Су Илань взмахнула рукой, и в следующую секунду поднялся такой визг, что перепугал сидящих на деревьях птиц. Янь Гун поспешил вмешаться, но опоздал: махнула рукой Су Илань так, что на лицах всех трех сплетниц красовались теперь глубокие кровавые царапины.
– Она попортила нам лица! – завизжала племянница, увидев евнуха. – Она испортила нашу красоту!
– Красоту? – переспросила Су Илань. – Да вы о себе слишком большого мнения. Ли Цзэ вас не выбрал бы, даже если бы вы последними женщинами на свете остались.
«Ну конечно, – машинально подумал Янь Гун, – он змеюку выбрал».
Но, признаться, ему понравилось, что Су Илань поставила этих трех на место: это даже у него не всегда получалось, они любили кичиться своим происхождением.
– Тихо! – велел Янь Гун. – Что развизжались? Да на вас столько белил и румян, что она едва вас поцарапала. Получили по заслугам. Что вы болтали о царе? Я все слышал. За такие слова языки не прижечь надо, а отрезать, чтобы впредь неповадно было.
Женщины, видя, что и царский евнух на стороне царской наложницы, пригрозили, что нажалуются министрам. Янь Гун только отмахнулся от них, а Су Илань демонстративно подняла руку и слегка согнула пальцы. Все трое с криками бросились прочь. Су Илань вынула из рукава платок и, не скрывая брезгливости, стала вытирать пальцы. Янь Гун покосился на нее.
– Что? – спросила Су Илань.
– Никому-то ты во дворце не нравишься.
– И что с того, что я кому-то не нравлюсь? Я нравлюсь царю.
– Змеюка проклятая, – едва слышно сказал Янь Гун.
– Мне и тебя отметить? – тут же спросила Су Илань, демонстрируя ему ногти, потому что, разумеется, расслышала это.
– Знать бы, как ты Цзэ-Цзэ приворожила, – с досадой сказал Янь Гун.
– Белые змеи много чего знают, – неопределенно отозвалась Су Илань, продолжая водить платком по пальцам.
Янь Гун уставился на нее куда пристальнее прежнего. Су Илань не без раздражения отшвырнула платок и сказала:
– Не пялься, еще влюбишься.
– Ха! – вспыхнул Янь Гун. – Не дождешься!
– Я и не жду, от евнухов никакого проку, – возразила Су Илань, небрежным жестом заправляя выпавшую из прически прядь.
Янь Гун поджал губы. Су Илань, сама того не зная, ударила по самому больному. Евнух опять вспомнил о подслушанной ссоре отца и сына и помрачнел. Но слова Су Илань – о белых змеях – навели его на кое-какую мысль.
– Пожалуй, – сказал он неохотно, – ты молодец. Разобралась с этими сплетницами. Так проняло, когда они тебя оскорбляли, что когти выпустила?
Су Илань поглядела на него с явным сожалением, какое нередко проскальзывало у нее при взгляде на евнуха:
– Евнух, ты всерьез полагаешь, что меня задели их слова?
– Тогда почему ты разозлилась? – удивился Янь Гун.
– Они оскорбили Ли Цзэ, – сказала Су Илань, и в ее глазах змеилась демоническая зелень.
Янь Гун с неудовольствием почувствовал, что проникся уважением к змеиному демону, когда это услышал: «Так она из-за Цзэ-Цзэ так разошлась?»
– А тебе не нравится, когда о Цзэ-Цзэ дурно говорят? – уточнил Янь Гун.
– Любой, кто посмеет, важных частей тела лишится, – ровно ответила Су Илань и опять показала евнуху пальцы.
– Хорошо, что я евнух, – съязвил Янь Гун и сделал вид, что прикрывает промежность руками.
– Но ты все равно лишнего не болтай, – тут же сказала Су Илань, – я найду что оторвать, не сомневайся.
– Кхе… – сказал Янь Гун и попятился.
Су Илань вприщур поглядела на него:
– Ну? Любезностями обменялись, теперь выкладывай, что тебе от меня нужно.
«До чего проницательная змеюка», – подумал Янь Гун.
[594] Пилюля отрешенности
– У меня есть к тебе разговор, – сказал Янь Гун, воровато оглянувшись по сторонам. – Но не здесь. Нельзя, чтобы кто-то услышал. Я сопровожу тебя в павильон Феникса.
Су Илань, продолжая глядеть на него вприщур, проговорила:
– Подозрительно… Очень подозрительно.
– Ничего подозрительного! Просто этот разговор должен остаться между нами.
– Поэтому и подозрительно, – фыркнула Су Илань.
– Что может быть подозрительнее демона, втершегося в доверие к человеку? – парировал Янь Гун.
Су Илань эти слова не понравились, но она последовала за евнухом в павильон Феникса. Змеи любопытны, и Су Илань не была исключением. Таинственность Янь Гуна невольно заинтересовала ее. Что за разговоры могут быть у нее с царским евнухом, который так боится змеиного демона, что, завидев его, буквально по стеночке уползает куда-нибудь подальше от упомянутого?
«Подозрительно», – подумала Су Илань.
Янь Гун запер двери, удостоверившись, что никого поблизости нет.
– Какие предосторожности, – протянула Су Илань, превращаясь в саму себя и разваливаясь небрежно за столом.
Янь Гун, подумав, сел поодаль от нее, но сидел с таким видом, точно в любой момент готов был вскочить и умчаться, может даже – через окно. Неудивительно, воплощение его страхов сидело буквально на расстоянии протянутой руки от него и смотрело в упор зелеными змеиными глазами, в которых ничего нельзя было прочитать.
