Янь Гун поклонился и вышел, горестно вздыхая. Когда Ли Цзэ говорил таким тоном, евнух и так знал, что царь ему скажет.
– Я могла бы поехать с тобой, – задумчиво сказала Су Илань, выбираясь из-за пазухи Ли Цзэ и прижимаясь к его плечу.
– Я вернусь скоро и с победой, – сказал Ли Цзэ, нежно касаясь ее лица рукой.
Янь Гуну пришлось дожидаться в царских покоях три четверти часа, прежде чем Ли Цзэ вернулся из покоев Хуанфэй.
– Гунгун, – сказал Ли Цзэ серьезно, – ты остаешься в столице.
– Я так и знал, – кисло отозвался Янь Гун.
– Приглядывай за Су Илань, – велел Ли Цзэ, крепко сжимая плечо евнуха. – Министры затаились, но я им не верю. Помни, Гунгун, если с Су Илань что-то случится, я тебе голову сниму.
– Да что с этой змеюкой может случиться? – проворчал Янь Гун вполголоса, но громко и церемонно ответил: – Яньжэнь повинуется.
Ли Цзэ вместе с войском покинул столицу через несколько дней. До царства Цюэ они добрались за две недели. Царство Сы к этому времени успело занять несколько пограничных застав, но на этом «славные деяния» новой династии и закончились. Ли Цзэ не понадобилось много времени, чтобы отбить пограничные города и разбить войска царства Сы. Он этим не ограничился, дождался подкрепления из Диких Земель и вторгся в царство Сы.
Войскам Десяти Царств хватило всего полтора месяца, чтобы царство Сы пало. Видно, новую династию люди недолюбливали, поскольку охотно сдавались в плен и сдавали города. Столица не была исключением и сдалась без боя. Царь Сы позорно бежал, но его схватили свои же и убили.
Ли Цзэ разыскал наследников предыдущей династии – они томились в темнице – и вернул им трон. Мирный договор между царствами был перезаключен, Ли Цзэ даже побратался с новым царем Гу, который клялся в вечной верности и дружбе своему спасителю: он с братьями и сестрами ожидал казни со дня на день, так что, без преувеличений, был обязан Ли Цзэ не только возвращением трона, но и жизнью.
Покончив с этим, Ли Цзэ вернулся в столицу.
Въехав в ворота дворца, он резко остановил коня и воззрился изумленно и с неприятным холодком в душе на Янь Гуна и двух министров, которые при виде царя пали ниц и принялись биться лбами в землю.
Ли Цзэ слегка вздрогнул, спешился и сурово, но с замирающим сердцем сказал:
– Что?
– Прости, Цзэ-Цзэ, – дрожащим голосом сказал Янь Гун, не поднимая головы, – я не уследил.
Ли Цзэ похолодел. С Су Илань что-то случилось!
[605] Янь Гун винится
Ли Цзэ скрипнул зубами, схватил евнуха за шиворот и потащил за собой. На Янь Гуне лица не было: он помнил, что царь говорил ему перед отъездом, и теперь трясся от страха, что Ли Цзэ разделается с ним, даже не выслушав. Но Ли Цзэ дотащил его до павильона Феникса и зашвырнул в покои Хуанфэй, двери в которые были сиротливо распахнуты, а потом зашел сам и так глянул на крадущихся следом министров, что они подобрали подолы и умчались прочь с необыкновенной для их возраста прыткостью.
– Где Су Илань? – сурово спросил Ли Цзэ.
– Я не уследил, – сказал Янь Гун и вновь попытался удариться лбом в пол, но Ли Цзэ опять схватил его за шиворот и так вздернул на ноги, что у евнуха одежда затрещала.
– Разбить себе голову ты всегда успеешь, – сказал Ли Цзэ с угрозой, – и я даже тебе в этом помогу, будь уверен. Отвечай! Что они с нею сделали?!
– Кто? – не понял Янь Гун.
– Министры!
– Они ни при чем, – помотал головой Янь Гун. – Эта змеюка сбежала.
– Я ведь запретил тебе так ее называть, – гневно начал Ли Цзэ, но тут же осекся и широко раскрыл глаза. – Что ты сказал?
Евнух поежился и стал рассказывать.
Через неделю после отъезда Ли Цзэ царская наложница, по обыкновению, затворилась на три дня в покоях Хуанфэй. Это никого не удивило, Янь Гуна тоже: от Ли Цзэ он знал, когда и для чего змеиный демон скрывается от всех, – поэтому евнух честно ждал три дня. Обычно после трехдневного затворничества Юйфэй выходила в сад и часами сидела на камне под солнцем, если день был ясный. Четвертый день как раз был ясный, но Юйфэй не вышла. Янь Гун пошел проверить и обнаружил, что покои Хуанфэй пусты. Змеиный демон сбежал.
– Она не могла сбежать! – резко сказал Ли Цзэ. – Она не сбежала бы!
Янь Гун, скрывая жалость к другу, продолжил. Разумеется, обнаружив пропажу царской наложницы, евнух сначала обыскал покои Хуанфэй, потом павильон Феникса и наконец весь дворцовый комплекс. Змеиного демона не нашлось и там. Тогда Янь Гун взял людей и прочесал царский лес, куда, как он знал, уползала белая змея в полнолуние, разыскивая змеиную орхидею. Поиски ничего не дали. Скрывать пропажу Юйфэй уже было нельзя, потому Янь Гун рассказал министрам, что царская наложница сбежала. Обыскали всю столицу и прилегающие к ней земли на три дня пути во все стороны, но поиски были тщетны.
– Змеюка сбежала, – повторил Янь Гун. – А я ведь говорил, что демонам верить нельзя.
