Всех поименно. Я был с кем-то, с кем мы снимали фильм, и это должно было продолжаться столько же, сколько сама съемка, но вышло не так. А потом с ее стороны стала расти привязанность. «Что из всего этого будет?» — спрашивала она после, когда мы лежали рядом в постели, а у меня не было ответа, и в конце концов она сказала, что больше так не может. Еще была одна незнакомка, которую я встретил на выходных на пляже. Ну, или мне так кажется. Я в тот день был так пьян, что память меня подводит. Еще была поездка на машине со старыми приятелями по учебе. Они пили еще больше меня, там были девушки, они целовались, а потом обернулись ко мне. Но отношения? Ничего существенного, ну или такого, о чем стоило бы упоминать. Когда я сказал, что теперь твоя очередь, ты долго молчала.
— Был один человек… намного старше… Я была с ним примерно год… и больше никого.
Я сказал, что ты так легко не отделаешься. Ты улыбнулась. А считается, спросила ты, если ты еще влюбилась в девушку, с которой делила квартиру?
Я сказал, что конечно. И что, больше ничего? А как насчет одноразовых встреч?
Ты покраснела, и мне захотелось поцеловать тебя. Весь этот разговор вызывал у меня странную дрожь где-то внутри.
Однажды, сказала ты, прежде чем уехать из города на реке. Вы с твоей соседкой пошли выпить, и там в баре был этот парень…
— И ты ушла с ним?
Ты кивнула.
— К нему?
Опять кивок.
Раньше ты никогда бы так не сделала, сказала ты, что, по-твоему, как раз и послужило причиной, почему ты так поступила.
— Не слишком разумно, а? — услышал я свой голос. Я не мог удержаться от ревности, даже от небольшого осуждения.
Ты нахмурилась:
— В смысле?
— Ну… Пойти домой к незнакомцу… кто знает, что могло бы случиться?
— Он жил один, — добавила ты.
— Это еще хуже. — Я почти кричал. Я вскочил и начал шагать по комнате. Ты молча следила за мной.
— Ну и, — спросил я как бы между прочим. — Тебе понравилось? Быть такой молодой и безбашенной?
— Вообще-то это было ужасно, — тихо произнесла ты.
Что-то в твоем тоне вынудило меня остановиться и присесть рядом с тобой.
— Почему?
Ты пожала плечами:
— У него была подружка… Там на тумбочке стояла ее фотография…
— Но ты… С тобой ведь ничего не случилось?
— Нет. Разве что… — Ты помедлила. — Когда я вышла оттуда следующим утром и пошла на станцию, мне хотелось, чтобы шел дождь…
Потом мы целовались, жарко и жадно, как будто хотели наверстать упущенное время.
Твои губы были одновременно чужими и знакомыми, как песня, которую пел раньше, а потом позабыл. Мы заново встречали друг друга, сначала неуверенно, а потом, в каком-то внезапном узнавании, вдруг сразу легко. Я вспомнил, какая ты была, и ты тоже. Но здесь была и тайна — мы стали другими людьми, мы поменяли кожу — но наши губы остались прежними.
В тот момент возвращение было мирным. Ну или казалось таким.
Я только надеялся, что это продлится. Ведь мы же могли вырасти, повзрослеть, стать мудрее, а раны и шрамы — зажить. Мы продолжали работать, делать то же, что и раньше, и еще что-то новое. Ходить в открывшиеся новые закусочные, ездить на концерты под открытым небом, ездить на книжный базар на севере города, уезжать по ночам на долгие прогулки на мотоцикле. Ты завела кошку, вернее, подобрала ее, брошенную на помойке возле рынка, куда ходила за зеленью. Она была крошечной, цвета дыма, с милыми черными полосками. Она вся умещалась у тебя на ладони. Ты сделала ей грелку и поместила в коробку, которую выстлала своим старым свитером. В зоомагазине ты купила корм для котят и, в порыве, маленький красный ошейник с бубенчиком и игрушечную мышь. Ты была в восторге, что у тебя есть кошка. Вскоре и я начал проводить там, с тобой и с кошкой, больше времени. Я боялся сказать это, но мы напоминали маленькую семью.
Кошка была смешная.
Мы назвали ее Мьючи.
Когда Мьючи окрепла, она начала выделывать всевозможные штуки. Ты играла с ней часами, а по ночам она сворачивалась у тебя на плече, чтобы согреться. Не знаю, что ты чувствовала ко мне, но Мьючи ты точно любила. Ну и, признаться, я немножко тоже. В отличие от других кошек, в ней была доверчивость, как в собаке. Такая наивная привязчивость. Из тех, что когда-нибудь могла принести ей неприятности. Она выбегала встречать нас или кого угодно, кто входил в дом, и была рада видеть всех. Когда мы валялись в постели, она мурлыкала, и выгибала спину, и выпускала крошечные коготки нам в руки или грудь. Она вилась под ногами, бодая нас под колени. Иногда, когда мы заговаривали с ней, она отвечала тихим мяуканьем. Это было чертовски мило.
От случая к случаю я ходил с тобой на те или иные культурные мероприятия, проводимые твоей организацией. Все они были отвратительно пафосные, но алкоголь был бесплатным, так что жаловаться не приходилось. Мне было плевать на дресс-код, но для тебя это было важно.
Именно здесь появились первые, поначалу почти незаметные, трещинки.
