– Я… я останусь. Бла… за ми… ока…
– «Благодарю царя за оказанную милость», – перевел его лепет Янь Гун и за плечи подтолкнул Юань-эра к столу. – Не смущайся ты так, царь такой же человек, как мы с тобой. И не кланяйся, говорю тебе. Царю это нравится еще меньше, чем мне. Собери старые карты и сожги их, это будет твое первое задание на новой должности. Цзэ-Цзэ, что скажешь?
Ли Цзэ лишь одобрительно кивнул. После этого они вместе с Янь Гуном снова склонились над столом, вернувшись к активному обсуждению стратегии наступления.
Цинь Юань прижал охапку старых бумаг к груди и некоторое время смотрел на спорящих друзей, широко раскрыв глаза. Так смотрит ребенок, которому показали красивую игрушку, о которой он долго мечтал, и сказали, что она теперь принадлежит ему. Лицо его так полыхало румянцем, что, вероятно, не потребовался бы и кремний, чтобы развести огонь для сжигания старых карт: если бы Юань-эр приложил бумагу к своему лицу, она бы тут же вспыхнула и сгорела.
[596] Ши-чжун царского евнуха
Юань-эра назначили царским ши-чжуном. Против его перевода из солдат в царские ши-чжуны никто не возражал: Лао-бо даже порадовался, что за мальчишкой теперь придется приглядывать не ему, а царскому евнуху. Зеленый министр полагал, что при царе Юань-эр скорее сможет совершить подвиг и прославить семью Цинь, поэтому в ответном письме благодарил царя за оказанную милость. На деле же выходило, что Юань-эр стал ши-чжуном царского евнуха.
– Если он при тебе будет, – сказал Ли Цзэ, – меньше шансов, что в него угодит случайная стрела на поле боя.
– Я бы его вообще туда не брал, – заметил Янь Гун, – но не оставлять же в лагере? О чувстве собственного достоинства тоже забывать не стоит.
Ли Цзэ кивнул. Когда войско отправлялось сражаться, в лагере, не считая охраны, оставляли только раненых или получивших увечья солдат, а поскольку охранник из Юань-эра был никакой, не причислять же его к разряду калек?
– Но ты его все-таки научи с каким-нибудь оружием управляться, – велел Ли Цзэ. – Мало ли что.
– Задал ты мне задачку, – проворчал Янь Гун, то ли обращаясь к Ли Цзэ, то ли подразумевая Цинь Юаня, но тем не менее старательно исполнил приказ царя.
Юань-эр был смышленый малый, с хорошей памятью и быстрой реакцией, но когда дело касалось применения оружия или боевых навыков, то он становился неуклюжим и никчемным. Меч он ронял, в кнуте запутывался, стрелы из лука выпадали, а не летели вперед. Янь Гун умаялся, пытаясь выучить его хотя бы элементарным техникам защиты и нападения. Юань-эр все время смущался, и оттого у него получалось вдвое хуже обычного.
Янь Гун не понимал, почему все выходит из рук вон плохо. Юань-эр не был обделен выносливостью. Долгие военные переходы он переносил легко, никогда не жаловался на скудность провианта или на тяжелую поклажу. Он умел и лагерь разбить, и огонь развести, и повозку починить, если та ломалась, не выдерживая бездорожья. Он был не особенно силен, просто обычный юноша семнадцати лет.
Янь Гун сдался, подобрал Юань-эру легкий меч и велел в случае опасности размахивать им в разные стороны, чтобы не подпустить к себе врагов.
– Главное, не вырони, – добавил он, поднимая палец и многозначительно покачивая им из стороны в сторону.
Юань-эр страшно смутился и выронил меч. Янь Гун закатил глаза, но выговаривать Юань-эру не стал: все равно он собирался приглядывать за ним во время сражений. Правда, ему еще и за Ли Цзэ приглядывать, потому что тот хоть и крепко держит меч, но совершенно безрассуден.
– Вот что с тобой делать, – пробормотал Янь Гун и, видя, как на щеках Юань-эра опять расцветают розы смущения, добавил: – Девушкой бы тебе родиться. Так смущаешься, в обморок только не падаешь.
Несколько военных походов, в которых Юань-эр участвовал в качестве ши-чжуна царского евнуха, Зеленого министра только разочаровали. У него были соглядатаи в войске, и те донесли, что Юань-эру до военных подвигов так же далеко, как пешком до Небесного моста: пару раз его даже сам царь от вражеских мечей защищал! Зеленый министр писал сыну гневные письма, а когда войска возвращались в столицу, то пилил его денно и нощно. Янь Гуну приходилось вступаться, усылая Юань-эра с каким-нибудь на ходу придуманным поручением.
Во время очередного завоевательного похода, когда разбили лагерь, Янь Гун заметил, что к Юань-эру пристали трое солдат. Один даже по плечу юношу похлопывал, что-то увещевательно ему говоря. Цинь Юань жался в угол, исподлобья глядя на приставал. Янь Гуну это нисколько не понравилось. Этих троих он знал и ничего хорошего о них вспомнить не мог. Они были из богатых семей и неплохие вояки, но разнузданность их поведения далеко выходила за грани дозволенного. Поэтому Янь Гун поспешил на выручку к другу.
– Что тут происходит? – строго спросил он, указывая на троицу рукоятью кнута. – Или у вас нет других дел? Так я сейчас найду, чем вам заняться!
– Проклятье, это царский евнух, – пробормотал сквозь зубы тот, что был у них заводилой.
Они поспешили убраться прочь. Янь Гун следил за ними взглядом, пока они не скрылись, потом развернулся к Юань-эру и сказал:
– Ну?
