Свое обещание Ли Цзэ выполнил: вернулся в царские покои и постельный режим соблюдал неукоснительно, вставая лишь по нужде и чтобы вымыться. Это было на него не похоже. Янь Гун осторожно попытался выяснить причину такого поведения. Он полагал, что Ли Цзэ еще не оправился от раны, но Ли Цзэ ответил:
– Су Илань сказала мне, чтобы я не вставал лишний раз.
– Только потому, что тебе змеюка так сказала? – поразился Янь Гун.
Ли Цзэ слегка нахмурился. Ему не нравилось, когда Янь Гун называл Су Илань так. Но сейчас он пропустил это мимо ушей, мысли у него были заняты другим: прошло уже полмесяца, а Су Илань так к нему и не пришла, хоть и обещала. Ли Цзэ справлялся о ней у Янь Гуна, Янь Гун – у придворных дам (сам он больше не заходил в покои Хуанфэй), а те сказали, что царская наложница уже выздоровела.
«Почему же она не приходит?» – гадал Ли Цзэ.
Су Илань сказала, что придет, когда настанет время, так неужели еще не настало? Ли Цзэ отлично себя чувствовал и лежал в постели лишь потому, что пообещал целый месяц провести в покое.
Янь Гун приготовил ему ванну. Ли Цзэ, который уже снял бинты, с удовольствием погрузился в горячую воду, но евнуха отослал.
– Отдохну немного, – сказал Ли Цзэ. – Зайдешь позже.
На террасе Янь Гун увидел Мэйжун, которая явно направлялась в царские покои. На евнуха она внимания не обратила, но, когда она проходила мимо него, Янь Гун прошипел:
– Я знаю, кто ты!
Су Илань остановилась. Это шипение ей нисколько не понравилось: шипеть полагается змеям, а не каким-то евнухам.
– Вот как? – проронила Су Илань и, махнув перед собой рукавом, превратилась в саму себя. – Тогда мне не придется утруждаться маскировкой в твоем присутствии.
Ее превращение было столь неожиданным, что Янь Гун в ужасе отпрянул. Но твердости духа евнух не растерял. Он сгреб амулеты под одеждой и сказал:
– Ты околдовала Цзэ-Цзэ, но меня-то не обманешь! Я насквозь тебя вижу! Я разрушу твои коварные планы, демон!
Су Илань сузила глаза. Ей показалось, что она расслышала в голосе евнуха угрозу, и это ей тоже не понравилось.
– Вот как? – опять сказала Су Илань. – И что же ты сделаешь? Растрезвонишь по всему дворцу, что царя обольстил демон?
Янь Гуну показалось странным, что змеиный демон сам предлагает ему решение. А оно было хорошим: если пойдут слухи и им начнут верить, то даже Ли Цзэ не сможет защитить эту змеюку. Для расследования пригласят даосов, а уж те смогут определить, что за тварь скрывается под личиной царской наложницы, и избавятся от нее.
– Убирайся из дворца сама, подобру-поздорову, – хмуро сказал Янь Гун, – не то…
– Мне послышалось, или ты пытаешься мне угрожать? – уточнила Су Илань, высоко поднимая бровь.
– А если так? – нагло спросил Янь Гун, но внутри стало как-то нехорошо.
Су Илань, разговаривая с ним, не шевелилась – совсем как змея перед нападением. Эта неподвижность пугала.
Су Илань вздохнула. В открытую конфронтацию с евнухом ей вступать не хотелось, но этого нужно было поставить на место, пока он не начал болтать невесть что и не усложнил Ли Цзэ жизнь.
Су Илань прикрыла нос рукавом и сказала:
– Ты используешь слишком терпкие благовония.
– А что, змеюкам такие не нравятся? – с ухмылкой спросил Янь Гун.
– Травы, коренья, масла и жир, – продолжала Су Илань, словно и не слышала его, – в таких пропорциях, что они долго не выветриваются и скрывают запах твоего собственного тела, который ты, видимо, презираешь. На первый взгляд твои благовония не отличаются от тех, что используют во дворце. Но змеиное обоняние не проведешь. Такие используешь только ты.
Лицо Янь Гуна перекосилось. Ему действительно не нравился собственный запах, но еще больше ему не нравилось, когда об этом говорили другие.
– И что с того? – резко спросил он.
– Но во дворце есть еще кое-кто, – продолжала Су Илань, мастерски игнорируя Янь Гуна, – кто использует точно такие же. Нет, я неверно выразилась, – тут же оговорилась Су Илань и растянула губы в улыбке, – правильнее было бы сказать: тот, кто пропитался твоими благовониями настолько, что их не выветрить, ни отчистить, не отмыть. Другие не замечают, но змеиное обоняние не обмануть. Я запамятовала. Как его имя? Того ши-чжуна, что ездит по левую руку от тебя.
Янь Гун похолодел:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты сказал, что знаешь обо мне, но и я о тебе знаю, – спокойно ответила Су Илань. – Собираешься выдать всем мою тайну? Пожалуйста. Но тогда и я твою выдам. И какая из них прозвучит убедительнее? Ты ведь не настолько глуп, евнух. Или все же глуп?
– Ты! – проскрежетал Янь Гун.
– Не суй нос в чужие дела, – равнодушно сказала Су Илань, огибая его, чтобы продолжить путь. – Прежде чем пытаться вырвать клыки у змеи, убедись, что прижал ее, не то она извернется и ужалит тебя. Запомни это.
– Что ты задумала?! – Янь Гун даже затрясся от бессильной злобы.
Ли Цзэ или Юань-эр. Как могла эта змеюка поставить его перед таким выбором? Если он промолчит, то Ли Цзэ окажется во власти змеиного демона. Но если он не промолчит, то разрушит жизнь Юань-эра.