— Ты что, пойдешь прямо так?
Я оглядел свои потертые джинсы и пятнистую майку. Совершенно приличный вечерний вид, решил я.
— Да… Я…
— Ты что, не можешь надеть рубашку? И нормальные штаны? Я знаю, что ты не любишь, но вообще-то это формальный вечер…
— Или они пропустят меня как есть… или я не пойду…
Ты закатила глаза. Я ненавидел, когда ты так делала.
— Дело не только в тебе… Вообще-то это я тебя пригласила.
Я пожал плечами:
— Ну так не бери меня.
Я не мог понять, почему для тебя это так важно. Это всего лишь дурацкое сборище по я даже не знаю какому поводу, и кого волнует, что там на мне надето?
Но с этого момента скольжение стало хоть и постепенным, но совершенно определенным.
Следующий спор, крупнее, жестче, обиднее, случился, когда ты сказала, что твой знакомый кинорежиссер ищет кого-нибудь, кто мог бы поработать оператором при съемке в горах. Он работал для известного активиста, у него в городе было много связей, и мне могло быть полезно присоединиться к их команде. Я разделил твой восторг. Это могло стать для меня отличным стартом. Так что я списался с ним, чтобы выяснить детали и ставки. Когда он ответил, я захлопнул компьютер и сказал тебе, что из этого ничего не выйдет.
— Почему?
— Потому что он хочет, чтобы я делал это бесплатно…
— О, но это нормально… Ты получишь опыт и…
— Продвижение, — закончил я вместо тебя.
— Ну да… Смотри на это как на одну из этих… как их называют… возможность вписаться…
Но я был тверд. Это неприемлемо. Наш спор продолжался несколько часов.
Так, постепенно, все они, демоны из нашего прошлого, начали возвращаться.
И я подозреваю, что каким-то образом всегда предчувствовал их возвращение, даже если некоторое время пытался верить в обратное.
Мы спорили, куда пойти ужинать, с кем встречаться или не встречаться, чтобы выпить, куда поехать на длинные выходные. Почему мне понравился фильм, а тебе нет, или наоборот. Думаю, что последней соломинкой стало, когда ты как-то рано вернулась с работы и обнаружила, что я смотрю порно. Был жаркий, удушающий летний день, и мне было нечего делать. Я просто убивал время. Но я знал, что не смогу объяснить тебе это, когда увидел твое лицо в двери. Я понял, что все это будет воспринято слишком лично.
Первые секунды твое лицо было пепельным, а затем его черты исказила ярость. Мне хотелось, чтобы ты завизжала что-то типа: «Какого черта, по-твоему, ты тут делаешь?» Что угодно, лишь бы ты не стояла там, глядя на меня, словно я был самым омерзительным существом в мире.
Я был самым омерзительным существом в мире. Я снова стал им. Снова почувствовал, что я всегда недостаточен, всегда недостаточно хорош для тебя. Что различия между нами непреодолимы, и не только когда речь заходит о кино, поездках и о чем угодно. И что почему-то в этой иерархии я всегда, неизменно, стою ниже тебя.
Как-то после одной из рабочих встреч я зашел к тебе, думая, что все. Я скажу тебе, что все кончено.
Но я вошел и увидел, что ты стоишь на полу на коленях, с Мьючи в руках. Ты плакала.
Лицо было залито слезами. Кошка дрожала, ее мордочка и уши были исцарапаны, а при внимательном изучении оказалось, что на задней ноге у нее большой укус.
— Что случилось? — Как будто это не было очевидно.
Должно быть, на нее напали большие соседские коты, а Мьючи, ласковая слабая Мьючи, не смогла постоять за себя. Ты объяснила, что весь день не могла найти ее, и только потом услышала, как она плачет внизу. Ты искала ее везде, в гараже, в наружной кладовке, и наконец нашла под одной из машин. Она долго не хотела выходить к тебе, и тебе пришлось ползать на четвереньках в попытках поймать ее. И знаешь, как странно, сказала ты, на секунду она даже попыталась напасть на меня, рыча и шипя.
— Она была напугана, вот и все.
Но я видел, что тебя это потрясло.
Я обнял тебя за плечи, прижал к себе, ты положила голову мне на грудь, и мое сердце растаяло.
— Не отнести ли ее к ветеринару? — спросила ты, но я сказал — нет, раны не кажутся такими уж страшными. Мьючи, заверил я тебя, будет в порядке. Ты не казалась убежденной, но согласилась.
Мы дали ей ее любимой еды и отпустили спать в ее любимом уголке.
Но на следующее утро вся левая сторона тельца Мьючи распухла, как воздушный шар, а из укуса на ее шкурку сочился желтовато-белый гной. Когда мы нажимали на опухоль, его становилось больше.
— Поехали, — сказал я, беря переноску, которую ты купила в зоомагазине. Осторожно, как могли, мы посадили туда Мьючи и помчались в ветеринарную клинику. Пока ее лечили, мы ждали снаружи, замирая от ужаса. Потом к нам вышел врач. Он сказал, что сделал все, что мог, но мы должны будем приносить кошку каждый день еще две недели, чтобы промывать раны.
Дома мы смотрели, как Мьючи ползает по полу на передних лапах, потому что задние были забинтованы. Зрелище было жалким.
Ты плакала, а я сидел рядом и чувствовал, что нахожусь за миллион километров от тебя.