Ли Цзэ сразу посуровел лицом и категорично сказал:
– Нет. Я не собираюсь заводить романы на стороне.
Саньжэнь неверно истолковал его слова и кивнул:
– Я мог бы порекомендовать вам хорошую семью, где есть незамужние…
– Нет, – прервал его Ли Цзэ, – вы меня не поняли. Жениться я тоже не собираюсь.
Небесный чиновник несколько растерялся, потом неуверенно предположил:
– Вы приняли обет безбрачия?
– В моей жизни была любовь, я не хочу ее предавать.
– Странно… Вы уверены?
– Что?! – вспыхнул Ли Цзэ. – В каком смысле?
– Нет-нет, я не хотел вас оскорбить, – поспешно замахал руками Саньжэнь. – Просто в вашем списке жизни ничего не сказано об этом. Впрочем, это неважно. Вы уверены, что хотите хранить верность смертной женщине, с которой вы никогда уже не увидитесь?
Эти слова неприятно резанули слух, но Ли Цзэ твердо сказал:
– Уверен. Никто другой мне не нужен. Я… понимаю, что пути смертных и бессмертных никогда не пересекутся, но все же предпочту одиночество праздным утехам или договорным бракам.
– Это достойно уважения. Но жизнь небожителей длинна.
– Некогда я поклялся Небом и Землей и не намерен нарушать клятву. Не знаю, может, после вознесения и клятвы списываются со счетов.
– Клятва Небом и Землей? – переспросил Саньжэнь. – Какой безрассудный поступок вы совершили! Она непреложна, только смерть снимает с поклявшегося обязательства по ее исполнению. Вы знаете, что с вами сталось бы, если бы вы нарушили ее в земной жизни?
– Мне это безразлично, – просто сказал Ли Цзэ, – я бы ее никогда не нарушил.
Саньжэнь покачал головой:
– Что ж, соболезную вашей утрате. Став небожителем, вы утратили шанс на перерождение смертным и не сможете встретиться с вашей возлюбленной, даже если умрете: вы умрете как бог и переродитесь богом.
Ли Цзэ ответил неопределенным мычанием, которое могло означать что угодно.
– А с другой стороны, – сказал Саньжэнь, – ваш целибат позволит вам сосредоточиться на работе и самосовершенствовании, ничто не будет вас отвлекать. Вам предстоит освоить небесные техники управления Ци. Почтенный велел небесным мудрецам помогать вам.
– Небесным мудрецам? – переспросил Ли Цзэ.
Саньжэнь прищелкнул пальцами, и ниоткуда взялся седовласый мужчина в белых одеждах.
«А почему он говорит о нем во множественном числе?» – не сразу понял Ли Цзэ.
Догадался он, лишь когда Саньжэнь представил ему небесного мудреца:
– Это Четвертый небесный мудрец, вы можете называть его по порядковому номеру – Сыжень.
Ли Цзэ кивнул, тут же широко раскрыл глаза и воскликнул:
– Так и вы небесный мудрец, Саньжэнь?
Саньжэнь засмеялся его реакции и утвердительно кивнул.
«Тогда понятно, почему он знает все на свете», – подумал Ли Цзэ.
Ему предстояло многому научиться. Культивации небожителей основывалась на совершенствовании не тела и даже не духа, а Ци – духовной энергии, из которой состояли тела небожителей. Чтобы дать Ли Цзэ представление о том, с чем ему придется иметь дело, небесные мудрецы продемонстрировали ему материализацию Ци. На их ладонях расцвели цветки беловатого пламени.
– Да разве это чудеса! – снисходительно отозвался на удивленное восклицание Ли Цзэ Сыжэнь и, превратившись в птицу, сделал круг в воздухе и вернулся обратно.
К удивлению и даже разочарованию обоих мудрецов, Ли Цзэ это чудо воспринял как должное, хотя превращение человека в птицу на глазах у бывшего смертного непременно, по мнению мудрецов, должно было его впечатлить больше пламени Ци. Но Ли Цзэ уже видел, как Су Илань превращалась в змею, потому и не удивился, спросил только:
– И во что угодно можно превратиться? Даже в змею?
– Во что угодно, – ответил Сыжэнь, – но кому нужно превращаться в змей?
«Мне», – подумал Ли Цзэ. Ему бы хотелось научиться.
Но до превращений было еще далеко. В мире смертных того времени о Ци знали немного. Даосов и хэшанов, овладевших чудесным искусством, можно было по пальцам пересчитать, а монахи только и делали, что медитировали, надеясь обрести просветление, но мало кто знал, что такое это самое просветление. Только тысячи и тысячи лет спустя культивация смертных приблизится к тому уровню, которым владеют самые слабенькие небожители: феи и духи.
Ли Цзэ понадобилось полностью перестроить собственное мышление, чтобы воспринять концепцию культивации. Для этого, прежде всего, нужно было осмыслить тот факт, что тело небожителя состоит не просто из костей и мяса, а из духовных частиц, а кровь, которая течет по венам, соткана из Ци.
Ли Цзэ поражался тому, как во время вознесения перестроилось его тело, и даже не подозревал, что это вовсе не его тело, а воссозданное, как доспехи и меч. Старое его тело осталось на земле и было с почестями погребено, как он и завещал, близ пагоды Саньму. Саньжэнь не счел нужным об этом упомянуть.
– Если хотите избавиться от шрамов, то вам следует окунуться в Первородный источник.
Сяньжэнь заметил на груди Ли Цзэ шрам, когда бог войны раздевался, чтобы начать медитировать под водопадом – первая стадия на пути культивации Ци.
Ли Цзэ накрыл ромбовидный шрам ладонью и сказал, нахмурившись:
– Этот шрам мне дорог. Я не хочу от него избавляться.