– У тебя паранойя, евнух, – сказала Су Илань с некоторым презрением в голосе. – Ты повсюду видишь заговоры. Покажись лекарю. Ты изведешь себя и других пустыми подозрениями.
– Вот только посмей сделать что-нибудь с Цзэ-Цзэ! – зло сказал Янь Гун, сжимая плеть евнуха так, что она затрещала. – Я жизни не пожалею, чтобы разделаться с тобой! Сожрать его хочешь? Ничего у тебя не выйдет!
Су Илань болезненно поморщилась. Евнух был твердо уверен, что люди демонам только и нужны, чтобы их есть. Он был не одинок в своих предрассудках, все люди в это безоговорочно верили. Все, кроме Ли Цзэ.
– Ну хорошо, скажу тебе кое-что, и это наверняка тебе польстит, – после молчания сказала Су Илань, и в глазах ее что-то блеснуло. – Я не ем людей. Я виноградная змея. Но если бы я была змеей-людоедом, то, будь уверен, съесть бы я предпочла вовсе не Ли Цзэ, а тебя. Если бы речь шла о поедании человеческой плоти, а не духовных сил, конечно.
– Что? Почему? – опешил Янь Гун и попятился, потому что, говоря это, Су Илань сделала к нему шаг.
– Свиней ведь тоже холостят перед забоем. – Су Илань широко и радостно улыбнулась.
Она пошла дальше, даже не удосужившись превратиться обратно в Мэйжун. Она чуяла, что других людей поблизости нет.
«Евнух мне больше не опасен», – подумала Су Илань, тихонько входя в царские покои и притворяя за собой дверь. Сделала она это почти бесшумно, чтобы не потревожить Ли Цзэ, который, кажется, дремал в ванне. Но Ли Цзэ не спал, хоть и полулежал с закрытыми глазами.
– Я же говорил, чтобы ты ушел, – сказал Ли Цзэ, полагая, что это вернулся Янь Гун.
– Так мне уйти? – выгнула бровь Су Илань.
Ли Цзэ подскочил в воде:
– Илань?
– А, ты думал, что это твой евнух? – поняла Су Илань. Она уже подошла к ванне и теперь беззастенчиво разглядывала Ли Цзэ; тот смутился и прикрылся руками. – Ну так не волнуйся, он не скоро еще придет.
– Что ты с ним сделала? – встревожился Ли Цзэ.
– Ничего не сделала, – несколько обиженно отозвалась Су Илань, сунув палец в воду, чтобы проверить, горячая ли она. – Просто попросила его держать язык за зубами.
– Просто попросила? – повторил Ли Цзэ. Судя по лицу Су Илань, вовсе не «просто попросила».
Су Илань засмеялась и, превратившись в змею, соскользнула в воду. Она никогда не упускала шанса лишний раз погреться.
Ли Цзэ подставил под нее ладони:
– Ты не захлебнешься?
– Змеи умеют плавать, – сказала Су Илань, вдруг превращаясь в себя саму.
Лицо Ли Цзэ залила краска: ладони его оказались в самом неподходящем месте. Когда держишь змею в руках, никогда не знаешь, где у нее что, и только внезапное превращение змеи в человека все ставит на свои места.
[592] Пагода Саньму
Когда Ли Цзэ выздоровел и стал покидать царские покои, не только евнух, но и все во дворце заметили, что отношения между царем и наложницей изменились. В другое время стоило бы только порадоваться, что строптивая красавица ни на шаг не отходит от Ли Цзэ и повсюду следует за ним, хоть этикетом наложницам и запрещено покидать отведенную для них часть дворцового комплекса.
Вообще считалось, что проявлять чувства в присутствии посторонних неприлично, такое должно происходить лишь за закрытыми дверями. Но Юйфэй без смущения первой брала Ли Цзэ под руку или за руку, садилась так близко к нему, что их плечи соприкасались.
В другое время стоило бы только порадоваться, что строптивая красавица прониклась к царю, но ни министры, ни Янь Гун особой радости не проявляли. Министры, уверившись, что царская наложница бесплодна, спали и видели, как бы их разлучить, а Янь Гун, знавший, что царская наложница – самый настоящий демон, вообще места себе не находил. И только простодушный Цзао-гэ, ничего не знавший ни о дворцовых интригах, ни об опасениях евнуха, искренне радовался, что Ли Цзэ выглядит не только здоровым, но и счастливым.
– Так на меня глядят, словно взяли и убили бы, – сказала Су Илань, которая, разумеется, заметила растущую неприязнь министров и, понятное дело, Янь Гуна. Она вообще все замечала.
– Не бойся, я тебя защищу, – сказал Ли Цзэ, мрачнея.
– Я все-таки демон, – с чувством собственного достоинства отозвалась Су Илань.
– Я знаю.
Внимание Су Илань между тем привлекла старая пагода. Она указала на нее пальцем и сказала:
– Давай пойдем туда. Хочу посмотреть на пагоду Саньму вблизи.
– Саньму? – переспросил Ли Цзэ.
Он до этого момента полагал, что пагода безымянная. Еще когда он только-только пришел во дворец, пагода сразу привлекла его внимание, и он пообещал Янь Гуну, что они залезут на самый верх, но выполнить обещание не получилось: внутри пагода была разрушена, лестница сохранилась лишь частично, даже самый ловкий человек не смог бы по ней взобраться. Им оставалось только любоваться пагодой снаружи все эти годы и удивляться, почему внутри все разрушилось, а каркас устоял. Ли Цзэ полагал, что время прихотливо и разрушает избирательно, а Янь Гун во всем видел работу демонов или духов.