– В приличных дворцах, – сказал Ху Вэй назидательным тоном, – гостей чаем поят.
Левый министр тут же принялся клясть себя за нерасторопность и распорядился накрыть на стол.
Ху Вэй развалился, сделал вид, что разглядывает сад, а на самом деле высматривал, где спрятались стражники.
– Сдается мне, что они нам не поверили. Может, хвосты им показать?
– Людей понять можно, – возразил Ху Фэйцинь. – Не каждый день то, о чем они в сказках слышали, заявляется во дворец… и просит чаю.
Ху Вэй не то хрюкнул, не то фыркнул и принюхался. Что-то его в этом месте смущало. Ху Фэйцинь отрешенно смотрел вдаль, на едва виднеющиеся очертания гор, и его не оставляло чувство, что пейзаж этот ему откуда-то знаком. Но при жизни он никогда не бывал в столице.
– А… – хмыкнул себе под нос Ху Фэйцинь, и глаза его на мгновение прояснились.
– Что ты акаешь?
Ху Фэйцинь вспомнил, где видел эти горы – на картине, которую подарил ему Ли Цзэ. Значит, это были его родные места. И если он верно помнил, то Ху Вэй наведывался во дворец времен династии Ли, чтобы прилисить себе одежду и другие полезные вещи.
Ху Фэйцинь поглядел на Ху Вэя. Тот вытянул ноги в сторону и расслабленно почесывал за ухом, явно о чем-то размышляя. Может, тоже пытался что-то вспомнить?
Ху Вэю вспоминать не нужно было, он прекрасно помнил, что и где лисил, пока жил в мире смертных. Ауру этого места он узнал буквально сразу же, как они спустились с Небес. Вслух Ху Вэй об этом говорить не стал, полагая, что теперь, тысячи и тысячи лет спустя, уже не имеет значения, чем он промышлял, будучи Лисом-с-горы. Но его не оставляла мысль, что с аурой здесь что-то не так: понять бы еще, что!
Слуги принесли чай и закуски.
– Зачем же было понимать так буквально? – пробормотал Ху Вэй, заглянув в чайник с разочарованным видом.
Ху Фэйциню чай мира смертных нравился, он был ароматный и крепкий. На него даже накатила некоторая ностальгия по жизни на Таошань, и когда он притворялся У Мином, то они с Ху Вэем тоже нередко пили чай. Странно, что теперь это вызывало ностальгические чувства.
Но Ху Вэй явно рассчитывал, что гостям подадут винишко, поэтому-то так разочаровался, заглянув в чайник, да и к чаю подали какие-то глупости вроде печенья и сладостей. Он покосился на Ху Фэйциня, тот с любопытством разглядывал еду.
– Эй! – Ху Вэй шлепнул Ху Фэйциня по руке, когда тот потянулся за облюбованным печеньем. – Не ешь ничего, пока другие не попробуют. Небесный император ты или кто?
– Вы же не думаете, что мы собираемся вас отравить? – ужаснулся Левый министр.
«Как будто нас вообще можно отравить», – подумал Ху Фэйцинь.
– Обычное дело для смертных кого-то травить, – возразил Ху Вэй. – Сколько у вас уже династий поменялось, а? На моей памяти шестерых царьков отравили.
– Времена были смутные, – оправдался Левый министр.
Разумеется, историю предыдущих царств он знал, и действительно нередко кого-то травили, чтобы захватить трон. Династия Вэнь пришла к власти триста лет назад. Какие способы для того она использовала – История умалчивает, но вряд ли кто-то удивился бы, узнав, что не обошлось без яда или наемных убийц.
Но Левый министр и помыслить не мог, чтобы кто-то посмел отравить небожителей! Он решительно взял горсть печенья с тарелки и сунул в рот, чтобы доказать, что еда не отравлена. Ху Вэй фыркнул и протянул ему чайник: печенье в таком количестве заталкивать в рот уж точно не стоило, Левый министр тут же подавился.
Вообще-то надобности отведывать блюда не было: и Ху Вэй, и Ху Фэйцинь могли чувствовать, отравлена еда или нет. Для этого даже не требовались духовные силы, лисий нюх еще никого никогда не подводил.
Левый министр запил вставший в горле кусок чаем и, откашлявшись, сказал:
– Подсыпать яд в еду небожителей было бы неслыханной дерзостью. Никто не посмел бы.
Ху Вэй выглядел сильно разочарованным. С грустью на лице он откусил немного печенья:
– А жаль, было бы весело.
– Ху Вэй! – недовольно одернул его Ху Фэйцинь. – Вечно ты…
Ху Вэй фыркнул и помакал печенье в чай. Оно не размякло даже так.
– Вы когда его стряпали? – осведомился Ху Вэй и постучал печеньем по краю стола. – О него зубы сломать можно. Или вы его раскопали в каких-нибудь тысячелетних руинах?
– Это традиционное столичное печенье, – явно обиделся Левый министр. – Его с незапамятных времен подают к столу высочайших персон.
– Почему бы тогда не подавать к столу просто камни? Фэйцинь, не вздумай его раскусывать. У тебя и так клык обломан.
Ху Фэйциню не нравилось, когда об этом напоминали. О своем позоре он предпочел бы забыть и не вспоминать никогда.
– Но как-то же оно естся? – резонно заметил Ху Фэйцинь, вертя в пальцах печенье. – Если бы его нельзя было съесть, его бы не готовили.
– Как знать. Традиционное столичное печенье? Им при желании и убить можно. Из пращи запусти – голову не хуже камня проломит!
– Ху Вэй, – еще недовольнее сказал Ху Фэйцинь, – ты нарушаешь законы гостеприимства.
