Су Илань постояла, закрыв лицо руками, потом медленно отвела ладони и прижала левую руку к сердцу. Мысль о том, что Ли Цзэ может умереть и умрет, выгрызла внутри нее бездонную дыру, и это было очень больно. Су Илань никогда прежде не чувствовала боли в сердце. Ей на мгновение показалось, что она умирает сама, а потом к ней пришло то, что люди называют озарением, а белые змеи – сокровенным откровением.
Вероятно, в критические моменты в змеиных демонах пробуждалась коллективная память предыдущих поколений, исполненная многотысячелетней мудрости, а может, Су Илань сама это придумала, но… Она знала, как спасти Ли Цзэ и чего это ей будет стоить, но не сомневалась ни секунды. Она вдруг поняла в этот момент и это ее несказанно удивило, что без Ли Цзэ жизни ей не будет. Да, ничего не изменит того факта, что Ли Цзэ человек и смертен, но Су Илань не собиралась мириться с тем, что Ли Цзэ должен умереть прямо сейчас: пусть умрет в старости, тогда Су Илань сможет достойно с ним попрощаться, потому что у него впереди будет целая смертная жизнь, чтобы к этому подготовиться.
Су Илань выдохнула, не разжимая стиснутых зубов. Ей нужно было собраться с духом и сосредоточиться. Действовать нужно быстро, быстрее змеи, чтобы опередить смерть.
«Что она делает?» – опешил Янь Гун, увидев, как змеиный демон развязал одеяние и спустил его с плеч, обнажая торс. Белизна тела в полумраке покоев казалась почти зловещей, а движения были по-змеиному плавными.
Су Илань наклонилась над Ли Цзэ, взялась за обломок копья и выдернула его, чтобы в ту же секунду направить острие на себя и пронзить им себе грудь в том же месте, где была рана у Ли Цзэ.
Янь Гун поначалу решил, что змеиный демон собрался покончить с собой, потому что оказался бессилен спасти Ли Цзэ, если только он вообще думал его спасать. Но дальнейшие действия змеиного демона человеческой логике не подчинялись. Янь Гун не сразу сообразил, что происходит.
Су Илань пронзила себе грудь, постаравшись, чтобы наконечник копья вошел как можно глубже, до сердца, тут же выдернула обломок копья и прижалась грудью к груди Ли Цзэ, крепко держа его за плечи.
«Что это за ритуал? Хочет, чтобы их кровь смешалась?» – не понял Янь Гун.
Су Илань распрямилась, кровь продолжала струиться по ее груди, заливая белые одеяния, но она не обращала на это внимания. Взгляд ее был прикован к Ли Цзэ, словно выискивал что-то, одной ей известное, в лице, похожем на посмертную маску. Созерцание длилось не более десяти секунд. Су Илань завалилась набок, взмахивая перед собой рукавом, взметнулись синие одежды и поникли на полу увядшим цветком. Воцарилась тишина.
Янь Гун подождал немного, но ничего не происходило. Тогда он собрался с духом и юркнул обратно в царские покои, крепко сжимая в руке плеть и готовый пустить ее в ход, если змеиный демон на него набросится. Но змеиный демон, превратившийся обратно в Мэйжун, лежал неподвижно. Янь Гун наклонился, осторожно потыкал его концом плети в плечо, потом потрогал за руку. Пульс был, но очень слабый.
«Не умер», – сделал вывод Янь Гун.
Удивительно, что на теле Мэйжун не было ни крови, ни раны, которую змеиный демон себе нанес, по крайней мере – на первый взгляд. Проверять под одеждой Янь Гун не решился.
Он подошел к Ли Цзэ, встал возле него на колени, зажимая рот ладонями. Жив его друг или мертв – он еще не знал, но выглядел Ли Цзэ ужасно. Его тело было залито кровью, ничего нельзя было разглядеть. Сорванные доспехи валялись подле носилок. Янь Гун уставился на них, не мигая. Когда это змеиный демон успел их сорвать? Янь Гун этого не видел, потому что Су Илань была нечеловечески быстра. Доспехи были безнадежно испорчены.
Какой-то хлюпающий звук отвлек его внимание, и исходил он точно от Ли Цзэ. Янь Гун резко повернул голову. Это вытекла из угла рта струйка крови. Янь Гун машинально вытер ее рукавом, придерживая его край, и тут же замер. Ли Цзэ дышал! Дыхание было неглубокое, неровное, но в нем не слышалось ни хрипов, ни свиста, как было до этого. Янь Гун сглотнул и уставился на кровавое месиво на его груди. Решился он не сразу, пришлось заставить себя встать, взять полотенце и смочить его в бочке с водой, вернуться обратно и, дрожа при мысли о том, что он, вероятно, ошибается, провести мокрым полотенцем по груди Ли Цзэ.
Глаза Янь Гуна широко раскрылись, он машинально приложил кулак к губам и снова прикусил его, даже не замечая этого. Там, где полотенце стерло кровь, не было того, что он ожидал увидеть – страшной зияющей раны в груди. Там, где полотенце стерло кровь, алел свежий шрам ромбовидной формы, похожей на змеиную чешуйку. Шрам не кровоточил, и если Янь Гун что-то понимал в шрамах, то этот выглядел как шрам от раны, нанесенной несколько месяцев назад: разрубленная плоть уже срослась, не кровоточила, но еще была воспалена.
Мэйжун – кем бы она ни была – снова сотворила чудо. Янь Гун не сомневался ни секунды: жизнь Ли Цзэ спасена!
[587] Тягостное ожидание
Янь Гун опомнился, поглядел на кулак, который успел прикусить до крови, и вытер руку об себя. Теперь, когда опасность миновала – ведь миновала же?! – к евнуху вернулась трезвость рассудка. Он обвел глазами покои, зацепился взглядом сначала за бесчувственного змеиного демона, потом за сломанные доспехи.
