«Быть может, – подумал евнух, – чтобы Небеса ответили, нужно их проклясть?»
Но он не решился.
[585] Можно ли надеяться на чудо, когда других надежд не осталось?
Когда возвестили о возвращении царских войск, Янь Гун, придерживая полы одеяния, помчался к воротам, чтобы встретить Ли Цзэ и вместе с ним посмеяться над суевериями, которые терзали его все эти дни в разлуке. Но во главе войска ехал Цзао-гэ и был мрачнее тучи.
Сердце Янь Гуна упало: он остановился, не в силах сделать еще один шаг, и остекленевшим взглядом смотрел, как из повозки, которую окружили солдаты, выгружают носилки с телом Ли Цзэ. Ноги у евнуха подкосились, он сел прямо на землю. Юань-эр бросился к нему и принялся поднимать, но ни руки, ни ноги Янь Гуна не слушались.
Цзао-гэ, увидев это, раздраженно рявкнул:
– Гунгун!
Янь Гун очнулся, уцепился за плечо Юань-эра и так встал, чувствуя, как внутри леденеет страхом. Четверо солдат пронесли в ворота дворца носилки с телом Ли Цзэ, но он побоялся на них взглянуть и зажмурился. Потом в голове мелькнуло: «Но ведь мертвеца накрывают полотном с головой».
Тело на носилках ничем не было прикрыто. Янь Гун распахнул глаза и, отталкивая Юань-эра, помчался следом за солдатами, уносящими Ли Цзэ во дворец.
В царских покоях уже собралась порядочная толпа, министры стенали и охали, слуги так яростно терли ладонь об ладонь, что могли бы разжечь огонь даже без кремния. Янь Гун растолкал их и повалился на колени возле носилок, которые солдаты поставили, расшвыряв по углам покоев ширмы и стол, прямо в центре.
– Цзэ-Цзэ, – прошептал Янь Гун.
Ли Цзэ лежал на носилках мертвец мертвецом. Его доспехи и одежда были залиты кровью, из груди торчал обломок копья. На лице Ли Цзэ не было ни кровинки. Копье изредка слабо трепетало, и только по этому можно было определить, что Ли Цзэ еще жив.
– Гунгун, – сказал Цзао-гэ сдавленно, – мы завоевали Дикие Земли.
– Какое мне дело до Диких Земель! – взвизгнул Янь Гун и залился слезами. – Когда Цзэ-Цзэ… Лекари! Куда подевались лекари?!
Лекари уже спешили в царские покои, но, едва взглянув на царя, переменились в лице и потупились. Старший лекарь встал на колени возле носилок, потрогал у раненого пульс и покачал головой:
– Ничего нельзя сделать. Чудо, что царь еще не умер, но это произойдет до конца дня. Его пульс уже угасает.
– Выдерните это чертово копье из его груди! – рявкнул Цзао-гэ.
– Нельзя, – возразил старший лекарь. – Острие копья задело сердце. Если его вытащить, царь тут же умрет. Он и жив еще потому, что копье не вытащили.
– Царь, наш царь! – начали подвывать министры, хватаясь за виски, словно хотели вырвать себе волосы. Произошло то, чего они опасались: царь умирал, так и не оставив наследника.
Цзао-гэ поиграл бровями и припомнил:
– В последний момент, перед тем как потерять сознание, Ли-дагэ просил что-то… какую-то орхидею. Я не расслышал.
– Орхидею? – переспросил Янь Гун, и слезы на его глазах моментально просохли.
В мозгу сразу же пронеслись осиным роем мысли-образы: орхидеи на цветочном рынке, орхидеи из дворцового сада, орхидея или что-то похожее на вышивке Юйфэй…
– Мэйжун! – воскликнул Янь Гун, вскакивая на ноги. – Мэйжун!
– Что Мэйжун? – опешил Цзао-гэ столь разительной перемене в евнухе: из неутешной развалины в одно мгновение превратился в решительного деятеля.
Янь Гун потер лицо рукавом, шмыгнул носом и сказал:
– Мэйжун уже спасла Цзэ-Цзэ однажды. Кто сказал, что чудо не может повториться?
– Царская наложница! – в голос воскликнули министры и перестали рвать на себе волосы.
Янь Гун сделал глубокий вдох, выдохнул, пытаясь успокоиться, но губы у него так и задрожали, когда он опять поглядел на Ли Цзэ.
– Не раскисай! – Цзао-гэ хлопнул его по спине, подталкивая к двери. – Ты же царский евнух, иди и позови Мэйжун. Сможет она спасти Ли-дагэ или нет, но как царская наложница она тоже должна здесь быть, разве не так?
Янь Гун хорошенько ударил себя ладонями по лицу и побежал в покои Хуанфэй, чтобы позвать Мэйжун. Церемониться он не стал, распахнул дверь, перевалился через порог и бухнулся на колени, так припечатав лоб в пол, что гул можно было расслышать в любом уголке покоев.
Су Илань, чувствуя легкое недомогание, поскольку приближалось полнолуние, полулежала на кровати, но тут же вскочила на ноги. Такое поведение евнуха могло означать только одно.
– Ли Цзэ? – сдавленно спросила Су Илань.
– Спаси его. Спаси моего друга и можешь хоть ногами меня попирать, я тебе и слова не скажу!
Он поднял голову и вздрогнул. Он не думал до этого момента, что Мэйжун с ее невероятно белой кожей может побледнеть, но сейчас лицо царской наложницы так помертвело, что стало почти серым. Су Илань пошатнулась, но тут же овладела собой, перепрыгнула через евнуха и понеслась через весь дворец к царским покоям, с трудом удерживая себя в обличье Мэйжун, на волю рвалась даже не Су Илань, а белая змея, настолько пошатнулось ее внутреннее равновесие. Янь Гун припустил за нею следом, но не смог нагнать и прибежал лишь через минуту, задыхаясь и хватаясь за бок.
«Ну она и бегать! – невольно подумал он. – Точно ведьма!»
Мэйжун, как он обнаружил, уже стояла у носилок с телом Ли Цзэ. Глаза у нее остекленели, руки потянулись к щекам, точно она собиралась расцарапать себе лицо, как нередко делают женщины в приступе отчаяния.
– Спаси его! Спаси нашего царя! – взмолились министры, и Цзао-гэ присоединился к ним.
Су Илань никак не могла отвести взгляда от лица Ли Цзэ, на котором с каждой секундой все явственнее проступала печать надвигающейся смерти. Очередное трепетание копья вывело ее из оцепенения.
Она, не оборачиваясь, резко сказала:
– Все вон! Немедленно!
Янь Гун засуетился, подталкивая к выходу министров и остальных.
– Ты тоже, – по-прежнему не оборачиваясь, велела Су Илань.
Янь Гун досадливо сморщился – спиной она его, что ли, видит? – но спорить не осмелился. Речь ведь шла о жизни Ли Цзэ. Он вышел и затворил за собой двери, сосредоточенно хмуря брови. На то, чтобы прогнать всех остальных от царских покоев, много времени не ушло: царский евнух был вторым после царя, его обязаны были слушаться все, даже министры, если царь пребывал в отсутствии. И разумеется, сам Янь Гун остался у царских покоев.
«Если не сейчас, то когда?» – подумал он и решительно провертел пальцем очередную дырку в окне.
[586] Секрет «чудесного исцеления»
Янь Гун, затаив дыхание, приник глазом к дырке в окне, пытаясь разглядеть, что происходит внутри. Он ничего не пропустит, даже моргать не будет, и узнает секрет чудесного исцеления!
Мэйжун стояла подле носилок, чуть покачиваясь, лица ее евнух не видел. Руки ее медленно поднялись, пальцы вцепились в волосы на висках, и Янь Гун расслышал:
– Ли Цзэ…
«Неужели и она ничего не может сделать?» – подумал Янь Гун. Это походило на жест бессильного отчаяния.
Потом… Мэйжун махнула перед собой рукавом, заструились белые одеяния. Янь Гун поморгал, решив, что ему это привиделось: она ведь не могла в одну секунду переодеться из синего в белое, да еще и волосы распустить! А даже если и так, то не могла же у нее и фигура при этом измениться? Но обман зрения или нет, длилось это всего секунду или две, а после… Мэйжун начала оседать на пол, явно уменьшаясь в размерах. Янь Гун сунул в рот кулак и прикусил его, потому что изо рта едва не вырвался крик ужаса: царская наложница превратилась в белую змею!
«Она демон!» – обмер Янь Гун, и первой мыслью было позвать на помощь, потому что эта белая змея, длиной в два человека, наклонилась над Ли Цзэ, разглядывая его, точно примеривалась, с какой стороны лучше начать его жрать. Янь Гун не сомневался: змеиный демон втерся к ним в доверие, чтобы сожрать Ли Цзэ и забрать его силы себе. Второй мыслью было ворваться в царские покои и хлестануть змею плетью, чтобы отогнать от Ли Цзэ. Но ничего из этого Янь Гун сделать не успел.
Белая змея вытянулась вверх, вновь зашелестели белые одеяния, и подле Ли Цзэ на коленях уже снова стояла Мэйжун… нет! Не Мэйжун!
У носилок с Ли Цзэ на коленях стояла девушка, в которую превратилась Мэйжун после невероятного превращения в змею, и, быть может, даже была хороша собой, но внутри у Янь Гуна все заледенело. Это был второй демон, которого он видел в своей жизни, и уж точно ждать от него, как и от первого, не следовало ничего хорошего: змея, еще одна демоническая змея!
Су Илань между тем протянула руку, точно хотела взяться за обломок копья и вытащить его, но тут же поджала пальцы и покачала головой, что-то бормоча себе под нос. Янь Гун не расслышал, но внутренне напрягся и сжал рукоять плети так, что пальцы побелели. Вытащить обломок копья из сердца Ли Цзэ означало убить его.
«Вероятно, демон это понял», – подумал Янь Гун и, приноровившись, прижался к дырке в окне уже другим глазом.
Су Илань с минуту стояла, чуть покачиваясь – совсем как змеи делают! – и глядела на мертвенно-бледное лицо Ли Цзэ. Глаза у нее были совершенно зеленые и слегка светились, зрачки то становились змеиными, то превращались в человеческие, и кожа на шее временами менялась на змеиную шкуру.
Разумеется, Су Илань с первого взгляда поняла, что Ли Цзэ находится на грани жизни и смерти – то пограничное состояние, которое неподвластно даже змеиным демонам с тысячелетней культивацией. Смертельные раны, которые могут лечить белые змеи, бывают разной степени… смертельности, и эта совершенно точно из тех, что принято считать безнадежно смертельными.
Внутреннее равновесие Су Илань пошатнулось, мысли спутались. Впервые в жизни она не знала, что делать. Ли Цзэ мог умереть в любую минуту, а она ничем не может ему помочь?
– Нет… нет, Ли Цзэ, нет… – забормотала Су Илань.
Янь Гун принял это за очередной приступ бессильного отчаяния.
«Она… оно его не спасет!» – подумал евнух и стиснул зубы. Если Ли Цзэ не спасти, то живым из царских покоев никто не выйдет.