– Они приглашали меня с ними выпить, – пробормотал тот смущенно.
– Выпить? – воскликнул Янь Гун. – Как будто ты не знаешь, что им от тебя надо было!
– Что? – тут же спросил Юань-эр, и на его лице проступило недоумение.
– Забудь, – отмахнулся Янь Гун. – И если эти трое снова к тебе подойдут, пригрози им мной. Давно мой кнут без дела свернут.
– Хорошо, – неопределенно пролепетал Юань-эр, так ничего и не поняв.
«И хорошо, что не понял», – подумал Янь Гун. Ему бы не хотелось, чтобы Юань-эра испортили.
Между тем завоевательный поход Ли Цзэ затянулся: царство, которое они отправились покорять, было расположено на прихотливо отмеченных природой землях, взгорья менялись с низинами, пустоши с лесами, пески с болотами. Войска противника затерялись где-то посреди этого стихийного безобразия, без рекогносцировки выдвигаться было опасно и попросту глупо. Янь Гун вызвался пойти на разведку сам.
– Я ловок, быстро бегаю и отменно сражаюсь, – сказал Янь Гун. – Цзэ-Цзэ, я скорее вернусь, чем разведывательный отряд, и не привлеку к себе внимания. К тому же, и ты об этом знаешь, я хорошо ориентируюсь даже в незнакомой местности. Если отправлюсь на рассвете, вернусь уже к закату с новостями.
Ли Цзэ понимал справедливость доводов евнуха, но разрешения долго не давал, беспокоясь за друга.
– Позвольте мне отправиться вместе с господином Янем, – вдруг решительно сказал Юань-эр и сложил кулаки.
– Ты? Да ты только под ногами будешь путаться! – сварливо отозвался Янь Гун.
Но на деле – он просто беспокоился за Цинь Юаня так же, как Ли Цзэ за него самого.
– Если что-то случится, я смогу вернуться в лагерь за помощью, – объяснил Юань-эр серьезно.
– Эй! – возмутился Янь Гун. – То есть ты заранее уверен, что я провалю задание?!
– Нет, я… – смутился Юань-эр.
Ли Цзэ задумчиво потер подбородок:
– Хорошо. Отправляйтесь вдвоем.
– Цзэ-Цзэ! – издал Янь Гун возмущенный вопль.
– Две пары глаз лучше, чем одна, – сказал Ли Цзэ.
Так Янь Гун и Юань-эр вместе отправились на разведку. Евнух ворчал всю дорогу, пока можно было это делать, и так засмущал Юань-эра, что тот на каждом шагу принялся спотыкаться.
Вражеские войска обнаружились через полдня ходьбы, а ходил Янь Гун быстро и не останавливаясь. Юань-эр, несмотря на опасения евнуха, не выдохся и старался подражать манере ходьбы и вообще поведению самого Янь Гуна, так что к лагерю противника они подобрались незамеченными.
Янь Гун принялся считать шатры и лошадей, это был самый быстрый и точный способ определить размер армии.
– А вы кто такие? – раздалось за его спиной.
Янь Гун молниеносно развернулся, но сделать ничего не успел: вражеский солдат осел на землю с перерезанным горлом. Юань-эр придержал его за бока, чтобы доспехи не загремели. Янь Гун вытаращился на него, пораженный его небывалой выдержкой и хладнокровием. Он был уверен, что это первое убийство Юань-эра, но тот и глазом не моргнул.
– Господин Янь, – сказал Цинь Юань, озираясь по сторонам, – нужно уходить отсюда. Его скоро хватятся.
Янь Гун кивнул.
[597] «На всю жизнь»
Уходили они в спешке, но Янь Гун прежде присыпал труп вражеского солдата листьями и травой, чтобы скрыть убийство. Так его не сразу найдут, это даст им фору.
– Ты впервые кого-то убил? – спросил евнух у Юань-эра, и тот кивнул. – Хорошо держишься.
Они пустились наутек, пробежали уже две четверти часа, но Янь Гун, изредка останавливающийся и прикладывающий ухо к земле, погони не слышал. Вероятно, пропавшего еще не хватились.
На пути было несколько оврагов, после начиналась ровная дорога. Они скатились по склону на дно первого, причем Янь Гун проделал это кубарем, споткнувшись и не удержавшись на ногах. Евнух выругался: хотел подняться, но в ноге отдалось резкой болью, пришлось сесть обратно на землю.
– Господин Янь?
Янь Гун поглядел на склонившегося к нему Юань-эра. Решение нужно было принимать быстро.
– Юань-эр, – спокойно сказал Янь Гун, – я повредил ногу и не могу идти дальше. Возвращайся в лагерь один, расскажи о том, что видел.
– Нет, – возмущенно ответил Юань-эр. – Вы хотите, чтобы я вас бросил?
Именно об этом Янь Гун и говорил, но возмущение в голосе юноши его удивило.
– Я вас понесу, – сказал Юань-эр решительно и подставил спину.
– Еще чего, – рассердился Янь Гун. – Если убьют нас обоих, Цзэ-Цзэ не узнает о расположении вражеских войск, а те не преминут напасть. Как можно сравнивать жизнь тысячи солдат с жизнью одного евнуха?
– Вы лучший друг царя, – сказал Юань-эр, – если я вернусь один, он размозжит мне голову.
– Глупости! – Янь Гун рассердился еще больше. – Ты ведь сразу сказал ему, что вернешься за помощью, если что-то случится. И вообще… Цзэ-Цзэ других почем зря не убив