— Мы просто пара странных кварков.
Я никогда не чувствовал себя счастливее. И никогда не был печальней.
В твой последний день в этом доме хозяева решили, что будет прекрасной идеей устроить для нас пикник на побережье. Я поехал только из-за тебя. Терпеть не могу пикники, песок и солнце.
— Ты тоже поедешь? — в изумлении спросили хозяева.
— Да, — ответил я. — Думаю, будет неплохо для разнообразия.
— Мы тоже так думаем, — сказали они в восторге, потому что, как многие жители этого острова, любили то, что называли «прекрасной природой». Они лазали в горы, ходили в походы и плавали. (Мне говорили, что я бледен, как чеснок, но мне, что называется, было по фигу.)
С большим опозданием — корзина куда-то задевалась, майонез разлился, и его пришлось делать заново, кексы никак не подходили в духовке — мы наконец отправились. До побережья был час езды по проселочной дороге, и даже я должен признать, что вокруг было очень живописно. Вы с хозяевами обсуждали книги знаменитого писателя, живущего в этой местности; мне было нечего сказать, так что я молча смотрел в окно. Кроме того, я старался не думать о том, что начиная с завтрашнего дня тебя тут не будет. Когда мы наконец свернули с дороги и добрались до конца каменистой тропы, ведущей к побережью, нас всех пригвоздило — да, это именно то самое слово, как будто мы были бабочками, попавшимися в плен к лепидоптеристу, — этим потрясающим морским видом. Ну, в смысле, вас всех.
Я то и дело поглядывал на тебя. Мы выбрались из машины с корзинками и всем прочим и пошли к пляжу, который, уверяю вас, не был похож на тропический. Вместо этого у нас под ногами ровным слоем лежали на удивление гладкие округлые камни-голыши.
— Они обкатаны волнами, — сказала ты. — Их запрещено собирать и уносить отсюда.
Мы встретили там знакомых наших хозяев, которые уже выбрали место и разложили там одеяла, еду и питье.
Я думал, мне будет плохо от этой жары. Но все остальные, казалось, были в таком восторге от погоды, что жаловаться было бесполезно. Ты была в платье с тесемками, которые завязывались на шее, и в большой соломенной шляпе. Я не люблю шорты, так что я просто закатал штаны до колен, а моя майка наверняка скоро будет насквозь мокрой от пота. Я заметил, что ты тоже слегка настороженно относишься к воде, стараясь не подходить слишком близко, и это меня ободрило. Мы встали на краю прибоя, там, куда не доставали волны. Линия берега простиралась в обе стороны, как бесконечные крылья. (Мне самому трудно поверить, что я сказал такое. Но иногда мне хочется думать, что я могу видеть мир так же, как, я полагаю, это делаешь ты. Если бы я иногда мог быть поэтичнее, может, ты бы обращала на меня больше внимания.) Мы не заметили, как она подошла, а потом было уже поздно. Волна, внезапно более высокая и мощная, чем все остальные, едва не сбила нас с ног. Все случилось так быстро, что мы вскрикнули от неожиданности, а потом рассмеялись, потому что ничего плохого не произошло.
— Смотри, — и ты вытянула вперед руку.
У тебя на ладони была морская звезда.
— Она выскочила из океана… И оказалась прямо у меня.
Мы внимательно изучили ее; ты была поражена бисерной сложностью узоров на ее шкуре. Меня больше занимал запах лимона, исходящий от твоих волос.
— Что же нам с ней делать? — спросила ты. — Мне кажется, будто мне вручили… подарок.
Мы посмотрели друг на друга и на крохотное создание, и оба поняли. Ты наклонилась и дождалась, пока волна не накроет твои руки и ноги. Когда вода отступила, твоя ладонь оказалась пустой.
Нас позвали назад, есть и пить. Никогда не понимал этого всеобщего пристрастия к вареным яйцам и соленым огурцам. Вместо них я налегал на ветчину с хлебом. Ты отщипывала фрукты и сыр. Я заметил, что ты казалась притихшей, и мне хотелось как-то тебя подбодрить. Ты выпила пива, потом еще; мне позволили бокал белого вина. Кто-то достал настольную игру. Я отказался. И ты, к моему облегчению, тоже.
Ты извинилась, сказав, что хочешь пройтись, и я вскочил, чтобы присоединиться к тебе. Галька скрипела у нас под ногами. Мы молча прошли милю или около того, миновали рыбака, потом другого. И потом был только пляж, небо, море и мы.
Ты остановилась:
— Знаешь, чего бы мне хотелось?
Поцеловать меня.
Ты подобрала камень, гладкий и плоский, и подошла к кромке воды. Я представления не имел, что ты пытаешься сделать, но тут ты наклонилась и махнула рукой назад, а потом вперед. Камень чиркнул по воде и утонул. Ты рассмеялась, и я вдруг вспомнил, как мой отец делал так же, у реки, там, в моей стране, когда я был совсем маленьким, а он еще нас не бросил.
— Твоя очередь, — закричала ты.
Я помедлил. Отец не задержался с нами настолько, чтобы успеть научить меня этому.
Но ты вдруг стала счастливой и неистовой, и я не мог тебя подвести. Ты помогла мне выбрать камень и показала, как надо его кидать. Учитель из тебя был ужасный. Наши камни тонули один за другим. Самым лучшим нашим достижением была пара касаний, ну максимум три.
