– Пагода Третьего глаза. Я жила в ней прежде. Очень-очень давно. Считалось, что с верхнего яруса можно увидеть все царство. Давай поднимемся и поглядим.
– Это невозможно, – покачал головой Ли Цзэ. – Пагода изнутри разрушена, подняться наверх нельзя.
– Разрушена? – удивилась Су Илань. – Но она была такой изначально.
– Как?
– Это пагода-головоломка: лестницу возвели и разрушили нарочно. Я помню, как ее строили. Тогда еще и царств-то толком не было.
– Но зачем строить пагоду, на которую нельзя подняться? – недоумевал Ли Цзэ.
– Можно подняться, нужно знать секрет.
– Тогда пошли! – загорелся Ли Цзэ. – Я всегда хотел поглядеть на округу с высоты пагоды.
Су Илань взяла Ли Цзэ за руку и завела за пагоду, туда, где конструкция упиралась боком в дворцовую стену. Су Илань потрогала замшелые камни у основания пагоды, и – к удивлению Ли Цзэ – открылась узкая дверь, замаскированная под каменную кладку. Дверь эта скорее походила на окно, взрослому мужчине, чтобы пройти в нее, пришлось бы согнуться в три погибели.
Су Илань, превратившись в змею, скользнула к Ли Цзэ за пазуху и сказала:
– Внутри просторно, не застрянешь.
Стены пагоды оказались полыми, между ними были втиснуты ступени уходящей вверх лестницы, которая отлично сохранилась. Ли Цзэ, придерживаясь рукой за стены, стал подниматься.
– Тогда пагоду использовали как ловушку для врагов или укрытие от них, – рассказала Су Илань. – На этой лестнице можно спрятать солдат или спрятаться мирным жителям. Внутри пагода выглядит заброшенной, никто не станет ее тщательно проверять, а разрушать уже разрушенное попросту нет смысла. Годы прошли, секрет пагоды забылся, а я этим воспользовалась и пряталась здесь от демонов. Но потом вокруг пагоды выстроили дворец, пришлось покинуть эти места: стало слишком людно, а люди не любят змей. Не думала, что когда-нибудь вернусь сюда.
– А с нее правда видно все царство? – спросил Ли Цзэ, приостановившись, чтобы перевести дух.
– Нет, – сказала Су Илань, – только окрестности, но тогда окрестности и были «всем царством».
– В летописях об этом ничего нет…
– Тогда и летописей еще не было, – возразила Су Илань. – Хроники вести начали, когда основали первую династию. Как ее там называли? Божественная Паньгу? Выпало из памяти.
– Величественная Паньгу, – вспомнил Ли Цзэ. – Но о ней почти никаких записей не сохранилось. Ее назвали в честь демиурга, сотворившего мир… Или первым царем был сам демиург?
Су Илань, кажется, фыркнула:
– Да просто первого царя так звали, а легенду о Паньгу придумали, чтобы возвеличить его имя.
– Но тогда кто сотворил мир? – несколько растерянно спросил Ли Цзэ.
– Небеса, конечно.
– А кто сотворил Небеса?
– Небеса сотворили сами себя, – после паузы сказала Су Илань.
Она плохо представляла себе устройство мира, как и все змеи, но древние знания, хранившиеся в памяти змеиных демонов, гласили, что существует три мира – Небеса, мир смертных и мир демонов. Где-то еще должен был ютиться ад, но Су Илань даже не представляла, с какой стороны его подставить к своим представлениям об устройстве Вселенной.
Ли Цзэ между тем выбрался на смотровую площадку пагоды, откуда открывался вид на дворцовый комплекс и – частично – столицу. Су Илань предпочла оставаться у него за пазухой.
– Так высоко я еще не забирался, – сказал Ли Цзэ. – Падать отсюда, должно быть, долго.
Между тем министры успели потерять царя, а когда увидели, где он, то пришли в совершеннейший ужас и помчались к царскому евнуху и притащили его за собой к пагоде.
– Гунгун! – возопил Зеленый министр. – Царь же убьется!
– Как он вообще туда залез? – поразился Янь Гун.
– Лезь туда и уговори царя спуститься, – велел Синий министр.
– Как я туда залезу? Я не кошка, чтобы по стенам лазить, – испуганно замахал руками Янь Гун.
Но министры распорядились принести деревянную лестницу, которую слуги использовали, чтобы взбираться на крыши дворцовых павильонов, если требовалась какая-то починка. Лестница была хлипкой и шаткой, а Янь Гун страшно боялся высоты, но лезть все равно пришлось.
– Цзэ-Цзэ, – проблеял он, поднявшись до середины и надеясь, что Ли Цзэ его услышит или увидит, и тогда не придется лезть дальше.
Но Ли Цзэ смотрел по сторонам, а не вниз, поэтому евнуха не заметил. Су Илань евнуха почуяла, конечно же, но ничего не сказала. Голоса же Янь Гуна Ли Цзэ не расслышал, потому что наверху свистел ветер и отдавался эхом в сводах пагоды. Янь Гуну пришлось залезть едва ли не до конца лестницы, прежде чем Ли Цзэ его заметил.
– Гунгун? – поразился Ли Цзэ, перегнувшись через перила смотровой площадки.
– Ты же убьешься, не высовывайся так, – проскулил Янь Гун, намертво вцепившись в лестницу. – Как ты вообще туда взобрался?
Тут евнух заметил, что из-за пазухи Ли Цзэ высунулась на мгновение белая змеиная голова, презрительно поглядела на него и снова спряталась.
– Так и знал, что без змеюки не обошлось, – проворчал Янь Гун.