– Ну? – сказала Су Илань.
– Ты змею… змеиный демон, – исправился Янь Гун, – и наверняка много знаешь.
– Уж побольше, чем евнухи, – со смехом подтвердила Су Илань.
Янь Гун стерпел насмешку. Он что угодно стерпел бы, чтобы получить ответ.
– Ты уже не раз спасала Цзэ-Цзэ. Ты разбираешься в медицине. Простым смертным не ведома и толика твоей мудрости.
– Подлизываешься? С чего бы? – пробормотала Су Илань.
– Если ты как-то приворожила Цзэ-Цзэ… должно быть, есть какое-то приворотное зелье, – с запинкой сказал Янь Гун. – Такое зелье, чтобы Юань-эр не забыл меня.
Су Илань высоко выгнула бровь:
– Чтобы не забыл?
– Он молод и красив, а я… евнух, дружба со мной только навредит ему, – с горечью в голосе сказал Янь Гун. – Он забудет меня.
– Если он остается с тобой, значит, он хочет оставаться с тобой, – заметила Су Илань. – Не думаю, что дело в красоте или молодости… и уж наверняка не в том, есть у тебя яйца или нет.
Ее грубость задела бы Янь Гуна за живое прежде, но сейчас он только уныло и скрипуче засмеялся и сказал:
– Через полгода его свадьба. Он забудет обо мне, когда женится. Сколько дружб было разрушено из-за женщин!
– Тогда грош цена такой дружбе, – с презрением сказала Су Илань. – Что, хочет он жениться?
– Его желание или нежелание роли не играет. Так решил его отец, – еще унылее прежнего ответил Янь Гун.
Су Илань сощурилась. От унылого евнуха во дворце никакой радости.
«Нисколько не забавно», – подумала она.
– И? Хочешь опоить его зельем, чтобы он тебя не забыл, даже женившись? – фыркнул Су Илань. – Настолько поверхностны ваши узы?
– Да что ты, змеюка, понимаешь!.. – начал Янь Гун и осекся, заметив, что Су Илань переменилась в лице.
А что понимает он сам? Су Илань не побоялась нанести себе серьезную рану, чтобы спасти жизнь Ли Цзэ. Значит, он ей дорог.
– Есть такое зелье или нет? – с преувеличенной нетерпеливостью в голосе спросил Янь Гун, чтобы скрыть смущение.
– Умоляй меня, – сказала Су Илань.
– Что? – не понял Янь Гун.
– Умоляй меня помочь, – пояснила Су Илань, и на ее лице промелькнуло хищное выражение. – Ты слишком горд, евнух, ты не похож на смиренного просителя, явившегося к высшему существу за помощью.
– Это ты-то высшее существо? – скривился Янь Гун.
– Об этом я и говорю. Тебе нужна моя мудрость, мудрость тысячелетней белой змеи, но ты приходишь и насмехаешься надо мной. Ты ни во что меня не ставишь, но ждешь от меня помощи? Так не бывает, евнух, за все нужно платить. Умоляй меня, если хочешь, чтобы я тебе помогла.
– А ты можешь? – недоверчиво спросил Янь Гун.
– Могу. А может, не могу. Но узнать об этом ты сможешь, только если будешь умолять меня об этом.
Янь Гун скривился еще больше, но потом мелькнуло перед глазами, как побледнел и переменился в лице Юань-эр, когда услышал о грядущей свадьбе. Янь Гун и сам от себя не ожидал, но… бухнулся ничком, стараясь удариться лбом побольнее, и сказал:
– Умоляю, помоги.
Су Илань высоко вскинула брови и смотрела, как Янь Гун методично бьется лбом об пол.
– Ты голову себе разбить собрался, а потом нажаловаться Ли Цзэ, что это я тебя так приложила? – уточнила она, когда Янь Гун проделал это, должно быть, в десятый раз.
– А как, по-твоему, люди умоляют? – сердито отозвался Янь Гун. – Змеюка, я тебе кланяюсь, а ты надо мной насмехаешься?
– Может, для начала стоит перестать называть меня змеюкой? – резонно спросила Су Илань.
– Так ты тоже меня евнухом зовешь, – буркнул Янь Гун и примерился стукнуться лбом об пол еще раз.
Су Илань свела ладони вместе, между ними засиял неяркий белый свет. Янь Гун уставился на это чудо. О таком он только в сказках читал.
– Это Ци? – пораженно спросил он.
Су Илань раскрыла ладони, на них лежала поблескивающая отсветами угасающего света пилюля, похожая на крупную жемчужину.
– Это пилюля отрешенности. Она лишает мужской силы, – сказала Су Илань, протягивая руку Янь Гуну. – Если твой Юань-эр съест ее, он будет неспособен удовлетворять женщин, а значит, не сможет и жениться.
Янь Гун почувствовал, что внутри все заледенело.
– Ты! – воскликнул он. – Ты предлагаешь мне и Юань-эра изуродовать?!
– С чего ты взял? Эффект длится три четверти луны, – возразила Су Илань, – потом сила вернется. Но этого времени будет достаточно, чтобы убедить лекарей в немощности нефритового корня. Его не поднимут никакие снадобья или техники, покуда эффект пилюли отрешенности не развеется.
Янь Гун стеклянными глазами смотрел на пилюлю:
– Ты не лжешь? Это действительно поможет?
– Зачем мне тебе лгать?
– Чтобы посмеяться надо мной.
– Пф, – прыснула Су Илань, – я же не человек, чтобы насмехаться над чувствами. Это вы, люди, ни во что не ставите то, что на сердце у других. Но если она тебе не нужна…