– А, Гунгун, – устало сказал Ли Цзэ, отпихивая от себя карты Диких Земель и с некоторым беспокойством глядя на свитки под мышкой евнуха, поскольку принял их за какие-то эдикты, которые придется разбирать. – Что-то срочное?
– Юйфэй все еще сердится, – доложил Янь Гун, подходя к столу.
– Ее можно понять, – смутился Ли Цзэ.
– Конечно, ведь она больше не может загадывать тебе загадки. Теперь, когда ее лицо открыто… Она ведь красивая, правда?
Ли Цзэ показалось, что вопрос как-то странно поставлен. Он выгнул бровь и поглядел на Янь Гуна. Тот явно собирался с мыслями, чтобы развить эту тему.
– У нее странное лицо, – сказал наконец Янь Гун.
– Она была не накрашена, – возразил Ли Цзэ.
– Дело не в этом, – покачал головой Янь Гун. – Лицо у нее… будто ненастоящее.
Ли Цзэ лишь покачал головой: он явно ничего подобного не заметил.
Янь Гун положил свитки на стол:
– Министры велели написать портрет царской наложницы, чтобы разослать его по Десяти Царствам. Взгляни, какой… удался.
Запинка эта показалась Ли Цзэ странной. Он развернул картины, поглядел на портреты, потом поднял глаза на Янь Гуна и спросил:
– Кто все эти женщины?
– Вот именно, – сказал Янь Гун, словно в этом и было дело. – Это все Юйфэй.
– Глупости, она не так выглядит, – возразил Ли Цзэ.
– А как? Цзэ-Цзэ, ты ведь неплохо рисуешь, нарисуй ее портрет сам.
Ли Цзэ пожал плечами и велел принести бумагу и тушь. Вскоре портрет был готов.
Янь Гун взглянул на него и протянул:
– А, я так и думал…
– Что? – не понял Ли Цзэ.
Янь Гун вытащил еще один портрет и подал его Ли Цзэ:
– Этот нарисовал я.
Ли Цзэ взглянул и нахмурился:
– Но ведь они все разные. Я уверен, ты умеешь рисовать, Гунгун. У тебя должно было получиться то же, что и у меня.
– Вот именно, но проблема вовсе не в мастерстве художника.
– А в чем?
– В том, как мы ее видим.
– Не понял, – нахмурился Ли Цзэ.
– Я сам не понимаю, – признался Янь Гун, – но только мне кажется, что каждому Юйфэй видится по-разному. Мы видим ее такой, какой хотели бы ее видеть… Как бы объяснить?..
– Тебя послушать, так у нее будто и вовсе лица нет, как у безликого призрака, – недовольно сказал Ли Цзэ. – Как такое может быть?
– Но ведь мы с тобой нарисовали ее по-разному. И у этих женщин на портретах нет ничего общего. Они будто… являются воплощением наших представлений о красоте в целом. Моя – похожа на мою старшую сестру, я всегда считал ее красивой. То лицо, которое показывает мне Юйфэй, выглядит именно так, как я нарисовал. Ты видишь ее иначе, потому твой портрет и выглядит по-другому.
– Но ведь такое невозможно, – после нескольких секунд молчания сказал Ли Цзэ. – Все на свете выглядит тем, чем оно является на самом деле.
– Если только на нас не навели какие-то чары, – сказал Янь Гун многозначительно.
– Чары? – рассмеялся Ли Цзэ. – Хочешь сказать, что Мэйжун – ведьма? Гунгун…
Янь Гун вспыхнул:
– Не смейся надо мной! Да, я знаю, что я суеверный, но разве есть какое-то другое объяснение? Красавицы обольщают мужчин, потому наводят чары.
– Тогда… пусть портрет напишет кто-нибудь из придворных дам. Их-то ей обольщать незачем, верно?
– Я уже распорядился. А если окажется, что я прав?
– Гунгун, – возвел глаза к потолку Ли Цзэ. – Ведьмы, чары… Мы живем не в легенде, а в реальном мире.
– Но демоны-то в нем есть, – возразил Янь Гун. – А вот и портреты.
С разрешения в комнату вошли придворные дамы. Они принесли несколько написанных ими картин. Лица у дам были растерянные и смущенные, точно такие же, как и у Янь Гуна с Ли Цзэ несколькими минутами ранее.
– Ага! – с торжеством воскликнул Янь Гун. – И они тоже!
Но замешательство придворных дам было вызвано вовсе не этим. Они были обучены рисовать цветы и птиц, но не умели рисовать людей, потому портреты, ими написанные, ни на что не годились. Они были еще хуже тех розыскных листов, которые немало повеселили Ли Цзэ в свое время.
– Что за бестолковые женщины! – рассердился Янь Гун.
Ли Цзэ, подумав, велел придворным дамам по одной подходить к столу и указать, на каком из портретов нарисована Мэйжун.
– Цзэ-Цзэ, ты гений! – тут же просиял Янь Гун.
Придворные дамы выбирали портрет, который нарисовал Ли Цзэ, и уверяли, что это вылитая Мэйжун.
– Гм… – озадачился Янь Гун. – Значит, на тебе чар нет? Или это твое благословение Небес? Может, у тебя открылся третий глаз?
Ли Цзэ невольно дотронулся до лба, но тут же отмахнулся:
– Да ну тебя! Никто вас не зачаровывал, вы сами зачаровались. Один я смотрю на мир непредвзятым взглядом.
– То есть, ты не считаешь Юйфэй красавицей?
Ли Цзэ ничего не ответил.