– Но шрамы – это несовершенство духовного тела, – заметил Сыжэнь.
– Я бог войны, – возразил Ли Цзэ, – мне полагается иметь шрамы или получать их.
– Я что-то такого не припомню в Небесном Дао, – растерялся Сыжэнь.
Ли Цзэ с самым торжественным видом пообещал вписать этот постулат в Небесное Дао в самое ближайшее время.
[612] Манифестация Ци
Ли Цзэ был доволен своими достижениями. Он успешно освоил основные культивационные техники и научился практиковать инедию. Духовные силы его возросли, и он обрел то, что называется аурой богов.
Первое время он забавлялся тем, что жонглировал Ци, как ребенок мячиками, но небесные мудрецы ни слова в укор ему не сказали: все вознесшиеся сначала сущие дети, они уже привыкли.
После Ли Цзэ научился манифестировать Ци, сгущая ее в едва ли не осязаемые предметы, и Саньжэнь научил его технике Воздвижения стяга. Все боги, хоть как-то связанные с войной, должны были уметь представлять или манифестировать себя на поле боя. Выглядело это как сотканный из Ци воздушный змей определенной формы, который взвивался над головой бога. К примеру, это мог быть тигр в доспехах или гигантская секира. Другие, более миролюбивые боги тоже владели этой техникой, но применяли редко.
Воздвижение стяга не требовало особой сосредоточенности, наоборот, нужно было максимально расслабиться, очистить разум и позволить Ци вырваться наружу и обрести форму.
Ли Цзэ закрыл глаза, чтобы ничто его не отвлекало, сложил пальцы рук в соответствующие мудры и позволил Ци течь, как ей заблагорассудится. Всплеск, устремленный во вне, он почувствовал, и тут же раздалось удивленное восклицание небесных мудрецов.
– Какая… необычная форма, – протянул Саньжэнь.
Ли Цзэ открыл глаза и запрокинул голову. Ци манифестировалась в довольно четкий силуэт змеи, закованной в броню. На голове змеи был шлем с развевающимся плюмажем из тринадцати нитей Ци, в глазах вместо зрачков поблескивали белые зигзаги молний.
– Тринадцать нитей Ци символизируют тринадцать богов войны, – пробормотал Сыжэнь. – Броня вполне объяснима: в манифестации Ци богов войны непременно присутствуют доспехи или оружие. Молния указывает на благословение Небес. Но почему именно змея?
– Я ожидал, что это будет меч, – заметил Саньжэнь. – Предыдущий Чжаньшэнь манифестировал Ци в меч, как и все боги войны до него, и я полагал, что меч – непременный атрибут Воздвижения стяга всех чжаньшэней.
Ли Цзэ смутился. Вероятно, до конца очистить разум он не смог, потому Ци отреагировала на его сокровенные мысли и воплотилась в змею. А может, природа его Ци изначально была такой, потому что в смертной жизни он попробовал кровь змеиного демона? Но в любом случае это змеиное воплощение Ци ему понравилось, и он с трудом скрыл довольную улыбку.
– А на Небесах недолюбливают змей? – спросил Ли Цзэ серьезно. – Я уже слышал, что здесь о них пренебрежительно отзываются.
– Это все из-за Змеиного бога, – поморщившись, сказал Саньжэнь. – Пренеприятная личность… была.
– Была? – переспросил Ли Цзэ.
– Его шкура растянута над Малыми небесными вратами Небесного дворца. – Сыжэнь притворился, что сплюнул в сторону, показывая, насколько неприятна эта тема для разговора. – Он нарушил Изначальное Дао. Когда он спускался в мир смертных, то едва не погиб, попав в снежную бурю, и его спас человек, который отогрел его у себя за пазухой. Но Змеиный бог вместо благодарности ужалил его, и тот человек умер. Тех, кто платит за добро черной неблагодарностью, полагается сурово наказывать. С него содрали кожу и вышвырнули обратно в мир смертных, где он превратился в тысячи слизней – самых презираемых и ненавидимых людьми созданий, потому что слизни портят посевы. Он вечно будет пытаться собраться воедино, но никогда не соберется, потому что люди убивают слизней, когда их встречают. Таково его наказание.
Ли Цзэ содрогнулся. В детстве он и сам убивал слизней, заползших на грядки. Неужели и они были частью наказанного Змеиного бога?
– Теперь на Небесах другой Змеиный бог. Но от дурной репутации сложно избавиться, тем более что новым Змеиным богом стала песчаная гадюка, а они ядовиты. Конечно, он заявил, что вырвал себе ядовитые зубы, но кто рискнет проверять?.. Вам нравятся змеи, Генерал Ли? – спросил Сыжэнь.
Ли Цзэ называли Чжаньшэнем, или богом войны, и генералом Ли, поскольку боги войны возглавляли небесные войска, но Сыжэнь произносил это «генерал Ли» таким тоном и с таким значением, что ни у кого не оставалось сомнений, что это именно «Генерал Ли», а не «генерал Ли».
Ли Цзэ хорошенько подумал, прежде чем ответить:
– Я считаю, что змеи бывают разные, совсем как люди. Некогда я спас виноградную змею, она никому не причиняла вреда. В пустыне я встречал гадюк, но они меня не жалили, а спешили скрыться. Но я сражался с гигантской змеей, которая убила много людей в моем царстве. Эту я бы убил, если бы смог, но ей удалось ускользнуть. Если это хорошие змеи, я не испытываю к ним отвращения и даже считаю их красивыми. Но злых змей, которые творят зло, я бы убил без колебаний, поэтому считаю, что прошлый Змеиный бог был наказан по справедливости.