—Быстро отправьте китайцев по домам,— приказала она.— И вызовите всех англичан в яхт-клуб. Я увижусь с тобой там. Вы не будете в безопасности в «Макфаркар-хаусе».
Книга пятаяГОНКОНГСКАЯ ЖЕНЩИНА23–30 июня 1997 года
Глава 32
Ночь длинных ножей, которую Чип и его сослуживцы по Королевскому гонконгскому полицейскому тактическому подразделению, первой коулунской роте окрестили мгновенно и не сговариваясь «факсовыми бунтами», разразилась одновременно на всех концах порта Виктория. Время для мошеннической «утечки информации» было выбрано изощренно верно — когда банки уже закрыты, и это обещало всем, кто боялся за свои сбережения, ночь, полную растерянности, паники и черных мыслей. Погромщики и мародеры атаковали торговую зону «Голден майл» на Натан-роуд, напичканную разными магазинами, тогда как разъяренные банды на стороне острова Гонконг маршировали к Дому правительства, где Аллен Уэй устраивал роскошный коктейль для трех дюжин местных глав крупных корпораций и их жен.
Выкрики и скандирования гулким эхом отдавались среди старых зданий, церквей и садов, когда почти обезумевшие от бешенства служащие офисов, рабочие, продавщицы магазинов и помощники поваров карабкались по крутым и узким дорогам Центрального района, требуя, чтобы губернатор заставил банки открыться и они смогли бы обналичить золотые сертификаты и опустошить сейфы.
Так как последствия краха, связанного с Китайской башней, все еще не изгладились, охрана возле Дома правительства была усиленной, включая забаррикадированные ворота и вызывающее трепет зрелище британских войск-гуркхов, расположившихся лагерем на лужайках специально в поле зрения, и тщательно замаскированные вертолеты на случай экстренной эвакуации губернатора, его помощников и их защитников. Видавший виды Королевский морской авианосец благоразумно маячил на горизонте в Южно-Китайском море, со спасательной командой, вертолетом и свежими гуркхами на борту. Но бегство не входило в планы импульсивного и энергично-взрывного Аллена Уэя.
Губернатор неожиданно замолчал на середине своей неофициальной речи, сутью которой было напоминание его гостям-бизнесменам, что Гонконгская международная экспозиция, которая должна открыться первого июля на Кай Тэ под девизом «Гонконгу есть что показать миру», нуждается в кое-каких дополнительных вкладах наличности. Выкрики и скандирования становились все громче, и вскоре стало ясно, что несколько тысяч людей собрались на улице.
—Прошу прощения. Одну минутку.
Уэй энергично растолкал своих телохранителей и пробежал по траве к железной ограде, оказавшись лицом к лицу с толпой. Выхватив портативный мегафон у встревоженного английского офицера, бросившегося ему наперерез, он обрушился на нее на крепком кантонском.
—Этот слух — дерьмо собачье. Факс — это липа. Англичанам не нужно ваше паршивое золото, а если бы и было нужно, я не дал бы им заграбастать его. Ваше золото и мое золото — здесь, в Гонконге, в целости и сохранности, как императорская б…
Полная банка соды пролетела сквозь ограду. Она попала ему прямо в лицо, и он тяжело рухнул, ударившись виском о приклад винтовки гуркха. На какую-то секунду все застыли, глядя неотрывно на тело, распростершееся на траве,— пиджак расстегнулся, и красный галстук алел на рубашке, как рана.
Дебби, его ассистент, бросилась к нему и нагнулась над Уэем. Что-то в трагическом оцепенении ее плеч неверно сказало толпе, что он мертв. А когда она поцеловала его в губы от радости, что он только ушибся, находившимся в отдалении показалось, что это было попыткой сделать ему искусственное дыхание.
В шоке люди разбрелись кто куда, сползая с холма и оставив онемевшего нападавшего в одиночестве. Полиция арестовала его, а Аллена Уэя погрузили в машину «скорой помощи», несмотря на его протесты и выкрики, что у него просто болит голова.
Гораздо хуже обстояли дела на Натан-роуд.
Когда он только увидел первую копию факса, Чип правильно предсказал, что основная заварушка будет на «Голден майл» из-за большого количества ювелирных магазинов и лавочек, торговавших золотом. Там всегда ошивалось много сомнительных типов, которые могли в такой момент подсуетиться под предлогом того, что раз кто-то крадет их золото, то они лучше украдут еще чье-нибудь золото, чем останутся с носом. Эта мысль была особенно по душе тем, у кого не было золота вообще, но кто был всегда готов смести в карман неожиданно свалившиеся золотые горы.
Три бугая захватили автобус и протаранили им закрытые ставнями окна самого дорогого магазина. Честные и незлобивые прохожие спешили укрыться в безопасных местах. Мародеры ворвались в незащищенный магазин, сражаясь с клерками и охраной,— со всеми, кто подвернется под руку,— за цепочки, кольца, браслеты, кулоны, колье, броши. В считаные секунды погромщиков стали уже сотни, тысячи, и все новые высыпали на улицу из прилегавших переулков, круша витрины и жадно хватая сокровища, сверкавшие в них. Поезда метро подвозили все новые тысячи из отдаленных районов. Лавина молодых и бедных извергалась со станций Цзин Ша Цзуй и Джордан — слух разнесся далеко и быстро.
