И тишина…
***
Мягкими пальцами провожу по влажной кирпичной стене коридора, ведущего на тот свет.
Коридор темен, пустынен.
Где-то гулко озвучивая по всему коридору капают капли на бетонный пол.
Где-то за пределами сознания, кто-то плачет.
Иду по коридору на свет.
Свет манит, затягивает.
А я все еще о чем-то думаю.
Может не стоит?
Прислушиваюсь к звукам за стеной коридора: там кто-то шуршит. В коридоре явно водятся мыши.
Легкими шагами по яркой зеленой траве.
Паутина. неизвестность.
Хочется оглянуться.
Не могу.
Свет впереди все ближе и ближе с каждым шагом.
Наверное это поезд…
***
Кто-то бился в истерике.
Кто-то орал на всю больницу.
К кому-то в палату сбежалась вся ночная смена.
Кто-то кого-то бил по груди.
Кто-то кого-то бил по лицу.
Кого-то прижимали к кровати.
Кого-то связывали.
Кому-то затыкали рот мокрой тряпкой.
Кто-то мычал и дергался.
Кого-то укололи двойной дозой снотворного.
Кто-то отключился.
***
На следующий день я спрашивала у толстой медсестры кто это был:
–
Ты это чего? – с удивленными пустыми глазами выпалила она, – Это была ты!!!
Минута молчания.
***
Огромный черный бульдог положил голову на свои плюшевые лапы и ждал.
Маленькая белая таврия на полной скорости врезался в грузовик.
Наша таврия…
Ощущаю удар…
Скрежет искореженного металла
Капли крови на разбитом стекле…
Темнота…
***
Но я все еще сижу в туалете безымянного кафе.
А Пьяный человек стучит мне в дверь.
И кричит.
–
Выходи! Тебе плохо? Открой дверь!
Искореженный звук как из-под воды.
–
Надоело все. Не могу больше жить.
«Домой. Надо домой»
Открываю дверь и пулей пробегаю мимо него.
Он хватает меня за руку.
–
Подожди! Ты куда?
Вырываюсь из его рук.
–
Не трогай меня!
–
Стой!
Бегу мимо застывшего в немой черно-белой неподвижности персонала кафе к выходу.
Вон отсюда! Поскорее! Вон из этого обкуренного, провонявшегося алкоголем и плохим кофе места!
Вон – на улицу, через дождь и ночную темноту, домой!
Прямо сейчас! Домой!
–
Стой! – опять кричит мне вслед Пьяный человек.
Хватаю двери за ручку, с силой выдергиваю ее и выбегаю на улицу под ливень.
Куски асфальта откалываются прямо под моими ногами и падают куда-то в черноту. Останавливаюсь перед глубокой черной бездной.
–
Что это? – оглядываюсь.
Вокруг только пугающая, застывшая, давящая своей определенностью космическая чернота.
И только один тусклый огонек света и тепла – за спиной, кафе с единственным в мире живым человеком – Пьяным человеком, демоном, принцем и врачом в одном лице.
–
Что это? где мы? – спрашиваю я у него.
–
Мы где-то посередине вечности, между Сегодня и Завтра, между Вчера и Сегодня, где-то в Безвременности.
Здесь нет времен, нет надежды, нет будущего.
Данность существующая здесь и сейчас и ничего больше. Мы – твои воспоминания.
–
И ты тоже?
–
Я – нет.
–
Кто же ты тогда?
–
Я – твоя любовь.
–
Бред! – резко пожимаю я плечами.
–
Как знаешь, – его слова пропадают в вакууме моих панических мыслей.
Где я, где я, где я…
Зачем я тут, зачем, зачем…
–
И долго ты будешь мокнуть под дождем? Ты вся дрожишь.
Все равно. Все равно. Этого не может быть, не может быть.
У меня есть завтра, я же это помню, есть завтра, есть послезавтра.
–
Пошли, – говорит мне он.
И опять ведет меня к зеркалу в туалете.
–
Смотри, что ты видишь?
Опять знакомый, уже немного протрезвевший взгляд.
–
Смотри, смотри внимательней.
Повторяет он.
И я начинаю смотреть, начинаю присматриваться.
И сквозь взгляд, вперенный в меня, вдруг вижу кого-то другого. Теряю на мгновение сознание.
–
Стой! – говорит он, и удержит меня от падения – Смотри! – говорит он.
И вдруг, по ту сторону зеркала сквозь черты моего молодого лица начинают проступать черты другого, старого и морщинистого, с седыми волосами, заколотыми назад в тугой жгут.
Не чем дышать!
Нет!
Это сквозь черты моего старого, морщинистого лица вдруг, на мгновение, проступает мое молодое заплаканное лицо, которое было у меня лет пятьдесят тому назад.