Ли Цзэ хотел было втащить Янь Гуна к себе на смотровую площадку и спуститься вместе с ним по потайной лестнице, но почувствовал, как Су Илань несильно куснула его в грудь, и сообразил, что секрет пагоды, который был известен лишь змеям, раскрывать не стоит.
– Спускайся, я за тобой, – велел Ли Цзэ Янь Гуну.
– Я не знаю, как спускаться, – проскулил Янь Гун. – Я никогда не забирался на такую высоту.
– Кошка ты, что ли? – не удержалась от язвительного замечания Су Илань. – А если на тебя змею напустить, спустишься?
– Илань, – укоризненно прошептал Ли Цзэ, похлопывая рукой себя по груди.
Но Янь Гун ничего не слышал. Он зажмурился и вцепился в лестницу крепче прежнего, потому что поднялся ветер и начал раскачивать и без того шаткую конструкцию. Ли Цзэ пришлось перелезть прямо через него, потом потратить немало сил, чтобы отцепить Янь Гуна от лестницы и взвалить к себе на плечо, и уже так спуститься с пагоды на землю. Министры развизжались какими-то упреками, но Ли Цзэ пропустил их мимо ушей. Он поставил Янь Гуна на ноги и спросил:
– Ну, ты как?
Янь Гун открыл глаза и таращился по сторонам, словно не верил, что уже спустился, а потом упал ничком и принялся целовать землю. Ли Цзэ пришлось притвориться, что раскашлялся: Су Илань не смогла удержаться от смеха при виде ползающего по земле евнуха.
«Ну и кто из нас змеюка?» – ехидно подумала Су Илань.
[593] Сплетницы
Янь Гун с вытянутым лицом брел по дворцу, и мысли у него в голове бродили самые мрачные. Он заглянул ненадолго к Юань-эру, но стал невольным свидетелем семейной ссоры. Зеленый министр был недоволен, что за время военных кампаний сын не совершил никаких подвигов и не добился повышения по службе, так и оставшись всего лишь ши-чжуном. Юань-эр пытался что-то возразить, но Зеленый министр ничего не хотел слышать, а потом и вовсе объявил, что выбрал сыну жену и что свадьба состоится через полгода. Услышав это, Янь Гун почувствовал дурноту и поспешил уйти. Уныло брел он по дворцу, едва замечая, что происходит вокруг.
В дворцовом саду стояли и судачили три женщины. Янь Гун приостановился, чтобы послушать. Сплетниц он не любил и всегда пресекал их пересуды. Эти трое были родственницами министров: племянница Зеленого и две дочери Синего, – и обсуждали они царскую наложницу, досадуя, что царь не выбрал ни одну из них.
– Тощая и костлявая, – сказала старшая дочь. – Что ни наденет, все болтается, как тряпки на огородном пугале.
– Простолюдинка, даже не понимает, что нужно краситься. Разгуливает по дворцу, показывает всем свое страшное лицо, – сказала младшая дочь.
«А вот интересно, какой они видят Мэйжун?» – невольно подумал Янь Гун.
Они явно были несправедливы. Мэйжун не была ни тощей, ни костлявой, одежда сидела на ней как влитая, да и лицо у нее было красивое. Самая что ни на есть подходящая женщина на роль наложницы. Не считая того, что демон. Янь Гун невольно сплюнул и потрогал амулеты, когда подумал об этом.
– Выбрать девку из борделя! – сказала племянница. – Да еще такую страшную! У царя, должно быть, зрение помутилось или рассудок.
Поскольку сплетницы упомянули Ли Цзэ, следовало подойти немедленно и шугнуть их: Янь Гун строго следил, чтобы о царе не болтали лишнего. Но он не успел. С другой стороны, ему навстречу, шла Су Илань и тоже услышала, о чем говорили эти трое. Евнуха она взглядом не удостоила.
Сплетницы хоть и заметили царскую наложницу, но языками молоть не перестали, наоборот, принялись говорить о ней гадости, делая упор на различии в происхождении их самих и Мэйжун. Понятное дело, как девка из борделя окрутила царя! Мужчины, когда перед ними ноги раздвигают, на лицо не смотрят. И видно, столько их у нее перебывало, что она даже ребенка зачать не может. Где были глаза у царя, когда он с ней ложился?
Су Илань слушала все это с равнодушным видом, но когда речь зашла о Ли Цзэ, на лицо ее набежала тень. Она легко спрыгнула с террасы в сад и направилась к сплетницам. Янь Гун оживился и даже на какое-то время позабыл о своих заботах: что-то сейчас будет?
– Что вы о царе только что сказали? – ледяным тоном спросила Су Илань.
– Ослеп он, должно быть, с такой ведьмой ложиться, – нахально заявила племянница. – Было бы у него с глазами все в порядке, так выбрал бы кого-нибудь из нас, а не девку из борделя, которая невесть кем себя возомнила.
– Точно, точно! – поддакнули обе дочери.
– То есть, – прежним тоном продолжала Су Илань, – вы во всеуслышание оскорбляете царя, да еще и гордитесь этим?
– Почему это мы оскорбляем царя? – всполошились они. – Мы о тебе говорим!
– Царь выбрал меня, а вы оскорбляете меня и тем самым его выбор, – не скрывая удовольствия, объяснила Су Илань, – стало быть, оскорбляете самого царя. За оскорбление царя, я слышала, нынче головы не рубят, но прижигают языки.
– Неправда! – возмутились они. – Мы не оскорбляли царя! Что она болтает! Позорит царя! Место царской наложницы не для нее!