Договорить она не успела. Янь Гун схватил пилюлю и спрятал ее в рукав. Взгляд у него был при этом совершенно безумный. После он ринулся из покоев Хуанфэй, словно где-то прокричали: «Пожар!»
«В сущности человек он неплохой, – подумала Су Илань, глядя ему вслед, – но слишком глуп. Удивительно, насколько глупеют люди, когда чего-то боятся или влюбляются».
Она слегка нахмурилась и прикоснулась к груди, где навсегда останется беловатый шрам.
– А ты глупая змеюка, – пробормотала она. – Куда тебе других осуждать!
Никогда еще не бывало, чтобы белые змеи влюблялись в простых смертных.
[595] Юноша с несчастным лицом
Янь Гун, прижимая к груди ворох свитков, мчался с донесением к Ли Цзэ. Разведчики только что вернулись, раздобыв ценные сведения о расположении войск Юго-Западного царства. Пробегая мимо командирских палаток, Янь Гун услышал, как один из командиров распекает подчиненного, и сбавил шаг. Командир был очень сердит, а у юноши, на которого он кричал, было несчастное лицо.
Юноша, как заметил Янь Гун, принадлежал к знатному сословию. Доспехи на нем были солдатские, но высшего качества – простолюдины себе такие позволить не могли. Однако доспехи эти и юноша явно принадлежали к разным мирам: носить он их не умел, а они не были созданы для него. Меч юноша держал рукоятью вниз, просто чудо, что еще не вывалился из ножен! Вероятно, командир застал юношу врасплох, и тот схватил оружие как пришлось, а теперь был слишком расстроен выволочкой, чтобы это заметить. Янь Гуну стало жаль юношу, и он решил вмешаться.
– Что это ты, Лао-бо, так распаляешься? – спросил Янь Гун, подходя и несильно ткнув командира рукоятью кнута в спину.
Командир развернулся, гневно замахиваясь, с явным намерением двинуть в челюсть тому, кто посмел ему помешать, но, увидев, что это царский евнух, поспешно сложил кулаки и поклонился. Юноша с несчастным лицом, увидев Янь Гуна, застыл на долю секунды, потом торопливо сложил кулаки и последовал примеру своего командира. Меч все-таки вывалился из ножен, юноша бросился его поднимать, но уронил уже ножны. А когда поднял ножны, то опять выронил меч. Лицо командира побагровело гневом.
– Ну, ну, не суетись так, – жалостливо сказал Янь Гун, помогая юноше поднять то и другое. – Лао-бо, посмотри, до чего ты довел мальчика, у него все из рук со страху валится.
– У него все из рук валится, потому что руки у него из того, что сзади и пониже растут, – сердито сказал командир. – Так перепугался во время сражения, что потерял оружие и шлем. Еще бы штаны намочил, позорище!
Лицо юноши покрылось пунцовой краской, он так прижал к себе меч, неловко держа его обеими руками, что костяшки пальцев побелели. Янь Гуну стало его еще жальче.
– Это первое его сражение, вот и испугался, – сказал Янь Гун, разглядывая юношу.
Ему было не больше шестнадцати-семнадцати лет, и он явно не годился для воинской службы в известном смысле. Руки у него были изящные, а длинные пальцы так и просилась кисть для письма, а не тяжелый меч. Было бы жаль, если бы такие огрубели.
В присутствии царского евнуха командир продолжать кричать на юношу не осмелился, но так на него глянул, что Янь Гун понял: когда он уйдет, выволочка продолжится и, быть может, даже превратится в экзекуцию.
Янь Гун нахмурился и велел юноше:
– Иди за мной.
Юноша опять сложил кулаки, на этот раз удержав меч, и пошел следом за царским евнухом, отставая от него на три шага. Янь Гун приостановился и знаком велел, чтобы юноша пошел с ним рядом. Разговаривать он предпочитал, глядя на человека.
– Как твое имя? – спросил Янь Гун, гадая, почему юноша так смущается. Тот и глаз лишний раз поднять боялся.
– Цинь Юань, – ответил юноша.
– Цинь? – переспросил Янь Гун. – Ты из каких Циней?
– Я пятый сын Зеленого министра, господин царский евнух, – ответил юноша и опять сложил кулаки.
Янь Гун поморщился:
– Не называй меня так. «Господин Янь» будет довольно. И прекрати все время кланяться. Ты же из благородной семьи, почему ты мне кланяешься?
– Но царский евнух – второй человек после царя, ему даже знать должна кланяться.
– Я не собираюсь разговаривать с твоим затылком, – категорично сказал Янь Гун. – Выпрямись и не кланяйся так больше.
Цинь Юань распрямился, лицо его из несчастного сделалось удивленным. Это Янь Гуну понравилось больше.
«А он хорошенький», – подумалось евнуху. Вблизи он разглядел, что у юноши длинные пушистые ресницы и россыпь едва заметных веснушек на скулах. Веснушки считались добрым предзнаменованием, и суеверный Янь Гун тут же увидел в этом хороший знак.
– И что же пятый сын Зеленого министра делает на войне, да еще и обычным солдатом? Впал в немилость у отца?
Цинь Юань в который раз смутился, потупился и сказал быстро:
– Отец послал меня на войну, чтобы я прославил семью военными подвигами.
– Хорош вояка, – усмехнулся Янь Гун, – даже меч толком держать не умеет. Мало разве семейству Цинь славы? Твой отец – один из двух главных министров.
Цинь Юань опять поник и ответил:
– Все мои старшие братья занимают важные посты в разных министерствах. Отец хочет, чтобы я продолжил славную историю нашего рода на военном поприще.