Что это со мной?
Откидываюсь назад в кресло-качалку.
На мгновение в отражении чисто-вымытого окна видится Влад, единственный человек, о котором я когда-либо жалела.
И сразу же исчезает. Пропадает, как утренний туман.
Укутываюсь в теплый плед.
“Ох, уж эти воспоминания.”
В последнее время слишком часто они меня начали посещать.
Слишком часто.
Как капли дождя осенью, падающие с крыши домов.
Не могу вспомнить вчерашний день, зато один за другим возникают и тут же гаснут воспоминания далекого прошлого, когда я хоть что-то еще могла сделать.
Смотрю на старинные механические часы на подоконнике: уже пять часов – пришла очередь принятия лекарство от склероза.
***
Мне 98 лет.
Всю свою жизнь я прожила здесь, в этом городе, почти никогда не выезжая, почти ничего так и не увидев, кроме разных районов своего города и пригорода.
Долгую жизнь я прожила.
Долгую и одинокую.
Я не знаю, почему я тогда любила двоих.
Скорее всего один был зов тела, а второй – карма прошлой жизни.
После аварии я месяц пролежала в больнице. Из-за постоянной глубокой депрессии меня перевели на реабилитацию в местную психушку. В палату для вип– пациентов.
Зам не приходил ко мне, он перешёл работать в другой банк и судьба больше не сводила нас вместе.
Влад о случившемся со мной тоже так и не узнал. Постил видео и фотки в инстаграмм, встречался с какой-то черненькой девулей и жил своей жизнью.
Кредит выдали и не вернули: клиенты уехали из страны. Никого из банка не наказали и не посадили. Документы были в порядке, мошенничество и подкуп никто не доказал.
Я же вернулась работать в банк. Но уже в другой. Тем же, но уже в другом месте. Уже ни в кого не влюблялась. Была постоянно на таблетках.
Разве что в меня, но я видно была настолько холодна, что никто не смел даже подойти ко мне.
Все было честно, мирно и строго. Без споров, детей и свадеб. Одиночка. Чайлдфри. Снежная королева без Каина.
Почему-то ни с кем так и не сложилось.
Не прижилось – не слюбилось.
В принципе, не о чем не жалею.
Чего уже жалеть?
Всю свою жизнь, прожив на одном месте, теперь вспоминаю ее только по телевизионным новостям и погоде за окном.
Да, я видела, как строились и разрушались города, создавались и разрушались страны, ссорились и мирились целые народы, мир затапливало, уносило ураганами и сжигало дотла, рождались, росли и умирали при мне сотни миллиардов людей.
Я все это помню.
Это до сих пор проходит перед моими глазами, как куски пожеванной кинопленки.
Я – никто, и умру я никем.
И что я уже могу сделать в свои 98 лет?
Только сидеть в этом, плетенном лозой, кресле-качалке, укутываться в теплый шерстяной плед, и смотреть на рассветы и закаты большого солнца.
Но и сейчас у меня есть только одна надежда, только одна мысль помогает мне пережить этот длинный неподвижный путь к смерти.
Та мысль, которую хотел сказать, но так и не сказал мне Пьяный человек в моих воспоминаниях. Та мысль, которая пыталась пробится ко мне на протяжении всей моей жизни. Мысль, что в день наступления сотого года моей жизни, где-то в другом, параллельном, а может быть и в этом, мире прекрасный принц прорвется сквозь смертельные заросли колючих кустов к спящему замку, найдет стеклянный саркофаг, и поцелуем разрушит столетние чары злой колдуньи.
А потом? А потом начнет совсем другую историю моей жизни.
А пока что я буду сидеть на застекленном балкончике и качаться в кресле-качалке, встречая рассветы и провожая закаты.
И пусть только мои сны будут мне утехой.
За окном будет лить дождь, и мы с Пьяным человеком в темном задымленном кафе будем бесконечными графинами глушить водку и ВСПОМИНАТЬ:
***
Сидя на резной скамеечке в осеннем парке возле застывшего на вечно Потемкина, буду читать свой гороскоп на неделю:
«В первые три дня семидневки лучше не принимать скоропалительных решений. Лучше переждать этот неблагоприятный период, разбираясь со старыми делами. Вас ждет большой успех в личной жизни».
«большой успех в личной жизни…» интересно, откуда ему взяться???
Когда-то там во Вселенной жизнь одной живой клетки началась, когда-то там жизнь одной клетки и закончиться.
Помнить эту клетку будут ровно 5 микросекунд вселенского времени.
Как дедушку – разносчика газет.
И что после этого остается делать?
Просто жить…
И я встану. До конца обеденного перерыва будет оставаться только 2 минуты.