– Нужно замести следы, – пробормотал он. Ему почему-то казалось, что всей правды никому знать не стоит.
Он воспрянул и принялся за дело: нужно смыть с Ли Цзэ оставшуюся кровь, перевязать рану – которой не было – и уложить его на кровать, а потом избавиться от… нет, не от змеиного демона, как бы ему того ни хотелось, а от обрывков окровавленной одежды, и доспехи отмыть. Янь Гун полагал, что Ли Цзэ, когда очнется, пожелает увидеть и то, и то. Чем он и занялся.
Одежду и испачканные кровью и грязью полотенца Янь Гун связал в узел, чтобы потом сжечь, доспехи положил на стол сушиться, а до змеиного демона он бы и пальцем не дотронулся! Пораскинув мозгами, Янь Гун позвал придворных дам и велел им унести царскую наложницу, которая «лишилась чувств при виде раненого царя», в павильон Феникса, причем наказал им сторожить Мэйжун и не дать ей сбежать.
– А зачем Юйфэй сбегать? – не поняла старшая придворная дама.
– А затем, что царских наложниц полагается хоронить вместе с царем, если тот умирает, – сказал Янь Гун сердито. – Если Цзэ-Цзэ умрет, Юйфэй отправится следом. А если она сбежит, то с царем похоронят всех вас, понятно?
Придворные дамы всполошились и клятвенно пообещали глаз с нее не спускать. Янь Гун еще и охрану приставил к павильону и тихонько наказал стражникам, чтобы они убили Мэйжун, если та попытается самовольно покинуть покои Хуанфэй.
Теперь предстояло разобраться с министрами, которые горели желанием узнать, что с их царем. Янь Гун в царские покои их не впустил, заявив:
– За Цзэ-Цзэ следить буду я сам, никто к нему не войдет без моего позволения!
Янь Гун уже никому не верил. Если даже царская наложница оказалась демоном…
– Так… что с царем? – не понял Синий министр. – Юйфэй спасла его или нет?
– Скоро узнаем. Цзэ-Цзэ лежит без памяти, но он не умер, когда оно… она… – Янь Гун запнулся на секунду, – вытащила обломок копья из его сердца.
– Какая искусница! – восхитился Зеленый министр. – А кто зашил рану?
– Я, – солгал Янь Гун.
Министры восхитились и его мастерством, но при этом пытались заглянуть через его плечо в царские покои. Они видели смутные очертания тела Ли Цзэ, лежащего на кровати, но разглядеть подробности мешал опущенный предусмотрительным евнухом полог.
– Когда Цзэ-Цзэ очнется, вы сможете войти, – категорично сказал Янь Гун и сделал себе мысленную пометку, что нужно будет сговориться с Цзао-гэ, чтобы он с молодцами из сотни Чжунлин по очереди дежурил у покоев Ли Цзэ и никого не впускал.
В этом дворце, не считая самого Ли Цзэ и, разумеется, Юань-эра, доверять Янь Гун мог только им – издавна проверенным товарищам.
Потянулись тягостные дни ожидания. Ли Цзэ не приходил в себя, Су Илань тоже, но жизни их явно ничего не угрожало: пульс был слабый, но размеренный, дыхание не прерывалось. Янь Гун смачивал губы Ли Цзэ, даже пытался влить немного воды ему в рот, но зубы Ли Цзэ были плотно сжаты, и вода проливалась. Однако же, как заметил Янь Гун, Ли Цзэ не показывал признаков обезвоживания или истощения, не считая смертельной бледности, выглядел он здоровым – насколько вообще здоровым может выглядеть человек, которому недавно пробили грудь копьем до самого сердца.
Со змеиным демоном было так же: придворные дамы докладывали, что Юйфэй спит, не просыпаясь, но красота ее не увядает.
«Еще бы, – подумал Янь Гун мрачно, – это ведь лишь маскировка змеи!»
Янь Гун был при Ли Цзэ неотлучно, и если бы Цзао-гэ и Юань-эр не следили за тем, чтобы он ел и пил, насильно заставляя его это делать, то евнух давным-давно бы сам свалился от истощения.
– Отдохну, когда Цзэ-Цзэ очнется, – неизменно повторял он.
Цзао-гэ и Юань-эр переглянулись, кивнули друг другу. Цзао-гэ, примерившись, опустил ребро ладони сзади на шею Янь Гуну, тот повалился ничком.
– Так-то оно так, – сказал Цзао-гэ, беря бесчувственного Янь Гуна на руки, чтобы унести в евнуховы покои, – но если, очнувшись, Ли-дагэ увидит вместо него полудохлую мумию, то ничего хорошего ждать не стоит.
Янь Гун проспал три дня. Ничего за это время не случилось. Цзао-гэ и разбойничья сотня сменяли друг друга и следили, чтобы в царские покои никто, кроме них, не входил. Но Янь Гун, очнувшись, все равно изругал Цзао-гэ последними словами.
Цзао-гэ ухмыльнулся и по старой памяти отвесил Янь Гуну подзатыльник:
– Поговори мне еще!
– Я царский евнух! – возмутился Янь Гун.
– А я царский генерал! – возразил Цзао-гэ.
– Вы никогда не заткнетесь?..
Увлеченные собственным спором, Янь Гун и Цзао-гэ даже не заметили, как их царь пришел в себя. Ли Цзэ очнулся незадолго до того, как их ссора начала порастать мощными криками. Мысли у него после долгого забвения еще путались, а перебранка этих двоих нисколько не помогала вернуть ясность рассудка. Он не мог еще сесть, или отдернуть полог, или запустить в них чем-нибудь, оставалось только надеяться, что они расслышат его голос.