– Ты не годишься для войны, – заметил Янь Гун и снова подобрал и вложил Цинь Юаню в руки выроненный меч. – Почему бы тебе вместо этого не стать ученым?
– Отец не позволил мне, – уныло ответил Цинь Юань, и Янь Гун понял, что именно ученым Цинь Юань и хотел стать, но не осмелился возразить отцу, как это зачастую бывало в знатных семействах, и отправился на войну. Вероятно, с тяготами военной жизни он еще как-то справлялся, но первое же сражение показало, что бравым воякой ему не стать.
– Лао-бо ведь твой родственник? – догадался Янь Гун.
– Четвероюродный дядя, – ответил Цинь Юань, в который раз смутившись, – ему велено приглядывать за мной.
«Тогда понятно, почему он не стеснялся в выражениях, – подумал Янь Гун. – На правах родственника».
– Если у тебя не получается с мечом, – вслух сказал Янь Гун, – почему бы не попробовать какое-нибудь другое оружие? Цзао-гэ… то есть, – тут же оговорился он, – генерал Цзао использует копье. Оно легче меча. А можно и лук использовать. Никто не говорит, что военные подвиги обязательно нужно совершать мечом. Или кнут.
– Ваше мастерство управления боевым кнутом поражает воображение, – покраснев, сказал Цинь Юань.
Янь Гун удивленно приподнял брови. В голосе юноши звучало неподдельное восхищение, он сказал так не чтобы подольститься.
– Вот как? – вслух спросил евнух. – Тогда почему бы не сменить меч на одно из упомянутых оружий?
– Я… – пролепетал Цинь Юань, – я… неуклюж, у меня все из рук валится. Я пробовал использовать и лук, и кнут…
– И? – с интересом подтолкнул его Янь Гун, потому что Цинь Юань замолчал, вероятно, смутившись настолько, что слова застряли в горле.
– Стрелы недолетают, я не настолько силен, а кнут… я запутался и упал, когда размахнулся, – пролепетал Цинь Юань.
«Да это просто чудо, что его не убили в первом же сражении!» – поразился Янь Гун.
– Иди за мной, – велел он, хмуря брови.
Янь Гун быстро пересек лагерь и вошел в царский шатер. Цинь Юань остановился за порогом, как вкопанный.
Янь Гун обернулся:
– Почему остановился?
– Но ведь это царский шатер, – сказал Цинь Юань с некоторым благоговением в голосе.
– Разумеется, это царский шатер, – фыркнул Янь Гун и, видя, что сам Цинь Юань и шагу внутрь не сделает, взял его за руку и повлек за собой. То, как широко раскрылись при этом глаза Цинь Юаня, он не заметил.
Ли Цзэ стоял, склонившись над картами, и не заметил поначалу вошедших.
– Цзэ-Цзэ? – окликнул его Янь Гун. – Разведчики вернулись.
Ли Цзэ очнулся от созерцания и выпрямился.
– А это кто? – удивился он, заметив Цинь Юаня, которого евнух все еще крепко держал за руку.
– Это Юань-эр, – объявил Янь Гун, – наш новый ши-чжун. Что скажешь, Цзэ-Цзэ?
Судя по ошарашенному лицу Цинь Юаня, о своем повышении он слышал впервые. Ли Цзэ так и сказал.
– Жалко мальчишку, – сказал Янь Гун, отпуская наконец руку юноши, которого запросто окрестил Юань-эром, – убьют же.
Ли Цзэ поглядел на Цинь Юаня, который страшно смутился этому вниманию и тут же сложил кулаки и поклонился, выронив при этом меч. Янь Гун многозначительно поиграл бровями.
– Понятно, – сказал Ли Цзэ. – Что ты там говорил о разведчиках?
Янь Гун разложил на столе бумаги, которые принес с собой. С царем он обращался запросто, даже пару раз локтем пихнул, чтобы привлечь внимание к своим словам. Цинь Юань вытаращился на них, с трудом понимая, что происходит. Он был ошарашен и своему назначению царским ши-чжуном – на деле вышло, что ши-чжуном царского евнуха, – и тому, что увидел в царском шатре.
Ли Цзэ заметил его взгляд и, усмехнувшись, сказал:
– Привыкай. Когда речь заходит о Гунгуне, о субординации лучше позабыть. Видишь ли, он мой лучший друг.
Янь Гун просеменил обратно к Юань-эру и похлопал его по плечу со словами:
– Можешь написать отцу, что получил повышение до царского ши-чжуна. Уверен, он будет доволен.
– Отцу? – переспросил Ли Цзэ, и Янь Гун заставил Цинь Юаня рассказать царю его историю.
Юань-эр страшно смущался, к тому же Янь Гун все время его перебивал и рассказывал сам, но история все же была досказана. Ли Цзэ чуть нахмурился.
– Мы ведь его оставим, правда? – заискивающе спросил Янь Гун.
– Не говори так, словно котенка подобрал, – неодобрительно велел Ли Цзэ, заметив, как стушевался Юань-эр. – Пусть решает сам. Я могу отменить приказ твоего отца, я все-таки царь, и ты отправишься домой, – смягчая тон, сказал Ли Цзэ, уже обращаясь непосредственно к Юань-эру, – или ты можешь стать моим ши-чжуном, как и предлагает Гунгун.
Юань-эр залился краской. Пытаясь сообразить, что сказать, он несколько раз ронял и поднимал меч. Все это привело только к тому, что Янь Гун этот меч у него отобрал и положил клинок у входа в шатер. Наконец Юань-эр собрался с силами и пробормотал: