Поскольку Ху Баоцинь сидел к ней боком, то Ху Сюань заметила, что плечи и спина у него расцарапаны. Осознание пришло не сразу, но никого, кроме них, здесь не было, а значит, и никто другой это сделать не мог, кроме нее самой. Ху Сюань вскочила бы, настолько было сильно потрясение, но телом владела слабость, какой она никогда прежде не испытывала.
Хвост и уши, к слову, все еще были на месте. Ху Сюань несколько отвлеклась и постаралась сосредоточиться, чтобы их спрятать. С хвостом вышло, с ушами – нет. Ху Баоцинь повернул голову, услышав шебуршание со стороны Ху Сюань, и та сразу замерла.
– Очнулась? – спросил Ху Баоцинь, протягивая руку, чтобы потрогать лоб Ху Сюань. Голос у него был хриплый и надтреснутый.
– Сяньшэн… – только и произнесла Ху Сюань.
Она не знала, что сказать.
Почему они вообще оказались в одной кровати и оба были в столь неподобающем виде? Она смутно помнила, что Ху Баоцинь что-то говорил ей, нависая над ней в первый раз, но жар стер память об этом, а вот о том, что они делали весь день напролет, Ху Сюань очень даже помнила.
Ху Баоцинь долго держал ладонь у нее на лбу, потом взял ее руку и проверил пульс на запястье. Ху Сюань была красная как рак. Ху Баоциня, как ей показалось, все это нисколько не смущало. Он был сосредоточен так, словно готовился поставить диагноз пациенту. Чего ему стоило сохранять эту видимость!
– Думается мне, лисий гон отступил, – сказал Ху Баоцинь непринужденно. – Ты помнишь, что я тебе говорил, Сюаньшэн?
Ху Сюань отрицательно покачала головой.
– Жар первого гона можно снять лишь так, – объяснил Ху Баоцинь. – Думаю, стоит продолжать… лечение еще какое-то время.
– Но у меня нет жара, – сказала Ху Сюань, с самым серьезным видом потрогав себя за лоб.
– На всякий лисий случай, – добавил Ху Баоцинь. – Еще какое-то время. Недолго. Несколько лисьих дней.
Ху Сюань не могла не думать, что жизнь ее стала странной с того дня.
Она была уверена, что лисий гон прошел, но стоило Ху Баоциню к ней прикоснуться – и она начинала сильно в этом сомневаться. Уши и хвост то и дело подводили, хоть она и старалась их прятать, и вылезали в самые неподходящие моменты, а что с нею делалось, когда Ху Баоцинь почесывал у нее за лисьим ухом!
Но накатывающий на нее в эти моменты жар уже не был мучительным. Лисий гон прошел, точно прошел, это что-то другое, и это что-то только притворяется лисьим гоном… И лечение давно уже пора было прекращать, но Ху Баоцинь приходил каждый вечер и ложился с ней в одну постель, словно комната Ху Сюань была и его комнатой… или их общей комнатой.
Может, это не у Ху Сюань лисий гон, а у Ху Баоциня теперь? Явных симптомов не было, но вел он себя точно не так, как обычно. Днем, конечно, он гонял Ху Сюань в хвост и в холку, как и полагалось учителю гонять ученика, но вечерами словно превращался в другого лиса. Это раздвоение лисности Ху Сюань смущало и даже тревожило.
Заговорить об этом Ху Сюань решилась только через несколько лисьих месяцев. Отговорка «на всякий случай» уже не прошла бы, Ху Сюань уверилась, что никакого лисьего гона у Ху Баоциня нет: когда тот заснул, Ху Сюань проверила у него пульс и температуру, они были обычные, лисьи, как и у нее самого сейчас, и повышались, только когда они лисились, а значит, нужно прекратить лиситься, и тогда никаких «на всякий случай» не понадобится.
– Сяньшэн, – сказала Ху Сюань, когда Ху Баоцинь в очередной раз собирался распустить пояс, – почему вы это делаете?
Бледно-голубые глаза Ху Баоциня уставились на нее, но Ху Сюань выдержала его взгляд. Она твердо была намерена выяснить, что происходит и почему.
– Почему я делаю – что? – уточнил Ху Баоцинь.
– Ложитесь со мной?
Видимо, столь прямого вопроса Ху Баоцинь не ожидал. Глаза его раскрылись шире, потом по-лисьи сузились. Но он все еще держал руку на поясе.
– Лисий гон прошел, – добавила Ху Сюань, – ведь так?
– Так, – согласился Ху Баоцинь.
А вот теперь уже Ху Сюань не ожидала столь прямого ответа. Она-то думала, что Ху Баоцинь опять начнет отговариваться «всякими лисьими случаями».
– Значит, уже просто нет смысла этим заниматься, – сказала Ху Сюань потрясенно.
– А разве во всем нужно искать смысл? – спросил Ху Баоцинь с таким видом, точно надеялся, что Ху Сюань ответит: «Нет, не нужно».
– Как водится, – ответила Ху Сюань.
Ху Баоцинь слегка улыбнулся, но улыбка эта точно довольной не была. Он развязал пояс и снял с себя верхнее одеяние. Серебристые волосы зашелестели.
– Похоже, мне придется говорить правду, – сказал Ху Баоцинь в сторону, будто обращался к кому-то невидимому. Ху Сюань даже невольно посмотрела в ту сторону, но никого не увидела.
– И не пытайтесь меня облисить, – предупредила Ху Сюань, – я все равно узнаю правду, так или иначе.
– Так или иначе, – повторил Ху Баоцинь задумчиво. – Все происходит в лисьей жизни так или иначе. Ты хочешь знать, почему я с тобой все еще ложусь, хотя для того уже нет причин? Хорошо, я скажу, если ты действительно хочешь, чтобы я тебе ответил. Если я отвечу, назад пути уже не будет. Ты уверена, что хочешь, чтобы я тебе ответил?