Полиция была приведена в боевую готовность сразу же, как только был получен факс о золоте — предупреждение об угрозе законности и порядку, но комиссар быстренько превратил все в «боевую мобилизацию». Чип уже и так проходил свой срок службы в антиповстанческом корпусе — он был вторым после командира по званию в его роте, состоявшей из четырех взводов. Потом неожиданно, в разгар совещания командного состава роты, когда радио уже трещало, передавая рапорты о погромах и поджогах, несколько типов из Независимой комиссии по борьбе с коррупцией вошли строем в комнату и арестовали командира первого взвода за самоуправство и превышение полномочий.
У всех отвисли челюсти, но никто, включая и самого комиссара, не стал спорить, когда крючкотворы из НКБК держали свою речь. После того как бедолагу увели в наручниках, командир роты — китаец на шесть лет моложе Чипа — спросил, не хочет ли тот взять на себя командование взводом. Чип согласился, хотя командовать сорока мужчинами во время уличного боя было уже не так заманчиво, как во времена его юности, когда он к тому же был привычен к такого рода вещам. Однако было много младших по званию инспекторов-китайцев, к которым командир роты мог бы обратиться с этим предложением, и Чип еще раз поздравил себя с тем, что купил шлюп.
Три громких свистка сопровождали зычное «Становись!» сержанта. Чип смотрел сверху из комнаты совещания, как строились его люди. На них была форма, защитные шлемы, кобура и патронная сумка в руках, полицейские дубинки, противогаз, висевший упакованным в сумку через плечо. Восемь человек из его первого отделения принесли щиты, которые положили у ног. За ним последовали второе, третье и четвертое отделения с ракетницами полуторадюймового калибра со слезоточивым газом, деревянными пулями и автоматами. Менее нагруженные полицейские первого отделения грузили резервное вооружение в транспорт взвода — три темно-голубых грузовика и «лендровер».
Когда они были готовы, Чип спустился и отдал приказ садиться по машинам. Его люди побежали к закрепленным за каждым местам — по два отделения на грузовик. Чип сел рядом с водителем «лендровера», взводный сержант и адъютант — позади него. Маленькая колонна выехала на улицу — до Натан-роуд было пять минут езды. Остальные взводы исчезли, отправившись на другие улицы.
Чип оглянулся и посмотрел на сержанта — кантонца, крепкого как бронепоезд, и своего хмурого ординарца — человека, от которого он будет зависеть, если станет горячо.
—Тебя что-то гложет, мистер Ли?
—Эти ублюдки из иммиграционной службы в Нью-Йорке меня завернули.
—Да, Нью-Йорк для тебя закрыт.
—И теперь мне некуда уехать.
—Не волнуйся. Ты далеко пойдешь в Гонконге.
—А я вовсе не хочу идти далеко в Гонконге, старший инспектор. Моя подружка нашла работу — устроилась переводчицей в ООН.
—Я видел ее,— пробасил сержант.— Такие девицы превратят твою драгоценную нефритовую мужскую гордость в шанхайскую лапшу. Лучше найти девушку попроще и подобрее. Правда, старший инспектор?
—Да уж, такая скрутит,— согласился Чип.
Ординарец был достаточно несчастен, чтобы нагрубить в ответ.
—А ты небось скучаешь по своей английской вдовушке?
Казалось, сержант был готов вышибить зубы ординарцу Ли, но Чип только улыбнулся. Сколько ни старайся, от этих китайцев ничего не утаишь.
—Да, мне она небезразлична.
—Вот так же и я отношусь к своей подружке. Но дело не только в разлуке.
Все замолчали. Чип знал, о чем они думают. Ординарец затронул больную тему для всех китайцев, служивших в армии. В полиции уже начались первые сокращения. Но где все они окажутся, если каэнэровцы совсем распустят гонконгскую полицию, о чем жужжали упорные слухи? На улице. Одни. Без полицейского удостоверения, с одними только воспоминаниями.
Плотный поток такси вытекал из опасной зоны, когда они приближались к Натан-роуд. Со слепящими голубыми огнями и воющими сиренами они завернули за угол. «Господи Боже!— подумал Чип.— Да в этой толпе не меньше десяти тысяч голов». Издалека эта масса народа казалась рисовым полем, колыхаемым ветром.
—Остановись здесь,— сказал он шоферу, указывая на место примерно в ста пятидесяти ярдах от толпы. Другие взводы должны были подтянуться с боковых улиц.
—…Здесь! Адъютант, разведайте обстановку.
Мистер Ли спрыгнул вниз с автоматом и занял позицию около дверцы, лицом к толпе. Он обежал глазами улицу и крыши домов. Лавина сновала внутрь и наружу из развороченных магазинов, блокируя путь от тротуара к тротуару. Звон разбиваемого стекла и зловещие горловые выкрики доносились из этого месива.
Когда ординарец доложил, что их позиция безопасна, Чип встал позади него и повернулся к грузовикам.
—Выходите из машин.
—Лок че,— рявкнул сержант, повторяя команду на кантонском.