[544] «Речной гуль в юбке»
– Вот что ты натворила? – спросил Янь Гун, вернувшись. – Зачем было выводить царя из себя? Он пришел поблагодарить тебя, а ты его оскорбила.
– Твой царь просто мальчишка, – сказала Мэйжун, усмехаясь. – Это же чистой воды истерика. Какая незрелость!
Янь Гун нечеловеческим усилием взял себя в руки и изобразил на лице улыбку:
– Не обольщайся. Ты ему не нужна. Он вообще не собирался брать себе наложницу. Министры так решили.
Глаза Мэйжун сузились.
– Ха, – продолжал Янь Гун, – а ты думала, что все мужчины столицы сходят с ума по загадочной красавице из Весеннего дома? Что царь услышал о тебе и решил взять тебя в свой гарем? Цзэ-Цзэ всего лишь хотел наградить тебя, поскольку обязан тебе жизнью и не любит оставаться в долгу. А ты уж и вообразила, что он явился тебя домогаться? Было бы чего домогаться, – добавил он, окинув Мэйжун презрительным взглядом. – Вульгарная, невоспитанная… Позор, а не женщина! Сплошное разочарование.
– Говоришь так, словно сам к царю неровно дышишь, евнух, – злобно прошипела Мэйжун. Слова Янь Гуна явно задели ее самолюбие.
– Конечно, – спокойно подтвердил Янь Гун. – Цзэ-Цзэ не только мой царь, но и лучший друг. Если ты оскорбила его, значит, оскорбила и меня. Только я умею ранить в ответ.
– Я заметила, – ядовито сказала Мэйжун. – Разве твой царь не велел меня выпроводить?
Янь Гун прикрыл глаза ненадолго, сложив руки на животе и вертя большими пальцами. Когда он предавался размышлениям, всегда делал так.
– Я тебя купил, – сказал он, открыв глаза и скользнув по Мэйжун взглядом. – Ты останешься во дворце. И уверяю тебя, еще до конца года ты станешь наложницей Цзэ-Цзэ.
– Ха? – протянула Мэйжун.
– Эй, – позвал Янь Гун придворных дам, – займитесь этой женщиной. Отмойте для начала, на нее смотреть невозможно. Подберите приличное одеяние, ее тряпки сожгите. И это… – добавил он, показав на узел, – тоже. Книги оставьте, все остальное – в печь.
Он вышел за дверь и стал ждать. Изнутри слышались звуки борьбы, визгливая ругань – Янь Гун даже покраснел слегка, потому что словарный запас Мэйжун оказался богаче, чем он мог себе представить, – грохот сдвигаемой мебели. Потом все стихло. Янь Гун вытянул шею и прислушался.
Дверь покоев Хуанфэй открылась, вышла старшая придворная дама. Вид у нее был потрепанный, она тронула волосы рукой, заправляя выбившиеся из прически пряди, и сказала, стараясь говорить церемонно, хотя ее явно подмывало высказать евнуху все, что она думает и о нем, и о царской наложнице:
– Яньжэнь, мы все сделали. Но Юйфэй так и не пожелала открыть лицо. Нам удалось лишь поменять ее ужасную вуаль на новую.
– Вот как? – отозвался Янь Гун. – Ну, это ничего, если хочет закрывать лицо – пусть закрывает.
– Но, Яньжэнь, – рассудительно возразила старшая придворная дама, – нужно бы взглянуть на ее лицо, прежде чем царь войдет к ней. А если она под вуалью скрывает шрамы? А может, у нее нос, как у обезьяны? Красавицы не скрывают лица, они гордятся своей красотой и демонстрируют ее.
Янь Гун хохотнул:
– Поверь мне, мы сто раз успеем это сделать, прежде чем царь войдет к ней. В чем я уверен, так это в том, что ни один из них так просто сдаваться не собирается.
– Что? – не поняла старшая придворная дама.
– Да нет, это я так… – отмахнулся Янь Гун. – Что ж, давай поглядим, что у вас получилось.
Он вернулся в покои Хуанфэй и смог убедиться, что слова хозяина Весеннего дома о том, что Мэйжун – «речной гуль в юбке», соответствуют истине. Стол был перевернут, несколько ширм сломано. Видимо, поймать Мэйжун у придворных дам получилось не сразу. Прически и макияж придворных дам были в плачевном состоянии. Судя по всему, Мэйжун их хорошенько… «причесала». Придворные дамы стояли с оскорбленным видом.
Сама красавица сидела на кровати, отмытая, переодетая и злющая. Нижняя половина лица у нее была закрыта новой вуалью бирюзового цвета. Судя по всему, накрасить Мэйжун придворным дамам не удалось, но Янь Гун подумал, что лицо у нее и без того миловидное. Знать бы еще, что действительно скрывается под вуалью…
Новое трехслойное одеяние необыкновенно ей шло: придворные дамы выбрали для нее одежду бледно-голубого цвета. В таком сидеть развязно не получилось бы, поэтому Мэйжун сидела вполне в приличной позе, правда – подперев подборок ладонью и упершись локтем в колено при этом. Выпавшую из прически прядь она то и дело сдувала с лица, но придворные дамы не решались подойти и подправить ей прическу. Янь Гун решил сделать это сам.
– Убери от меня руки! – возмутилась Мэйжун. – Ни один мужчина не прикоснется ко мне!
– Я же евнух, что я могу тебе сделать? – ядовито спросил Янь Гун и, закатав рукава, принялся за дело.
Придворные дамы восхитились его смелостью, но ни одна так и не подошла, чтобы помочь. Наконец, прическа была исправлена. Янь Гун удовлетворенно кивнул и потер свежую царапину на руке.