Ху Сюань на долю секунды почувствовала неуверенность, но тут же взяла себя в лапы и уверенно сказала:
– Да.
– Ладно, – согласился Ху Баоцинь и, не раздеваясь дальше, навис над нею, вглядываясь в ее лицо.
Ху Сюань опять почувствовала, что краснеет. Лицо Ху Баоциня было слишком близко, она даже чувствовала его дыхание на своей коже.
– Ты мне нравишься. Поэтому.
Ху Сюань широко раскрыла глаза.
– И ты не испытываешь ко мне отвращения, не так ли? Мы могли бы быть вместе. Если я тебе тоже нравлюсь.
Ху Сюань долго не могла ничего ответить. Признание Ху Баоциня выбило ее из колеи. Она ожидала каких угодно ответов и объяснений, но точно не такого!
– Сюаньшэн?
Ху Сюань несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем смогла хоть что-то сказать:
– Но у меня есть условие.
– Условие? – выгнул Ху Баоцинь бровь. – Ты считаешь, что можешь выдвигать условия своему сяньшэну?
– Да, – твердо сказала Ху Сюань.
– Ну, давай послушаем, что за условие…
– Вы… вы не будете заставлять меня превращаться в лиса! – выпалила Ху Сюань и накрыла лисьи уши руками, чтобы их спрятать. – Я… я не хочу превращаться даже частично!
Ху Баоцинь улыбнулся, но улыбка эта была грустной. Ху Сюань почувствовала, что при взгляде на нее внутри что-то заныло.
– Вот как? – вымолвил он. – Значит, я не тот самый лис.
– Что?
– Когда ты встретишь того самого лиса, тебе будет все равно, как ты выглядишь. Ну, ладно, скажем так: я почти тот самый лис.
Ху Сюань не поняла тогда, что Ху Баоцинь имел в виду. Своего того самого лиса она встретит еще многие тысячи лет спустя, и это будет вовсе не тот самый лис. Это будет тот самый дракон.
[450] Лисья ересь
«Никогда не говори об этом вслух», – предупредил Ху Баоцинь свою ученицу после ее самоволки в лисье судилище.
Они и не говорили об этом с того дня, оба делали вид, что ничего не произошло, но Ху Сюань не могла об этом не думать. Правда, во время лисьего гона ей было не до размышлений, но теперь, когда жизнь вошла в лисью колею, а Ху Сюань достаточно успокоилась, чтобы принимать происходящее с нею как должное, мысли вернулись.
Вероятно, Ху Баоцинь не обманывал ее, когда говорил, что изменить Лисье Дао не в его власти. Отвращение, с которым он говорил о Праволисии, было подлинным, не напускным.
Мысль о том, что ее отец играет не последнюю роль при принятии решений, радости Ху Сюань не доставила. Сплошные лисоубийцы вокруг!
Ху Сюань была слишком умна и понимала, что так просто Лисьезнахарское Дао не изменишь. Даже Верховный лисий знахарь не мог, куда ему! Но была в Лисьем Дао лазейка, которой можно было воспользоваться: лисогеройство.
Лисы, совершившие подвиг во имя всего лисьего рода, имели право на одно абсолисное желание. Что бы они ни попросили, должно было исполнить.
И вот тогда Ху Сюань начала думать, что если бы она совершила лисогеройство, то смогла бы изменить Лисье Дао. Это была очень заманчивая идея.
Проблема в том, что в современном лисьем мире негде было геройствовать: войны давно закончились, лисьи кланы объединились, лисам ничего не угрожало. Не считая блох. И Тьмы.
«Если бы мне удалось отыскать лекарство от Тьмы…» – подумала Ху Сюань.
Но о Тьме мало что было известно, даже Ху Баоцинь неопределенно пожимал плечами, когда Ху Сюань заводила об этом речь. К больным, одержимым Тьмой, Ху Баоцинь ее и на лисий чжан не подпускал.
– А если Тьма перекинется на тебя, что тогда? – говорил он и выпроваживал Ху Сюань из лазарета.
Ху Сюань очень немного смогла узнать о Тьме, только о внешних симптомах и о конечных последствиях.
«Ладно, – подумала она недовольно, – вот стану старшим лисьим знахарем, тогда сяньшэн будет мне не указ».
За все то время, что Ху Сюань прожила в доме Ху Баоциня, лисы-посыльные приходили за Верховным лисьим знахарем, чтобы позвать его на лисье судилище, лишь несколько раз. Ху Баоцинь ругался, но идти все равно приходилось. Возвращался он скоро и очень мрачным, из чего Ху Сюань делала выводы, что Праволисие свершилось. В такие дни Ху Баоцинь много не разговаривал, и Ху Сюань к нему лишний раз и не лезла.
К вечеру Ху Баоцинь обычно отходил, и спать они ложились, как повелось, вместе, но ночами ему нередко снились кошмары, и Ху Сюань просыпалась от его крика.
«Совесть загрызла», – обычно говорил Ху Баоцинь, если Ху Сюань спрашивала, что случилось.
Лисья совесть Ху Сюань тоже мучила временами. Став лисьим знахарем, она словно бы молчаливо соглашалась с Лисьезнахарским Дао.
Как-то Ху Сюань, погруженная в невеселые мысли, забрела в дальний угол дома и нос к носу столкнулась с двумя маленькими лисятами, которые гоняли сплетенный из коры мяч. Она удивленно воззрилась на них. В доме, помимо ее самой и учителя, еще кто-то живет? Но она не слышала, чтобы Ху Баоцинь брал других учеников, кроме нее, да эти лисята