— Ох, Иваныч, я уже наладилась было. Вчерась заставила обоих девок прибрать у него в дому и обед сготовить. Ты думаешь, он заметил чистоту и лапшу с курицей? Я ему толкую, девушки-суседки к тебе приходили, шефы, значит, над тобой, одиноким. Он хмыкнул — и ни слова. Спрашиваю: как обед-то? Отмолчался, ну никакого чуйства, на мерина уже смахивает.
— Вот и я о том, Настёна. Больно уткнулся он в работу. А ты не отступайся, приучай их дружка к дружке. Сосватаешь — премии не пожалеем от правления как на закрепление кадров в колхозе. И свадьбу, само собой, за наш счет. Надолго к тебе девчата?
— Сказывали, на месяц.
— Тебе даю такой же срок. Чтоб как на блюдечке!
И, запрятав улыбку, погрозил ей пальцем.
Уже в Кудрине, проезжая мимо своего дома, Михаил Иларионович вдруг завозился на заднем сиденье и быстро сказал шоферу:
— Подверни…
Против окон вплотную к палисаду стояла светло-синяя машина — «Жигули». Никакого сомнения: приехали к нему. Кто бы это?
— А ну-ка, ну-ка, — заинтересованно проговорил Дьяконов, вылезая. — Гости, Ларионыч. Номер-то областной.
У Савина зачастило сердце. Неужто Веня? Он еще когда мечтал о своей машине…
Их увидели из дома. Дверь распахнулась. На крыльцо выпорхнула Марина, сияющая, легко одетая, с мокрыми волосами и полотенцем в руках. Бросилась и повисла на шее растроганного свекра.
— Папуля наш! Здравствуй!
Следом за ней выбежал Вениамин — тоже с мокрой головой, в майке, узеньких джинсах и босой.
— Ты легок на помине! — Он обхватил отца, прижался. — А мы только-только… Пыль с себя успели смыть. Как ты, папаня? Вид отличный, молодец. Сергей Иванович, здравствуйте. Вот и отлично, что оба враз нашлись!
И потащил их в дом. Все, что занозой сидело в голове агронома и председателя, все заботы на этот день, дела неотложные — все отлетело. С бывшим колхозным механиком Веней отец и Дьяконов связывали многое! Не просто гость…
— Ты чего не писал? — набросился на сына Михаил Иларионович. — Мы с матерью ждем-пождем, от вас ни весточки. Что-нибудь случилось?
Веня замялся, почесал за ухом и сказал:
— А вот ждали, когда обзаведемся, чтобы показаться во всем блеске. И дождались. Как находишь машину?
— Да бог с ней, с машиной! Ты-то как? Марина? Куда она подевалась? Уже на кухне! Ладно, время поесть, тоже недурно. Что нового, Веня?
— Много нового. Но мы договорились с Мариной: обо всем новом ты узнаешь от нее, — и оглянулся на кухонную дверь.
— Малыша ждем? — У Савина даже щеки вспыхнули.
— Это само собой. Есть кое-что и другое.
Вошла, нет — вбежала, толкнув дверь боком, Марина. В обеих руках у нее меж пальцев висели четыре бутылки с красивыми наклейками.
— Вот! — Она поставила их на стол. — Сейчас загуляем!
— Нехорошо, конечно, спаивать стариков, — притворно строго заявил Дьяконов. — Но если повод достаточно сурьёзный…
Когда сели, когда повеяло над столом ароматом какого-то неведомого, золотистого цвета, вина, греческого, как пояснил Веня, кипрского, поправила его Марина, и когда чокнулись, сказавши «с прибытием», Савин вопрошающе уставился на невестку. И она, обменявшись взглядом с мужем, выпрямилась на стуле, придала лицу особенную значимость, несколько помедлила и вдруг сказала:
— Насовсем!
Старшие переглянулись. Вениамин решил, что надо все-таки объяснить обстоятельно:
— Решили уехать из города и поселиться здесь. По обоюдному согласию. Как досмотрите на это, товарищи начальники?
Дьяконов с грохотом отодвинул стул и поднялся. Веня тоже. И тогда председатель растроганно обнял его.
— Лучшего подарка… лучшего… Савин молчит, знал, поди, но я-то, я… Приветствую и одобряю. И в мыслях не было, чтобы вот так!
А Михаил Иларионович сидел, опустив глаза. Скрывал слезы. Марина подскочила, обняла сзади.
— Что там греческое, по такому-то поводу! Давай беленькое, — Дьяконов зашумел, задвигал что-то на столе. — Ну, не сиди истуканом, Ларионыч, скажи свое слово! Сейчас я покажу, как в таких случаях…
И разом осушил стакан.
— А мы подъехали, — тихо говорила Марина свекру, — видим, никого. В Лужки уже сил нет, да и дорога туда знаем какая. Веня вспомнил, где ключ, полез под слегу, открыли, думаем, передохнем, а потом и в Лужки. Мы там будем жить, правда? И работать там же. А почему нет?
— Кто сказал — нет? — опять загремел Дьяконов. — Для вас на выселках и дом имеется, хороший дом. А то нет? Чего смотришь на меня? — набросился он на Савина-старшего. — Четвертый от твоего, рядом с Силантьевым. Ну, который опустел недавно… Он же колхозу даден по причине бесхозности. Живитя! А коли всерьез, покупайте в частную собственность, всего пятьсот целковых, — и пятистенка ваша, от конька на крыше и до погреба. Перестраивайте по вкусу-умению. Ты, Веня, — механиком в колхоз, как и раньше. Ты, мамочка молодая, — в школу ребятенок учить. Такая раскладка подходит?
