Синий министр вытянул перед собой руки:
– Пусть царь позволит евнуху войти в покои Хуанфэй и забрать покрывало с кровати.
– Зачем? – не понял Ли Цзэ.
– Чтобы все подданные столицы могли удостовериться, что царская наложница до царя не знала мужчин, – объяснил Зеленый министр.
Янь Гун заметил, как по лицу Ли Цзэ мелькнула тень беспокойства, и осторожно уточнил:
– Ведь не знала же?
– Разумеется! – сердито отозвался Ли Цзэ.
Министры возликовали. Ли Цзэ прикусил губу, размышляя, как выкрутиться из этой неловкой и опасной ситуации.
– Это было не на кровати, а на полу, нечего забирать из покоев Хуанфэй, – резко сказал он и, раздвинув толпу руками, быстро прошел к себе в покои.
Министры и придворные дамы на мгновение обомлели от услышанного, потом принялись шептаться и хихикать.
– Настоящий завоеватель не церемонится и берет то, что ему нравится, там, где пожелает, – сказал Синий министр таким тоном, словно в этом была его заслуга.
– Но весть по Десяти Царствам разнести нужно, – добавил Зеленый министр.
Янь Гун рассеянно кивнул им и поспешил вслед за Ли Цзэ. Он слишком хорошо знал друга, чтобы поверить в то, что тот сказал.
[577] Что на самом деле произошло в покоях Хуанфэй
То, что Янь Гун увидел, войдя в царские покои, лишь подтвердило его догадки. Ли Цзэ ходил из угла в угол, и лицо его при этом было хмурое. Увидев евнуха, он не слишком обрадовался, но скрыл это и распорядился, чтобы приготовили ванну. Янь Гун подсуетился, и приказание царя было исполнено буквально через несколько минут.
Когда Ли Цзэ раздевался и лез в воду, Янь Гун заметил на его груди и на плече царапины, да и вообще по состоянию его тела определил, что если Ли Цзэ и солгал министрам, то не обо всем: ночь с Мэйжун он все-таки провел. Тогда, вероятно, дело было в покрывале, которое Ли Цзэ не пожелал отдавать.
– Цзэ-Цзэ, – сказал Янь Гун, поливая ему плечи из ковшика, – что-то не так?
– С чего ты взял? – удивился Ли Цзэ.
– С того, что я тебя знаю, – ответил Янь Гун и осторожно осведомился: – У Мэйжун точно не было других мужчин до тебя?
– Разумеется! – вспыхнул Ли Цзэ. – Зачем опять спрашиваешь?
– Тогда что не так?
– Мне просто неловко, – сказал Ли Цзэ после молчания. – Что, так сложно догадаться? Я не хочу, чтобы у меня об этом расспрашивали. Я не хочу, чтобы от этом растрезвонили по всем Десяти Царствам. Я не хочу, чтобы они ухмылялись, словно знают все на свете. Мне все это не нравится!
– Такова традиция этого царства, – пожал плечами Янь Гун. – Что неловкого? По крайней мере, они от тебя на какое-то время отстанут и не будут донимать всякими глупостями. Разве не этого ты хотел? Отправишься в военный поход со спокойной душой.
Ли Цзэ вздохнул и омыл лицо ладонью:
– Если бы…
Эта реплика показалась Янь Гуну странной, но цепляться к словам он не стал, а решил отвлечь Ли Цзэ разговорами.
– Нужно подобрать подарки и послать Юйфэй, – сказал он, продолжая поливать Ли Цзэ из ковшика.
– Зачем? – не понял Ли Цзэ.
– Традиция, – сказал Янь Гун. – Когда происходит консумация брака и если наложница оправдывает ожидания царя, то ей посылают подарки, и чем богаче и щедрее они будут, тем выше царь ценит наложницу.
– Оправдывает ожидания царя? – переспросил Ли Цзэ.
– Оказывается девственницей, – объяснил Янь Гун, – а раз ты сказал, что мужчин у Мэйжун до тебя не было… Обычно посылают драгоценности, одежду и краску для лица. Что скажешь?
Ли Цзэ не ответил. Взгляд его блуждал по покоям, как неприкаянный. Янь Гун даже пощелкал пальцами у Ли Цзэ над ухом, чтобы вернуть его к реальности. Такой рассеянности он нисколько не удивился, полагая, что Ли Цзэ должен быть захвачен произошедшим в покоях Хуанфэй и собственными впечатлениями от этого.
– Распорядись, чтобы в покои Хуанфэй принесли жаровню и следили, чтобы она всегда была нагрета, – сказал Ли Цзэ.
– Зачем? – удивился Янь Гун.
– Мэйжун пожаловалась, что мерзнет.
– Тогда ты можешь ее согреть, – пошутил Янь Гун с коварной улыбкой.
Но Ли Цзэ только кивнул. Он и впредь собирался согревать Су Илань за пазухой. Янь Гун явно был разочарован, что Ли Цзэ не смутился его словам.
– Тогда лучше послать ей меховые покрывала, – сказал евнух. – От них теплее.
– Мэйжун нравится греть руки у огня, – возразил Ли Цзэ. – Проследи за тем, чтобы в покоях Хуанфэй воздух всегда был теплым.
– Будет исполнено, – церемонно поклонился Янь Гун.
– Тьфу! Прекрати, от твоего этого тона становится дурно.
– Согласен, – кивнул Янь Гун, тут же возвращаясь к обычной речи, в которой и намека не было на церемонность. – Цзэ-Цзэ, точно ничего не хочешь рассказать?
– О чем? – покраснев, спросил Ли Цзэ.
– О том, что между вами было. Можешь спрашивать, если… хм, если в чем-то не уверен, – с запинкой сказал Янь Гун. – Все-таки это твой первый раз. Мэйжун что-нибудь об этом сказала? Если она сказала что-то неприятное, не переживай. В первый раз редко кто остается доволен.
