— ответил он серьезно, и его немного сонный голос напоминал Викки сладкую приправу из масла и жженного сахара, а его руки вызывали у нее сладкую дрожь.— Когда ты убежала из машины.
—От многих парней убегают блондинки в красных платьях в обтяжку.
—Твое лицо,— прошептал он.— Я полюбил тебя за то, что ты была такой преданной. Ничто не могло тебя остановить.
—Моя мать оказалась в гуще беспорядков.
—Ты была такая неистовая. Такая красивая. Как тигрица. Потом я однажды пробрался в больницу, а ты спала.
—Когда?— Викки приподнялась на локте, чтобы посмотреть в его лицо.
—Сразу после того, как тебя перевели из реанимации в палату. Ты была похожа на ребенка, но я мог видеть твою решимость.
В углу в куче одежды затренькал радиотелефон. Викки скатилась со Стивена.
—Эй!
—Я их предупредила — только в случае землетрясения или переворота в Пекине.