Девять камер ее сердца — страница 23 из 23

И хоть и неохотно, но признаю — это было неплохо. Проект был создан вокруг работ знаменитого скульптора, размещенных в здании, и театральная труппа устраивала представление в разных комнатах и снаружи. Это был мультидисциплинарный проект, сказали нам, и мы с тобой оба были заинтригованы. Мы держались за руки, и мне было плевать, кто нас увидит. Мне всегда было на это плевать, да и тебе тоже.

Мы прошли по ходу выставки и медленно переходили от экспоната к экспонату на лужайке. Сперва дерево, где читали записи из дневника скульптора про дождь. Мы послушали, стоя в темноте. Потом мы прошли еще куда-то, в амфитеатр, где группа женщин ездила по сцене на велосипедах, переговариваясь. Велосипеды были ярко-красными. Затем диалог двух мужчин. Он продолжался очень долго, слишком долго, и мы оба отвлеклись. И, наконец, слава богу, все подошло к концу, и мы пришли к последнему месту. Танец на строительных лесах, возведенных вдоль фасада здания. Мы смотрели, затем отошли туда, где было потише, и наткнулись на красные велосипеды. Мы взяли по одному и сели на них; с непривычки было неустойчиво. Затем ты со смехом промчалась мимо меня, твое платье было задрано до самых бедер. Я последовал за тобой. Мы проехали вниз по тропе, свернули направо, вдоль сада, я догнал тебя, и мы устроили гонку, ты чуть не упала, и я подождал, пока ты вернешь равновесие. Ночной воздух был весенне-прохладным, и мы катались кругами, как восторженные дети. Представление закончилось, но наше выступление продолжалось. Люди завороженно смотрели на нас. Я видел, что ты не хочешь слезать с велосипеда, да и сам тоже не хотел. Я мог бы делать это вечно.

Но, конечно, это невозможно, так что мы соскочили с велосипедов, раскрасневшись и задыхаясь, и бросили их на траву.

Мы съели горячий обильный ужин и решили не заказывать выпивку. Затем мы пошли домой, рухнули и уснули, ты, как всегда, в моих объятиях.

— Почему ты обнимаешь меня всю ночь? — спросила ты.

— Я охраняю нас от привидений.

Когда мы валялись, читая, слушая музыку или разговаривая, мы должны были касаться друг друга. Руками, или бедрами, или ногами. Это странно. Как будто находиться в одной комнате, в одной кровати, недостаточно, и мы всегда должны быть в контакте.

Я чувствовал, что тебе это нужно. Так ты чувствовала себя в безопасности.

Вскоре к нам приблудилась кошка, которую мы назвали Шлюха Мэгги.

Как будто Тэтчер в стрип-клубе.

Мы кормили ее тунцом из банки. Ей нравилось, она сжирала все и падала спать у меня на письменном столе. Ты смотрела на меня через комнату, от стола, где сама сидела и работала, и улыбалась. В эту минуту мы были как чертово Святое семейство.

Но у Шлюхи Мэгги были блохи. Так что мы побежали в зоомагазин и купили какую-то микстуру. «Нанесите немного на ошейник», — сказал продавец, но Шлюха Мэгги была настолько грязной, что мы вылили на нее всю банку.

Она была очень красивой кошкой, и ты ее полюбила.

Она была полосатой, рыже-бело-грязной, и у нее были зеленые глаза, цвета первых весенних листьев. Она спала часами, а потом уходила, так же неслышно, как появлялась.

Когда она не пришла два дня подряд, ты забеспокоилась.

— Надеюсь, с ней ничего не случилось…

Я сказал, что все в порядке, она же уличная кошка, хитрая и умная.

Но, кажется, я тебя не убедил.

Однажды ты очень расстроилась.

Мы валялись на кровати в гостевой спальне. Почему-то тебе нравилось это место; ты говорила, оно напоминает пещеру. Свет из окна падал сквозь листья деревьев. Я сам почти не использовал эту комнату, но, когда ты была тут, я присоединялся к тебе.

Телефон был у меня в руках; мы читали чью-то статью об эксцентричном художнике, который построил себе музей на острове, когда мне пришло сообщение.

Ты мой, а я твоя.

Ты была безутешна.

Я извинялся; ну да, я разговаривал с ней, пока тебя не было поблизости, ну да, я согласен, это ужасно.

Ты была так расстроена, что ушла.

Я спросил, вернешься ли ты, но ты лишь захлопнула дверь такси прямо перед моим носом.

Так что через несколько часов я поехал за тобой.

Я знал, где ты снимаешь жилье. Это было недалеко. Там же, где руины и бар снаружи-внутри, где нам так нравилось бывать. Я подождал под дверью, и ты в конце концов впустила меня, хотя и не разговаривала со мной. Ты вообще вела себя так, словно меня не было рядом.

— Сядь, ну пожалуйста, — умолял я.

Ты послушалась. Присела на край подушки подальше от меня, словно не могла перенести моих прикосновений. Откуда-то из другой комнаты доносилась песня «Зажги нас изнутри забавы ради»[5].

Когда ты смотрела на меня, я видел только злость и обиду, и только раз, мельком, надежду. Что я вдруг скажу, что брошу ее ради тебя, что, кроме тебя, нет больше никого.