– Почему ты уверен, что это не министры? – резко спросил Ли Цзэ.
Он сам понимал, что вопрос глупый: разве кто-то что-то смог бы сделать со змеиным демоном, когда тот этого не хотел?
– Я уверен, в павильон Феникса никто не входил, – возразил Янь Гун. – Змеюка уползла и не вернулась.
– Значит, с ней что-то случилось, – теряя голос, сказал Ли Цзэ. – Она не сбежала бы! Она не бросила бы меня… так подло!
Янь Гун бы поспорил. Он не верил ни змеям, ни демонам.
– Я ее найду, – проскрипел Ли Цзэ, понимая, что вряд ли получится: если змеиный демон хочет скрыться, никто его не отыщет, Су Илань сама говорила. Но Ли Цзэ отказывался верить в предательство.
По приказу Ли Цзэ развернули полномасштабные поиски во всех Десяти Царствах. Он сам написал два портрета – Мэйжун, как он ее видел, и Су Илань – и велел их распространить.
«Это бессмысленно, – подумал Янь Гун. – Если каждый видит Мэйжун по-своему, от портретов толку не будет. Сомневаюсь, что эта змеюка будет разгуливать в своем настоящем обличье».
Но Янь Гун ничего говорить не стал, чтобы не расстраивать Ли Цзэ.
Ли Цзэ искал Су Илань двадцать пять лет. Министры пытались увещевать его, что это неразумно, просили забыть о коварной предательнице и жениться, чтобы дать наследника династии Ли, но Ли Цзэ ничего не желал слушать. Отчаявшись разыскать человека, он велел искать белых змей и привозить в царский дворец. Министры решили, что Ли Цзэ несколько помутился в рассудке, но Янь Гун наплел им, что по белым змеям можно гадать о пропаже вещей и людей, и они поверили: по части суеверий царскому евнуху равных не было. Но за все годы во дворец принесли только трех белых змей, и ни одна из них не была демоном.
Случилось ли что-то, или змеиный демон действительно предал Ли Цзэ и сбежал, но пора было признать: Су Илань потеряна для него безвозвратно.
[606] Потеря за потерей на пути к вознесению
Время неумолимо подъедало дни, недели, месяцы и годы, забирая с собой близких Ли Цзэ людей.
Первым умер Янь Гун, не дожив двух сезонов до шестидесяти лет. Ближе него у Ли Цзэ друзей не было, и он долго печалился.
Цинь Юань, узнав о смерти Янь Гуна, порвал струны своего гуциня, оделся в траур и отправился к гробу царского евнуха – оплакивать его смерть, а после остриг волосы, разорвал на себе одежду и пошел к Ли Цзэ на поклон. Он просил у царя позволения уйти в монахи, чтобы молиться за душу Янь Гуна. Ли Цзэ позволение дал: искреннее горе Цинь Юаня по утраченной дружбе тронуло его сердце.
Цинь Юань забрал гроб с телом евнуха и увез его в отдаленную провинцию, где и стал монахом. Прожил он там до глубокой старости. Святым он не стал, чудеса делать не научился, но если люди просили о помощи, то всегда помогал им, потому пользовался уважением. Когда ему пришло время умирать, он завещал, чтобы его похоронили подле Янь Гуна.
Монахов это завещание смутило: как можно хоронить монаха рядом с евнухом? Посовещавшись, они похоронили Цинь Юаня в другом месте. Но через несколько дней пошел сильный дождь, землю размыло, случился оползень, и гроб с телом Цинь Юаня обнажился. Монахи, не придав этому особого значения, перезахоронили его в другом месте. Но через несколько дней случилось землетрясение, затронувшее, по странной случайности или нет, лишь то место, где устроили новую могилу, и гроб с телом Цинь Юаня обнажился. Монахи подумали, что это злые духи мешают им похоронить Цинь Юаня, и провели несколько ритуалов изгнания и очищения, а после похоронили Цинь Юаня в освященном месте. Но через несколько дней из земли пробился бамбук, и гроб с телом Цинь Юаня обнажился, поднятый ими.
Тогда уже монахи испугались и не знали, что им делать. Какой-то хэшан, проходящий мимо, был зазван в монастырь. Известно было, что хэшаны, достигшие просветления и находящиеся в одном шаге от вознесения, славились необыкновенной мудростью.
Хэшан выслушал тревоги монахов и сказал:
– Всего-то и нужно исполнить последнюю волю умершего. Вам трижды был знак, что умерший недоволен.
– Но не пристало хоронить монаха в одной могиле с евнухом, – возразили монахи.
– Монахи и евнухи остались в мире смертных, в загробный мир отправились первозданные души, – возразил хэшан.
Он проследил, чтобы монахи похоронили Цинь Юаня рядом с Янь Гуном, велел насыпать сверху камней и сам прочел у могилы несколько молитв и заклинаний.
Некоторое время спустя на могиле выросло раскидистое дерево, не дающее ни цветов, ни плодов, а из камней забил родник, питающий его корни, и всякий путник, проходящий мимо, мог отдохнуть в тени ветвей и напиться прохладной воды, а заодно и послушать рассказы монахов о чудесной могиле.
Следом умер Цзао-гэ, к тому времени уже дряхлый старик, и многие из сотни Чжунлин.
Ли Цзэ начал задумываться о собственной смерти, которая, как он полагал, ожидала его в скором времени. Он был еще в силе и не знал немощи, но считал, что нужно подготовиться, чтобы смерть не застала его врасплох. Он распорядился, чтобы его похоронили возле пагоды Саньму и не устраивали по нему траура дольше положенного.