– Дикая кошка, что ли? – недовольно спросил он. – Не вздумай царя оцарапать.
– Если попробует меня тронуть, я не только оцарапаю, я из него второго евнуха сделаю! – с угрозой в голосе сказала Мэйжун.
Янь Гун закатил глаза. Он имел в виду ситуации, когда мужчина предлагал руку женщине, скажем, чтобы та не споткнулась при прогулке или переступая через порог.
– Почему вы вообще ей ногти не обрезали? – обрушился он на придворных дам.
– Яньжэнь, – возмутилась старшая придворная дама, – короткие ногти только у простолюдинок! Благородные дамы из дворца носят длинные ногти.
– Благородные дамы… – повторил Янь Гун, разглядывая Мэйжун.
– Твой взгляд оскорбителен, евнух, – вспыхнула Мэйжун.
– Я знаю, – спокойно кивнул Янь Гун и, обернувшись к старшей придворной даме, сказал: – Займитесь ее обучением. Прежде чем представлять ее двору, нужно сделать из нее хотя бы подобие благородной женщины… и отучить ругаться.
Придворные дамы поклонились, но с весьма кислым видом. Становиться наставницами этой бестии никто желанием не горел.
Старшая придворная дама собралась с духом и сказала:
– Яньжэнь, почему бы тебе самому этим не заняться? Я не уверена, что мы с ней справимся.
– А я справлюсь? – возмутился Янь Гун.
– У тебя есть кнут, – сказала старшая придворная дама без обиняков, – и ты с ним хорошо управляешься, это все знают.
– Ты посмеешь ударить женщину? – с презрением спросила Мэйжун.
– Я не бью женщин… даже если они это заслужили. Но поглядел бы я, что ты скажешь, если я велю не кормить тебя и не давать тебе еды.
– А ты испытай меня и узнаешь, – с вызовом сказала Мэйжун.
– Сама напросилась.
[545] Укрощение Мэйжун
Разумеется, Янь Гун не собирался морить Мэйжун голодом, но полагал, что вынужденная умеренность в еде пойдет на пользу ее характеру, потому, когда пришло время обеда, на стол в покои Хуанфэй поставили всего два небольших блюда. На одном лежало куриное крылышко, на другом – гроздь винограда и горсть красных ягод. Мэйжун выгнула бровь, но ничего не сказала, только выжидающе уставилась на евнуха. Казалось, все это ее скорее забавляет, чем беспокоит.
– Это твоя еда на весь день, – сказал Янь Гун. – Не съедай все сразу, добавки тебе никто не принесет. Расходуй экономно. Если захочешь напиться, в бочке есть вода.
Мэйжун явно ухмыльнулась под вуалью, Янь Гун расслышал характерный звук.
– Я не шучу, – сказал он и нахмурился.
– Нисколько не сомневаюсь, – кивнула Мэйжун, демонстративно отщипнула две виноградины и сунула их под вуаль. К прочему она не притронулась.
«Посмотрим, что с тобой будет к концу дня!» – подумал Янь Гун.
Он знал, что у женщин хороший аппетит, будь они красавицами или уродинами. Весь день на двух виноградинах не смогла бы протянуть даже небесная фея. Но когда он вечером пришел в покои Хуанфэй, чтобы проверить, как справляются с обучением строптивицы придворные дамы, то обнаружил, к своему удивлению, что еда осталась нетронутой, только с виноградной грозди пропало еще несколько виноградинок. Янь Гун нахмурился.
Мэйжун, заметив выражение его лица, сказала:
– Евнух, в другой раз не приноси мяса.
– Почему? Оно испортилось? – спросил Янь Гун, решивший, что разгадал загадку: Мэйжун не стала есть, потому что курица тухлая.
– Потому что я не ем мяса.
– Правда? У вас с царем много общего. Он тоже не ест мяса.
– Почему? – Ее глаза сузились на долю секунды.
– Можешь спросить при личной встрече, – предложил Янь Гун.
Мэйжун только демонстративно отвернулась.
– А чем тебе не угодило все остальное? Почему ты не доела виноград и не притронулась к ягодам?
Мэйжун приподняла брови, опустила и сказала:
– Я не ем красных ягод. Виноград я ела. Если эта гроздь мой завтрак, оставь ее, а остальное унеси. Я наелась.
Янь Гун не поверил. Никто не может наесться пятью или шестью виноградинами.
Но на другой день и в последующие дни все повторялось: Мэйжун съедала лишь несколько виноградин, все остальное уносили нетронутым.
«Сама себя голодом заморить решила?» – предположил Янь Гун.
Но, странное дело, Мэйжун не выглядела ни голодной, ни истощенной, ни насколько не осунулась лицом, не ослабела. Звуков из ее утробы Янь Гун тоже не слышал. Но ведь не могло же ей хватать всего несколько виноградин в день?!
– Вот тебе загадка, евнух, – сказала Мэйжун, поняв, отчего на лице Янь Гуна прочно обосновалась растерянность. – Реши ее, если так умен, как о тебе говорят.
– У тебя желудок с наперсток? – сердито спросил Янь Гун, который понятия не имел, что происходит.
Придворные дамы между тем докладывали, что Мэйжун не нуждается в обучении манерам или дворцовому этикету. Правда в том, что она прекрасно могла вести себя как подобает, если хотела. Вот именно – «если». Она умела читать и писать, знала древнюю поэзию и была обучена игре на цине, шила и вышивала ничуть не хуже придворных дам, занимавшихся этим с малолетства, и даже знала шесть из десяти языков, на которых говорили в царстве Ли.