– Что ты несешь? – протянул Ли Цзэ. – Ничего я не собираюсь тебе рассказывать. Уверен, ты и сам прекрасно сможешь выдумать подробности и пересказать министрам.
– Я вовсе не потому спрашиваю, – смутился Янь Гун. – Мы же друзья, Цзэ-Цзэ, и если я могу чем-то тебе помочь…
– Ты мне поможешь, если заткнешься или переведешь разговор на другую тему, – сказал Ли Цзэ категорично.
Янь Гун между тем хорошенько присмотрелся и спросил:
– А с лицом у тебя что?
Ли Цзэ страшно смутился:
– Ничего, пустяки.
– Только не говори, что она тебя ударила! – воскликнул Янь Гун.
– Случайно вышло, ничего такого, – отмахнулся Ли Цзэ. – Она… Это еще до того было. Я неудачно пошутил, а она швырнула в меня подушкой.
– Но ты ведь мог уклониться?
– Не ожидал, вот и не успел, – смущенно ответил Ли Цзэ.
– Это с какой же силой она подушку швырнула, чтобы тебе нос разбить?!
– Она сильная женщина, – отводя глаза, сказал Ли Цзэ.
– Это да, – фыркнул Янь Гун, – след от той оплеухи у тебя неделю не сходил, не меньше!
Ли Цзэ страшно покраснел:
– Гунгун, хватит уже об этом! Даже Мэйжун уже об этом не вспоминает, а ты все помнишь.
– У меня непогрешимая память, – хвастливо сказал Янь Гун, – так что я всегда смогу тебе о чем-нибудь напомнить, если ты запамятуешь.
– Тогда напомни мне, – с убийственно серьезным лицом сказал Ли Цзэ, – чтобы я тебя побил, если ты снова заговоришь об этом.
– Молчу, молчу…
Ли Цзэ нередко грозился его побить, но дело никогда не заходило дальше слов, поэтому евнух нисколько не переживал за собственную шкуру.
[578] Подарки царской наложнице
Подарки для Мэйжун: красивые одеяния, драгоценности и румяна, – были уложены в небольшие золотые шкатулки. Янь Гун придирчиво оглядел каждую и заметил, что если бы ему дарили такие сокровища, то он был бы на седьмом небе от счастья. Но речь ведь шла о Мэйжун.
«Этому речному гулю угодить непросто!» – подумал Янь Гун. Он вообще ни разу не слышал, чтобы ей что-то нравилось.
Войдя в покои Хуанфэй, Янь Гун придирчиво оглядел Мэйжун. Она нисколько не походила на женщину, проведшую ночь в объятиях мужчины. Не было небрежности в облике, теней под глазами или хоть единого пятнышка на белой коже.
– Вот только евнуха мне не хватало, – сказала Су Илань недовольно, выкидывая руку в сторону.
Янь Гун посмотрел и заметил придворных дам, выстроившихся цепью возле окна. Выглядели они еще недовольнее Мэйжун. Он сообразил, что придворные дамы явились выспрашивать у Юйфэй подробности ночи с царем, а может, давать советы, как более опытные наставницы. Но от Мэйжун, по всей видимости, они ничего не добились, иначе не стояли бы сейчас с таким видом. Что бы ни произошло в покоях Хуанфэй, эту тайну знали только двое: Ли Цзэ и Мэйжун.
– Я принес тебе подарки от царя, – сказал Янь Гун, решив не замечать дурного настроения всех присутствующих, и похлопал в ладоши.
Слуги внесли подносы со шкатулками, расставили на столе, открыли крышки и удалились. Придворные дамы начали охать и восторгаться подарками.
Су Илань поглядела на шкатулки скучающим взглядом:
– Подарки? По какому случаю?
– Я ведь говорил, что ты еще до конца года станешь царской наложницей, – торжествующе напомнил Янь Гун. – Я знал, что так будет!
– Да что ты знаешь… – презрительно отозвалась Су Илань, подцепила пальцем ожерелье и потянула из шкатулки. – Сомневаюсь, чтобы Ли Цзэ хотел вырядить меня во все это. Подарки подбирал ты, евнух?
– Вечно тебе ничего не нравится, – оскорбился Янь Гун. – Любая женщина бы от радости прыгала, если бы получила такие!
Су Илань с непроницаемым лицом подпрыгнула и осведомилась:
– Доволен?
Янь Гуна затрясло. Она каждое его слово собиралась высмеивать? Страшным усилием воли он взял себя в руки и сказал:
– Царь распорядился установить в покоях Хуанфэй жаровню. Что, кровь тебя совсем не греет?
Су Илань между тем вытащила из шкатулки с драгоценностями небольшое бронзовое зеркало и, держа его на ладони, странным взглядом смотрела на отражение.
«Интересно, что она там видит?» – подумал Янь Гун. Все видели ее по-разному, а какой видела Мэйжун сама себя?
Придворные дамы пошушукались и сказали, что крови у Юйфэй, наверное, мало, недаром ведь у нее такая белая кожа. Они были бы не прочь сделать себе кровопускание, чтобы хоть немного походить на красавицу.
Между тем созванные Янь Гуном слуги принесли в покои Хуанфэй жаровню – неуклюжее золотое чудовище на четырех кривых ногах.
– Небеса милосердные, что это? – поразилась Су Илань.
– Произведение искусства прошлой династии, – сказал Янь Гун. – Лучше в сокровищнице не нашлось.
– А что, нельзя было принести обычную жаровню с кухни? – поморщилась Су Илань.
– В покоях царских наложниц должны стоять только золотые, – вмешалась старшая придворная дама.