[555] Попытка извиниться
Ли Цзэ решил, что нужно сходить к Мэйжун и извиниться за то, что бросил ее в пруд. Он полагал, что дуется красавица именно из-за этого, а как мужчина – он должен нести ответственность за свои поступки. Поступить так с женщиной было не то что недостойной, а настоящей хулиганской выходкой. Она вправе сердиться. К тому же Ли Цзэ хотелось выяснить, верно ли он угадал «немокнущую вуаль». Мэйжун ведь так ничего и не сказала.
Разумеется, теперь отгадывание загадок не имеет смысла, раз лицо открыто, но Ли Цзэ всегда доводил дело до конца и намерен был выслушать и третью загадку – если таковая имеется. Поэтому он собрался с мыслями и пошел в покои Хуанфэй, хоть Янь Гун его и отговаривал.
– А если она и в тебя подголовником бросит? – всплеснул руками Янь Гун.
– Тогда увернусь, – рассудительно сказал Ли Цзэ.
– А если столом?!
– Гунгун, кто из нас силач? Она женщина, у нее не хватит сил швыряться столами, – засмеялся Ли Цзэ.
– Но приложила-то она тебя крепко.
– Нужно извиниться, – лишь подтвердил свои мысли Ли Цзэ после секунды молчания. – Я поступил недостойно. Если захочет в меня чем-нибудь швырнуть, пусть швыряет. У нее есть на то полное право.
– Да всего-то в пруд окунул, – проворчал ему вслед Янь Гун. – Вот если бы она воды нахлебалась или тонуть начала…
Порог покоев Хуанфэй Ли Цзэ перешагнул с некоторой опаской, уже с первой секунды ожидая, что Мэйжун чем-нибудь в него швырнет. Мэйжун сидела за вышивкой и не казалась сердитой, но стоило Ли Цзэ войти, как он тут же ощутил исходящую от нее враждебность.
– Что тебе нужно? – резко спросила Мэйжун.
Ли Цзэ осторожно положил на стол картины:
– Я слышал, у тебя дурное настроение. Это тебя позабавит.
– Он «слышал», – презрительно повторила Мэйжун и небрежно раскидала портреты по столу, едва взглянув на них. – Что это и почему должно меня позабавить?
– Это твои портреты, – сказал Ли Цзэ, внимательно наблюдая за ее реакцией. – Министры велели написать твой портрет и разослать по Десяти Царствам, над ними трудились лучшие художники столицы.
– Откуда растут руки у этих художников? Ни один из них не годится! – сердито сказала Мэйжун, смахнув все портреты со стола. – Меня должно позабавить, что меня изобразили какой-то коровой? Ты насмехаться надо мной пришел?
– Нет, – примирительно поднял руки Ли Цзэ. – Но разве не забавно, что никто не может нарисовать тебя такой, какая ты есть на самом деле… если ты такая на самом деле.
– Что?
– Гунгун считает, что ты ведьма и наложила чары, чтобы никто не смог увидеть твоего настоящего лица.
– А ты? – прищурилась Мэйжун.
– Я знаю, как ты выглядишь на самом деле.
– Да неужели?
– Но я пришел говорить не об этом. Твоя вторая загадка. Ты так и не сказала, верно ли я угадал, – напомнил Ли Цзэ.
– Как тебе только такое в голову пришло!!!
Ли Цзэ неловко кашлянул, отступив на шаг назад:
– Ну… вряд ли ты загадала бы волшебный артефакт несуществующего клана русалок.
– А с чего ты взял, что русалок не существует? – насмешливо спросила Мэйжун. – Может, я сама русалка?
– Нет, – серьезно сказал Ли Цзэ, – я ведь бросил тебя в воду, но ты не превратилась в рыбу.
Лицо Мэйжун покрылось пятнами.
– Я должен извиниться за это, – поспешно сказал Ли Цзэ. – Не думал, что при этом откроется твое лицо. Я вовсе не собирался нарушать установленные правила.
– А тебя так занимают загадки? – буркнула Мэйжун.
– Мне нравилось их отгадывать, – честно ответил Ли Цзэ. – Я думаю, будет только справедливо, если ты загадаешь и третью.
– И что поставить на кон? Даже не мечтай, что я стану твоей наложницей!
– Об этом вообще речи не шло, – недовольно сказал Ли Цзэ. – Я всего лишь про загадку спросил. И зачем из себя выходить? Я же извинился.
– Загадки, загадки… – прошипела Мэйжун и, схватив кисть, стала что-то писать на обороте одного из портретов. – Будет тебе загадка!
«Еще больше рассердилась», – подумал Ли Цзэ и едва успел уклониться, как в него прилетел скомканный портрет.
– Забирай свою загадку и убирайся! – выпалила Мэйжун.
Ли Цзэ подобрал портрет и вышел, закрывая дверь. Изнутри послышался стук. Мэйжун, видимо, кинула чем-то ему вслед.
[556] Сто дней затворничества
На обороте портрета Мэйжун написала, что затворяется в своих покоях на сто дней, а у Ли Цзэ есть сто дней, чтобы догадаться, почему она никогда не станет его наложницей. Что произойдет после этого – она не уточняла.
– Что это за загадка такая? – озадачился Янь Гун.
Министры прочитали написанное раз, другой, третий, потом воскликнули:
– Юйфэй насмехается над царем! – и стали делать знаки евнуху.
Янь Гун этого не заметил, потому что глубоко задумался, но к выводу пришел точно такому же:
– Цзэ-Цзэ, она над тобой насмехается.
– Почему вы так решили? – удивился Ли Цзэ.
– Сто дней затворничества – ерунда какая-то! – категорично сказал Янь Гун. – Что она собирается делать взаперти сто дней?
– Может, медитировать, – предположил Ли Цзэ.
– Женщина? Медитировать? – пренебрежительно сказал Синий министр. – Где это видано, чтобы женщины занимались духовными практиками?