– Это печенье нарушает, а не я.
Левый министр откашлялся и сказал:
– Дабы развлечь небожителей, мы пригласили лучших танцовщиц.
Ху Вэй лениво повел глазами, увидел вдалеке силуэты идущих к беседке женщин, но крылья носа его при этом дернулись. Он быстро взглянул на Ху Фэйциня. Тот вертел в пальцах печенье, явно примериваясь к нему. Не заметил или притворился, что не замечает? У самого Ху Вэя уже свербело в носу: приближался демон.
[495] Седьмая владычица ада
Когда Седьмая была не в духе, адские сущности предпочитали обходить ее стороной. Гу Ши была свирепее и злее других владык ада, но те нередко относились к ней с пренебрежением только потому, что она женщина. Гу Ши это несказанно раздражало, но те девять всегда объединялись против нее, чтобы задавить и не дать право голоса. Вот и сейчас было также.
Гу Ши затворилась в своем дворце и часами мрачно разглядывала окровавленные пальцы. Это было ее наказание за нарушение законов трех сфер. Она пыталась отомстить Шу, а Юн Гуань отомстил ей за то, что она накормила ягодами пробуждения его любимицу. Вечный судия подал жалобу Владыке миров, и тот распорядился, чтобы Седьмую наказали.
Десятый с нескрываемым удовольствием вырвал ей ногти, потому что затаил на Гу Ши злобу: это он должен был править Седьмым пределом ада, но Гу Ши не только захватила власть, но по ее милости еще произошла и путаница с именами.
Владыки ада были невосприимчивы к боли. Можно было вырывать у них ногти или отрывать им конечности, они ничего не чувствовали. Но для Гу Ши, как для женщины, лишиться ногтей таким варварским способом было сродни пыткам.
Во-первых, ее изуродовали. У нее всегда были красивые руки, а теперь кончики пальцев превратились в кровоточащие огарки. Ногти отрастут снова, но когда это еще будет! Разумеется, Гу Ши может скрыть уродство, наведя на себя морок, но истинное положение дел от этого не изменится.
А во-вторых, это не просто вопрос изуродованной красоты: в ногтях была сила Гу Ши, и теперь она временно лишилась едва ли не половины своих способностей. Это не мешало ей выполнять обязанности Седьмой, но ставило ниже остальных девяти владык ада, которые и без того ее ни во что не ставили, потому что она женщина. Еще бы ей не быть не в духе!
Приспешницы делали Гу Ши травяные компрессы, но это был не какой-то случайно сорванный ноготь, это было наказание Владыки сфер, поэтому пальцы кровоточили и не заживали. Гу Ши смотрела на них, и в ее глазах полыхала огнями ада жажда мести.
На самом деле, на Шу Э она уже не злилась, но ей было жаль лишиться такой ловкой помощницы. Другие дуйши ни на что не годились, Шу Э была особенной.
Откровенно говоря, даже то, что она сменила Седьмой предел на Посмертие, не слишком ее задело: кадровые перестановки неизбежны даже в аду. Но ее немало покоробило, когда Шу Э променяла ее на простого смертного, да к тому же мужчину. Отвергнуть ее, Гу Ши, непревзойденную красавицу, и предпочесть ей какого-то смертного мужчину, оказавшегося еще и даосом. Это она Шу Э не простила, а Юн Гуань не простил ей Шу Э.
– Я еще припомню тебе это, Юн Гуань! – прошипела Гу Ши, сжимая окровавленные пальцы в кулак.
По правде говоря, она и этого не могла: Великое Ничто аду не подчинялось, и хоть Юн Гуань и был несколько ниже рангом, чем десять владык, но власти над ним ад не имел, только Владыка сфер мог ему приказывать.
Оставалось лишь искать утешение в мысли, что Вечного судию тоже недавно наказали за проступок – лишили его сил, отрезав ему волосы, за то, что он вмешался в Круг жизни и смерти. Но волосы – не ногти, они отрастают быстрее, да и короткие волосы лишь выглядят вульгарно и позорно, кровь-то из них не хлещет.
– Владычица, – сказала одна из приспешниц, – к вам посланец Гу Ляна.
Гу Ши скривила красивый рот. Только посланцев Гу Ляна ей сейчас не хватало! Второй владыка ада наверняка послал кого-то над ней насмехаться, это было очень в его духе: тем более наступал черед ей править адом, а теперь, оправдываясь тем, что она наказана, Гу Лян отказался передавать ей Тиару Бездны и, стало быть, власть. Это было очень унизительно.
Гу Лян прислал какого-то демона, невзрачного и не оставляющего присутствия.
– Второй владыка просит Седьмую явиться к нему во дворец, – покорно провозгласил демон.
– «Просит явиться», – ядовито повторила Гу Ши.
Чем вежливее это было сказано, тем оскорбительнее оно для нее звучало.
– Что ему от меня нужно?
Демон этого не знал, а может, притворился, что не знает, вежливо же откланялся и испарился, прежде чем в него угодила запущенная Седьмой подставка для ног.
– Вы что-нибудь об этом знаете? – спросила Гу Ши у приспешниц.
– Он и других вызвал, – сказала одна из приспешниц.
– Что-то он засуетился… – пробормотала Седьмая. – Не только во мне дело?
Но узнать это можно было лишь одним способом. Гу Ши досадливо встряхнула руками, капли крови посыпались бисерным дождем вокруг. Чтобы навести морок, ей потребовалось не более минуты: кровь перестала брызгать, обрубки пальцев скрылись под длинными накрашенными ногтями. Приспешницы накинули ей на плечи плащ, отороченный перьями черных цапель, и Гу Ши отправилась во дворец Гу Ляна.