«Ритуал? – с упавшим сердцем подумал У Цяньхэн. – Так всё это ложь? Они и не собирались отправлять Сяоцзе в Первую столицу? Но что они собираются с ней сделать?»
– Да, да, – ещё угодливее закивал управляющий, – это была необыкновенная удача – встретить того монаха. Никто из живущих в мире смертных не знает о хрустальных душах, только он один: он читал запретные книги в забытых храмах.
– Должен это быть какой-то определённый ритуал? – подумав, спросил господин Чэнь. – Как мы должны убить девчонку, чтобы боги принял жертву?
У Цяньхэн похолодел. Убить! Это было не просто символическое жертвование души, здесь замышлялось настоящее убийство!
– Монах сказал, что любой способ подойдёт, лишь бы алтарь окропило кровью. Думаю, нужно перерезать ей горло: быстро и без мучений, так душа не успеет растерять совершенство перед несовершенством смерти, – сказал управляющий. – Лучше ей пребывать в неведении: невинные души не менее совершенны, чем души, впитавшие в себя мудрость всего мира. Чтобы уж наверняка.
– Тогда выбери самый острый нож, – велел господин Чэнь.
– Я уже выбрал, – сказал управляющий, вытаскивая из-за пазухи нож с длинным узким лезвием.
У Цяньхэн зажал рот обеими ладонями, сердце у него пустилось вскачь. Нужно предупредить Чэнь Юэ, рассказать о коварном плане её дяди, придумать, как спасти Чэнь Юэ… Побег! Бежать! Сегодня же! Немедленно!
Он попятился, по-прежнему зажимая рот ладонями, переступил ногами, развернулся и спрыгнул с террасы на снег. Но сапог его поскользнулся на застывшей лужице, и У Цяньхэн грохнулся на землю.
– Кто там? Кто-то подслушивал? Поймай его! – Топот шагов из-за угла приближался, голоса становились громче. – Поймай и убей! Лишние свидетели нам не нужны! Живо!
У Цяньхэн вскочил на ноги и, оскальзываясь и спотыкаясь, помчался прочь от террасы, уродуя сапогами нетронутое полотно первого снега. Прочь отсюда, к локвам, где ждёт его Чэнь Юэ…
Что-то горячо обожгло его спину, как раз между лопатками, а потом снег завертелся перед глазами, и неожиданно в глаза ударило вечное сияние неба и солнца.
[421] Гранатовые зёрна на первом снегу
Чэнь Юэ с нетерпением ждала утра, прихорашиваясь перед большим бронзовым зеркалом.
Прежде ей не нравилось смотреть на своё отражение. Она смутно помнила, что однажды её чуть не убили, приняв за демона. Это было очень давно, ещё когда она жила с родителями, лица которых время стёрло из памяти, оставив лишь неясные силуэты и искажённые голоса. Тогда ей запретили выходить из дома, и она более никогда не бывала на улице.
Она увидела мир лишь мельком, когда её везли в поместье Чэнь после смерти родителей, и вновь оказалась запертой на долгие годы. Теперь говорили, что её ничто не должно осквернить, но она-то знала, что это из-за её странных глаз и волос!
Но сейчас она глядела на себя без отвращения. У Цяньхэн сказал ей, что никого прекраснее он в жизни не видел.
«Значит, иметь такие глаза и волосы – красиво, – подумала Чэнь Юэ. – Учитель не стал бы меня обманывать».
Она много размышляла о том, что связывало их теперь. Её цветок распустился в полную силу, и она захлёбывалась сладостью переполнявших тело чувств. Только в объятиях У Цяньхэна она чувствовала себя по-настоящему совершенной.
Они перепробовали разные любовные техники: среди книг У Цяньхэна были и «Весенние картины», сборник эротических гравюр, служивший своеобразным учебником для юных пар, познающих друг друга на супружеском или любовном ложе.
Чэнь Юэ было всё равно, какие позы принимали их тела, важен был лишь момент соединения и последующая за этим сладкая боль – «колибри, проникающая в чашечку цветка жадным клювом, чтобы насладиться драгоценным нектаром», так описывали любовный акт в одном из стихотворений.
«Моё тело создано специально для него», – думала Чэнь Юэ.
Мысль о том, что это мог быть кто-то другой, а не учитель, казалась нелепой.
У Цяньхэн сказал, что они будут этим утром любоваться первым снегом в саду и сочинять стихотворения. Чэнь Юэ шла к беседке по нетронутому снегу – значит, учитель ещё не пришёл – и то и дело смотрела на следы, которые оставляла позади себя.
Мелкий снежок сыпался с неба всю ночь и всё раннее утро и лишь недавно перестал, но ветром ещё приносило редкие, запоздавшие снежинки. Некоторые были крупные и не таяли, даже опускаясь на подставленную ладонь. Чэнь Юэ никогда прежде не любовалась снегом и теперь с азартом ловила снежинки, проверяя их на прочность. Она настолько увлеклась этим, что едва не позабыла, зачем пришла в сад.
– Где же учитель? – спохватилась она, осознав, что солнце уже стоит высоко, время близится к часу коня[14].
Чэнь Юэ посмотрела на нетронутый снег и решила пойти встретить У Цяньхэна. Тот мог проспать назначенное время.
«Тогда я его разбужу», – с предвкушением подумала Чэнь Юэ.
Ей показалось, что по снегу за живой изгородью рассыпаны зёрна граната. Наверное, решила она, птицы принесли откуда-то ягоды и уронили, когда за ними погналась жившая в саду ласка. Она наклонилась над россыпью ягод и тут увидела, что это вовсе не зёрна граната, а капли крови. Она ощутила лёгкий укол в сердце, выпрямилась и огляделась.