— Обсудим, — несколько смущенно сказал Савин-старший. — Тут особых проблем нет. Ну, а другая новость? Что молчишь, девочка?
Марина густо покраснела, а Веня замахал руками.
— Все-все! О другом — в другой раз. В частном порядке. Ну, папа, как ты не понимаешь! Лучше я поясню, почему мы решили… Всему начало — где? В деревне, на земле, так? Кто мы сами? Крестьяне по роду-племени. Так? А почему ушли от главного дела жизни? Может, я говорю не такими словами, но вы поймете. Сейчас земля в опасности, это и слепому видно, всякие жизненные неурядицы отсюда берут начало, те же очереди по магазинам, те же цены на базаре. А мы там в вечной суете, в разлуке, то Марина уехала, то я в командировках, это не жизнь. На работе бестолковость какая-то, шумим, ругаемся, сто причин для недовольства. Ну, это, как говорится, накопилось. Поговорили мы с Мариной, обдумали. Продали лишнее, выкупили заветную машину — и сюда. Если не будет возражений…
— Когда посылать за вещами? — Дьяконов торопился, похоже, боялся, как бы не передумали. Заполучить толкового механика, мастера на все руки? Да еще с учительницей? Манна небесная!
— Ты вот что, — Савин смотрел на сына. — Горячку пороть не надо, пускай ваше дивное решение хорошенько уляжется. Потолкаешься, осмотришься здесь, тогда и поставим точку. С домом, где жить, оказывается, просто. Купим этот дом. И перестроим. Тебе, Маринушка, место в школе найдется. Будешь ездить туда-сюда на своей синенькой, если освоишь шоферское дело.
— А дорога — господи помилуй! — Марина вспомнила тракторный переезд через болото, ямы и грязь на четырех километрах.
— Отличная дорога, милая моя! — вмешался Дьяконов: — Как знали, успели до вашего приезда. Асфальтом надумали покрыть. И покроем! Заявляю официально, поскольку решили продолжить дорогу до Поповки. Подтверди, Ларионыч!
— С дорогой проблемы нет, — Савин с легкой укоризной смотрел на разошедшегося председателя. — Отдохнете и поезжайте в Лужки, порадуйте мать. Они все там на покосе, Зинаида с семьей тоже там. Встретят с открытой душой и радостью.
— Мы тоже пойдем косить, да, Веня? — Марина решительно поднялась, маленькая, ладная, с загоревшимися глазами. — Ты научишь меня? Это ведь не сложно, правда? Всю жизнь мечтала! Слышу, как коса траву кладет: вжик, вжик, вжик!
— Ты сейчас ляжешь и уснешь, время до вечера есть. Мы договорились: режим дня под моим контролем.
— А мы по своим делам. — Савин подтолкнул Дьяконова к двери.
— Чтоб завтра заявление в колхоз лежало на моем столе! — строго сказал Дьяконов. И крепко пожал руку будущему механику.
Сплошные радости. Такой подарок судьбы! Савин только мечтал об этом. Мечтал, но и жене ничего не говорил. И вдруг — вся семья собралась. Вся! Чудо расчудесное…
В шестом часу вечера синие «Жигули» подрулили к ближнему от плотины лужковскому дому. Взрослый народ все еще работал на той стороне реки, зато дети… Через пять минут в машине возились босоногие Венины племянники, Катенька напрасно шикала на Бориса и Глеба, которые не могли отойти от синей игрушки, внезапно остановившейся возле их дома. Выяснив, где кто, они быстренько уселись, балдея от радости, и в «Жигулях» покатили к броду через Глазомойку. Там остановились, не рискнув переезжать. Веня подтянул свои джинсы и потащил через речку сперва Катеньку, потом сразу обоих ребят, обхватив их, словно котят, под руками. И уж потом с предельной осторожностью перенес свою Марину.
Веселой гурьбой, где шагом, где бегом, добрались они до цепочки работающих. И тут все перемешалось. Детские крики, писк, объятия; грабли полетели на валки, работа остановилась. Марина не отходила от Катерины Григорьевны, бесконечный разговор их не останавливался ни на секунду. Лишь спустя долгое время Зинаида отстранила от себя детей, наказала идти домой и произнесла, чтобы все слышали:
— Делу время, потехе час. Давайте-ка… Марина, становись со мной.
Та с готовностью взяла грабли, но посмотрела на мужа. Веня подмигнул, сказал: «До моего прихода — физкультпривет!» И пошел к тракторам, несколько раз оглянувшись на свою женушку. Позади работающих барахтались на валках три детские фигурки. Солнце уже не припекало, оно покраснело и склонилось к самому горизонту, прочерченному зубчатым лесом.
Митя издалека признал Веню Савина. Выпрыгнул из кабины и, покачнувшись на нетвердых от долгого сидения ногах, крепко пожал руку.
— Какими судьбами?
— Поживем здесь, Митя. На выселках.
— В отпуск?
— Насовсем.
— Разыгрываешь? — Митя клонил голову вправо, влево, словно с этих разных позиций мог лучше распознать истину.
— Ей-богу, насовсем! И жену привез. Видишь нашу машину? — Синие «Жигули» ярким пятном выделялись на том берегу речки.
И Зайцев поверил. И с облегчением вздохнул. Но вместо новых расспросов показал на кабину лугового комбайна.
— Сядешь?
— Ага. Рядом с тобой.
Машина пошла. За поворотом они поменялись местами. Вениамин освоился быстро. Знакомое дело, не успел отвыкнуть. А Митя сказал ему в ухо:
— Сделай кружок без меня. Я пройдусь, разомну спину. Или полежу. Понимаешь, с пяти утра.