Но я не таков.

И этого не будет.

Я же с самого начала совершенно ясно это сказал, да?

Но мне было невыносимо потерять тебя даже на такое краткое время, потому что я не могу жить с потерей. Я словно израсходовал все силы тогда, когда потерял жену в той аварии. Жизненный запас потерь был истрачен за ночь. Вот почему я всегда позволяю всему происходить так, как оно идет, пока оно не иссякнет. А раз я не могу принять решение об уходе, единственным выбором остается просто быть.

Так что я просто сидел с тобой, не извинялся и ничего не обещал.

Я просто ждал, пока твоя ярость не перешла в жалость.

Я почувствовал это. В комнате как будто изменился воздух.

Полагаю, это произошло, когда я, желая «загладить», сделал некое движение к примирению, чтобы попытаться хотя бы облегчить твое горе.

В общем, я сказал тебе, что один приятель дал мне немного опиума.

— Давай выпьем его…

И ты, не сказав ни слова, согрела воды, достала стаканы, заварила чай. Я растворил темно-янтарные кристаллы в дымящейся жидкости. Она приняла цвет темного меда. Мы помешивали ее; две образцовые, строгие гувернантки. Мы пили молча, сидя за столом. Глоток за глотком, ожидая, что чудо охватит нас, словно сон. Чувство одурманивающего погружения куда-то между здешним и нездешним мирами. Замедление и обострение времени. Ощущение тошноты и счастья. Кто сказал, что это не одно и то же? Спустя минуту, или час, ты сползла в кресле и свернулась в нем на подушке. Я сидел, чувствуя, как у меня болит все внутри; казалось, мое тело было приварено к дивану.

Каким-то образом я знал, что после этого нам осталось немного. У нас будет еще несколько схваток в постели, и расставаний, и новых воссоединений. И однажды я приглашу тебя поужинать, и ты согласишься, и будешь плакать в свое саке, и когда я отвезу тебя домой, я поцелую тебя, потому что в ту минуту буду тосковать по тебе и злиться на весь мир. Ты посмотришь на меня с любовью и ненавистью и чем-то еще, чего я никогда не смогу точно определить, и после этого мы разойдемся в разные стороны, иногда сталкиваясь в сумасшедшем ритме этого города. В кафе, где я работаю над новой рукописью. На вечеринке в честь выхода чьей-то книги. В том или ином ресторане, куда ты придешь с друзьями, а я с той, что принадлежит мне. На зимнем пикнике, раскинутом в парке между развалин. И все будет идти своим чередом. Вся эта любовь станет дружбой навеки — нет, впрочем, будем честны, лишь на время — с таким «а что, если». Потом будет череда совсем уж случайных встреч, заблудившееся письмо, давно потерянное сообщение. Звонок, потому что тебе понадобится какой-то совет по литературному проекту. Пиво на бегу в другом городе. Мысли друг о друге, когда что-то напоминающее о прошлом попадется нам на глаза. Потом и это, как все остальное, поблекнет и погаснет.

Хотя сейчас мы поднимаем наши стаканы и пьем.

И впадаем в блаженный ступор, мечту о красных велосипедах, уезжающих вверх, в небо.

Мы мчим, твое платье задралось на бедра, я впереди, ты за мной. Мы ловко, быстро, уверенно движемся. И — я уверен в этом — ты скоро оставишь меня позади.

Благодарности

Добрые люди из «ХарперКоллинз Индия» — Анант Падманабхан, Удаян Митра и Дийя Кар Хазра, — без которых эта книга не была бы такой прекрасной.

Рахул Сони, за исключительную редактуру и многое другое — последующий список продюсеров, поиски кофе, охрану фортов.

Холли Эйнли из «Борроу Пресс», Англия, мой заморский редактор, за общение вне страниц.

Рашми Гупта и Бонита Ваз-Шимрей, сделавшие прелестную обложку.

Мои агенты, Марина Пенальва, Мария Кардона, Летиция Вила-Санхуан, Анна Солер-Понт, за активную поддержку из самой Испании.

Анук Арудпрагасам, мой первый слушатель и вдохновитель на освещенной луной террасе.

Дома, родители, сестра, дяди, тети, вы все — моя команда.

Вдали, Пол и Джейн Карлинг, которые начинали каждый звонок с вопроса: «Уже закончила?»

Луиджи, в беседе с которым над миской лапши в Лондоне появилась идея этой книги.

Oasis, Регина Спектор, Пауло Нутини, Daughter, строки из чьих песен рассеяны по этой книге.

Университет Ашока, за время, место и разговоры.

Аруни, за немедленный литературный совет — когда сомневаешься, просто суй персонаж под автобус.

Тишани, за маргаритовые ночи, поэзию и море.

Джерри, за смех и легкость сердца.

Джит, за слова: «Звучит неплохо». Этого хватило.

Лабс, Коши, Бора, Гопс, за путешествия и еду, и другие связи.

Сонал, Радика, за рабочие встречи, болтовню и шопинг.

Гаурав, за то, что дал мне лопату и проводил в лес.

Сурай, за любящие деревья.

Моя кошка с многими кличками, за отвлечение.

И Панкай, мой шторм и мое спасение.