Чуть в стороне от изгороди она увидела присыпанное снегом тело У Цяньхэна, тот лежал ничком, в луже собственной крови, подёрнутой ледком. Чэнь Юэ вскрикнула и бросилась к нему, упала возле него на колени, пытаясь перевернуть его и отряхнуть запорошенную снегом одежду.
У Цяньхэн казался необыкновенно тяжёлым, ресницы его были обсыпаны снежной пылью, помертвелые губы заиндевели, кровь на продранной насквозь одежде подёрнулась острыми алыми кристалликами льда.
Чэнь Юэ уложила его голову к себе на колени, надрывно повторяя:
– Учитель? Учитель!
У Цяньхэн слабо пошевелился, глаза его приоткрылись. В глазницах у него тоже был лёд, слёзная жидкость замёрзла и рассыпалась ледяными осколками, он смотрел сейчас словно через калейдоскоп.
– Чэнь Юэ… – выговорил он, с трудом шевеля застывшими губами. – Умереть на коленях любимой – не величайшее ли счастье?..
– Учитель! – восклицала Чэнь Юэ, и по её лицу катились слёзы.
У Цяньхэн вдохнул, выдохнул, ещё вдохнул… Глаза его широко распахнулись. Сквозь предсмертную дымку прорвалась ясность рассудка, У Цяньхэн вспомнил, что с ним произошло и почему.
Он последним усилием воли заставил себя разжать каменеющие челюсти и заговорил чужим, хриплым голосом:
– Чэнь Юэ! Не будет никакой церемонии благословления. Твой дядя тебя обманывает. Они принесут тебя в жертву богам. Ты должна бежать из поместья. Яблоневое дерево у стены. Если залезешь на него, его ветки спускаются за стену, можно спуститься по ним за стену… Твой дядя… они…
По глазам его пошла поволока, он дёрнулся и замер. Предсмертная агония ещё не наступила, но смерть уже дотронулась ледяными пальцами до его сердца, и У Цяньхэн ясно ощутил, что пришли последние минуты или даже секунды его жизни. Он уже предупредил Чэнь Юэ, осталось лишь сказать ей последнее слово, но губы уже не слушались.
– Бай… бай-э… – ещё смог выговорить он, но продолжить сил не хватило.
Сердце дрогнуло и замерло навсегда, помутнели и побелели зрачки, с губ слетел последний клокочущий вздох.
– Учитель? – со страхом позвала Чэнь Юэ, пытаясь удержать запрокинувшуюся и ставшую необыкновенно тяжёлой голову мужчины. – Учитель?.. У Цяньхэн!!!
До неё не сразу дошло, что держит она в руках уже мертвеца. Осознание пришло, когда Чэнь Юэ ощутила, что У Цяньхэн стал холоднее снега вокруг и твёрже льда и что снежинки, падая на его лицо, больше на тают.
Слёзы, катившиеся по щекам Чэнь Юэ, вдруг стали красными: глазницы наполнились кровью. Она зажала виски ладонями и хрипло закричала, не в силах справиться с захлестнувшей её болью. Потом вдруг разом всё прошло, наступило полное бесчувствие, точно внутри всё умерло. Кровавые слёзы всё ещё струились по её лицу, рот болезненно кривился, но мозг работал необыкновенно ясно в этот момент, раз за разом прокручивая сказанные У Цяньхэном перед смертью слова.
Церемония благословения – лишь отговорка. Её принесут в жертву богам. Дядя собирается убить её. Учителя убили, потому что он об этом узнал и хотел предупредить. Учителя убили. Учителя убили. Убили. Убили.
Лицо Чэнь Юэ ожесточилось. Она осторожно переложила голову У Цяньхэна на снег, прикрыла его лицо платком и поднялась на ноги. Взгляд нашёл поодаль запачканный кровью нож.
– Если учителя убили, зачем тогда мне жить? – одними губами сказала Чэнь Юэ, наклоняясь и поднимая нож.
Пошатываясь, она побрела к главному дому. Перед глазами стояла кровавая пелена. Она ничего не видела, не слышала и не замечала, что позади неё падают один за другим трупы. Она убивала их, даже не осознавая этого. В поместье Чэнь было полсотни слуг, ни один из них не выжил.
Последним Чэнь Юэ убила своего дядю: он был слишком грузен, чтобы успеть сбежать. Тело с грохотом повалилось на пол, Чэнь Юэ оседлала его и снова и снова наносила удары, не замечая, что плоть уже превратилась в сплошное месиво.
– Вы убили его! Вы убили его! – повторяла она бессмысленно.
Чужая кровь забрызгала её лицо, смешиваясь с кровавыми слезами, но она даже не пыталась её стереть. Ей было безразлично, теперь всё для неё стало безразлично и бессмысленно, ведь У Цяньхэн мёртв.
Изменения, которые за эти минуты претерпела её душа, были чудовищны!
Чэнь Юэ поднялась, всё ещё крепко сжимая в руке нож, и, спотыкаясь, побрела обратно к телу У Цяньхэна. С неба снова посыпался снег, присыпал кровавые следы, словно пытаясь спрятать их от случайного взгляда.
Чэнь Юэ рухнула на колени возле трупа учителя, отрешённость на её лице проступила сильнее.
– Если учителя больше нет, зачем мне тогда жить? – повторила она начисто лишённым выражения голосом.
Она подняла руку с ножом, провела лезвием по своему горлу, горячая струя крови ударила наискось, заливая снег и край одежды, и Чэнь Юэ повалилась ничком на тело У Цяньхэна.