Это, объявила ты, наверняка самая древняя в мире игра.
Ну да, сказал я, и еще прятки.
В такие моменты мы сами были детьми. Я понял, что очень давно не чувствовал себя ребенком.
Затем я вспомнил, что ты скоро уедешь, и почувствовал себя ребенком, которого вот-вот бросят.
Когда мы закончили, изведя все камни подходящего вида вокруг нас, то стояли и смотрели на воду, ставшую спокойной как стекло. Небо темнело, в нем собирались тучи, а когда ты уедешь, пойдет дождь.
Мясник
Ты подала весть о себе очень нескоро после возвращения из города на реке.
Прошел год или около того. Был ленивый воскресный день, я валялся дома, ты позвонила, и в конце концов мы стали говорить друг другу такое, что мне пришлось закрыть дверь спальни и снять штаны.
Как может такое быть?
Не знаю. Кажется, началось с того, что я спросил, что ты делаешь, а ты сказала, что лежишь в постели, под одной простынкой, голая.
Прошла целая вечность, как мы виделись или хотя бы говорили, но секс был хорош, как всегда.
Забавно, но, когда мы встретились, обоим было неловко.
Мы сидели за столиком друг против друга, держа стаканчики с кофе, который, как ты сказала, ты предпочитаешь вечерней выпивке, и сперва не могли найти темы для разговора. Ты коротко постриглась. Это было вызывающе, но тебе очень шло. Я сказал тебе об этом. Ты улыбнулась и ответила, что я тоже неплохо выгляжу.
— Так что ты…
— Как ты…
Заговорили мы одновременно. И рассмеялись.
— Ты первый, — любезно предложила ты.
И я рассказал, что закончил киношколу и открыл свою небольшую продюсерскую компанию. Что в основном это фриланс, работа от проекта к проекту. Потом, подняв на тебя глаза, я робко добавил:
— Но самое лучшее, что я все же основал свою группу.
— О, как здорово, — сказала ты, и я подумал, что ты, кажется, действительно рада за меня. Ну, разве что выражение глаз слегка не соответствовало твоей улыбке.
— А ты?
Ты сказала, что сейчас все в порядке, но было не так-то просто.
— С работой, — добавила ты, словно обеспокоившись, что я могу подумать что-то другое. Вернувшись после завершения учебы, ты очень быстро начала искать работу.
— Почему? — спросил я.
Ты ответила что-то небрежное насчет родителей, типа, они были не слишком рады.
— Что их дочка вернулась «из-за границы»? — Я не смог скрыть улыбку. Я мельком встречал твоих родителей. Они мне не нравились, и это было взаимно. Я знал, что их взгляды и представления были направлены на дальние страны.
Ты кивнула.
— Они заявили, что находят сложным поддерживать меня в моем решении. — И ты закатила глаза. Это был такой знакомый жест. Я прямо услышал, как ты добавляешь про себя: Как будто они что-то обо мне знают.
— Ну, и ты быстро нашла работу?
Да, но это была маленькая фирма по дизайну, куда тебя взяли копирайтером, и ей управлял теневой бизнесмен, и тебе не платили месяцами. Так что ты уволилась и устроилась в городской журнал, где сутками моталась по улицам по жаре, сочиняя истории про лучший стейк или о том, где можно сшить костюм на заказ.
— Звучит забавно.
— Поначалу так и было… А потом они закрылись.
— Что?
Ты взглянула на меня и рассмеялась:
— Ну, очевидно, все ушли работать онлайн.
— Так чем же ты занимаешься?
Ты сказала, что пристроилась в академическое издательство, где чуть не сдохла от скуки. Что ты теперь знаешь про законы экспорта-импорта больше, чем когда-либо хотела. Мы болтали, как старые друзья, кем, по сути, и были. А сейчас, рассказала ты, ты связана с одним издательским домом, которым в нашем городе управляет иностранная культурная организация. Они хорошо платят, работа несложная, и тебе надо посещать мероприятия, где наливают бесплатно. Некоторое время мы сидели молча, окруженные городским шумом. Я думал, спросишь ли ты меня о письмах, которые я писал тебе, когда ты уезжала. Я надеялся, что нет, потому что не знал, что сказать тебе об этом сейчас, когда мы сидим вот так, лицом к лицу.
— Знаешь, а ты счастливчик, — вдруг сказала ты.
— Почему?
— Потому что ты всегда знал, чем хочешь заниматься.
Это было так странно и трогательно, и мне захотелось наклониться и погладить твою руку, плечо, щеку.
— А ты… нет?
— Нет, по-настоящему нет. Я почти…
— Ты почти?.. — Ты покачала головой, улыбнулась — и весь мир исчез.
Теперь ты жила одна, и нам было проще.
Я все еще делил квартиру в другом конце города с соседями, и, можете мне поверить, хорошего там было мало. Ты жила в небольшой, но очень удобной мансарде, такой квартирке на верхнем этаже, две комнатки и большая терраса. У тебя был яркий желтый диван, большой книжный шкаф, антикварный письменный стол, на стене висели картина с красно-черным тигром и фотографии города на реке. Но ты, казалось, словно никуда и не уезжала, так легко и быстро это произошло. Даже если не судить по телефонному разговору, все равно по-другому не могло и быть. Но сначала мы сидели у тебя и говорили о прошлом. Кто был у каждого из нас? Это было похоже на какой-то ритуал экзорцизма.