Грациллоний пришел в королевство Ис. И странно показалось ему, что они с отцом, изъездившие все вокруг вдоль и поперек, много раз побывавшие в Гаромагусе, ни разу не попадали в Ис, город ста башен, растущий из моря.
Прямой отрезок крепостной стены тянулся примерно на милю или чуть больше. Подходя к морю, стена закруглялась. Все ворота — на севере, на юге и на востоке — были увенчаны сдвоенными башнями с бойницами. Четвертая пара сторожевых башен располагалась на западном полукружье стены, прикрывая вход в гавань.
Гавань он не смог разглядеть — ее заслоняли дома и башни. Башни были повсюду — узкие, дерзкие, стремящиеся пронзить небо, покрытые причудливыми мозаичными узорами. Солнечные лучи, преломляясь в стеклах, падали на листы золота и бронзы, кувыркались, вспыхивали, слепили глаза. Яркие цветные всполохи на фоне белесой дымки раскинувшегося за городом океана — это было похоже на сон. Неужели здесь живут люди? Скорее, эльфы. Или боги.
И все-таки первый из Цезарей ходил когда-то по этим улицам, и первый из Августов распорядился воздвигнуть эти укрепления.
Грациллоний пришел как их законный наследник.
— Прекратить разговоры! — прикрикнул он на солдат. — Привести обмундирование в порядок! Мы — римляне и представляем здесь империю.
Исанцы вымостили этот участок, и копыта звонко цокали по камням. Грациллоний сильно сжал коленями теплую мохнатую спину коня. Военная выкладка стала тяготить его; ему захотелось пройти по петляющим улочкам волшебного города, под сверлящими небесную синеву башнями, дойти до моря, сбросить доспехи и погрузиться в изумрудную прохладу.
Ветер принес сигнал трубы, потом еще один, и еще. Часовые заметили отряд. Грациллоний ясно представил себе дальнейшее: так всегда бывало, когда к селению или к городу подходила армия. Сейчас под защиту крепостных стен отовсюду — из придорожных кузниц, с лесных делянок, из садов и пашен — хлынет перепуганный мирный люд, а чуть позже из главных городских ворот покажется делегация правителей города, городских старейшин.
Однако ничего не произошло. Дозорные больше не трубили, вокруг по-прежнему царила тишина и покой, только на пустом дворе среди трех домов в дубовой роще появились люди. Они постояли, разглядывая легионеров, потом рослый мужчина решительно направился в их сторону. Чуть помедлив, за ним последовали остальные.
Грациллоний вспомнил, что среди всего услышанного об обычаях города Ис — большей частью явных небылиц — была история о том, что каждое полнолуние король Иса три дня и три ночи проводит в Священном лесу, ожидая вызова на поединок за королевскую корону. Если это правда, то… Прошлой ночью луна пошла на убыль. Может, что-то задержало короля? Или это верховные жрецы и… жрицы — среди идущих были женщины. Узкая тропинка сворачивала с дороги и вела прямиком к дубовой роще.
Грациллоний остановил солдат и повернул коня навстречу процессии.
На полпути между городом и рощей встретились они, и воцарилось молчание; слышался только шум ветра.
Мужчина, стоявший впереди, был похож на галла: тучный, плечистый, с мощной грудью и выпирающим из узких штанов животом. Все его обличье дышало грубой первобытной силой. Мясистый, в синих прожилках нос на широком лице оканчивался неожиданно маленькими, вывернутыми ноздрями. Левую бровь уродовал багровый шрам. Тусклые, будто выцветшие, глаза смотрели настороженно и злобно. Волосы были заплетены в косицу, всклокоченная каштановая борода спадала на буйно поросшую жестким темным волосом грудь. Засаленную рубаху перехватывал широкий узорный пояс; на поясе висел нож, а на перевязи за спиной — длинный, не меньше ярда, меч. Массивная золотая цепь терялась в складках жирной шеи и спускалась под рубаху.
— Римляне! — закричал он на языке озисмиев. — Какая чума занесла вас в наши края?
Тщательно подбирая слова, Грациллоний ответил:
— Я приветствую вас. Я послан в город Ис в качестве нового префекта Рима. И хотел бы увидеть ваших правителей.
Медленно выговаривая приветствие, он присматривался к спутникам галла. За его спиной стояли шестеро мужчин и три женщины. Мужчины, в чистых опрятных одеждах, обликом напоминали озисмиев, только стройнее и смуглее, причем четверо из них были поразительно схожи друг с другом: поджарые, горбоносые, скуластые. Братья? Нет, разница в возрасте слишком велика. Старший был уже сед, а младший едва ли брил бороду.
Один из тех, кого Грациллоний причислил к братьям, шагнул вперед и встал плечом к плечу с галлом. Моложавое лицо его обрамляла черная как смоль борода, но волосы на голове поредели, а на висках высыпала седина. На алой, расшитой жемчужными нитями мантии сияло золотое колесо с крупными рубинами по ободу. Пальцы рук были унизаны перстнями. Он опирался на длинный посох с серебряной головой вепря на набалдашнике.
Женщины были одеты в просторные платья тонкого шитья, с широкими рукавами и сложным орнаментом на поясах, и в плащи. Капюшоны они, должно быть, накинули, чтобы скрыть растрепанные волосы. Грациллоний сообразил, что собирались они в спешке, и, усмехнувшись про себя, посочувствовал женщинам.
Тем временем галл вдохнул полную грудь воздуха и заорал еще громче:
— Что? Префект? Вы слышали? Явился неизвестно откуда, раздулся от важности, как лягушка, и заявляет мне — мне! — что он мой префект! Прочь с глаз моих, лягушка! Ха-ха-ха! Лягушка! А то раздавлю ненароком!
— Мне кажется, вы хлебнули лишнего, — с искренним удивлением сказал Грациллоний. Он был и вправду слегка растерян. Все это походило на глупый фарс.
— Лишнего? — надсаживался галл. — Столько, сколько нужно, чтобы я помочился, а ты утонул, римлянин! Ха-ха-ха!
Грациллоний сдержался.
— Есть здесь кто-нибудь, кто говорит на цивилизованном языке? — обращаясь ко всем, громко спросил он на латыни.
Вперед выступил человек в алой мантии.
— Офицер, я прошу вас с пониманием отнестись к настроению короля, — Грациллоний никогда не слышал, чтобы латинская речь звучала столь певуче. — Бдение короля завершилось сегодня на рассвете, но королевы попросили нас подождать. Я обязан присутствовать лишь при выходе короля из Священного леса. Меня призывают в последний час.
— Он что, проспал? — бесхитростно поинтересовался Грациллоний.
Человек в мантии улыбнулся.
— Провести целых три дня с тремя женами… — затем он посерьезнел. — Однако вам следует познакомиться с галликенами и верховными суффетами. Я — Сорен Картаги, Оратор Тараниса.
Галл рывком повернул Сорена Картаги к себе и, смяв мантию, схватил его за горло.
— Вздумал перебивать короля? — проревел он, брызжа слюной в лицо Оратора. — Козни строишь? Заблеял на их языке, чтобы я не понял! — Галл занес над головой Сорена Картаги огромный волосатый кулак. — Я вам все попомню! Я знаю, вы думаете, что у Колконора ума не хватит вывести вас на чистую воду! Рано обрадовался, ты, умник!
На лицах его спутников отразился ужас. Одна из женщин бросилась к Колконору и встала между ним и Сореном Картаги.
— Ты, должно быть, обезумел! — вскричала она. — Поднял руку на Оратора Бога! Отпусти, не то Таранис испепелит тебя.
Женщина говорила на мелодичном, отдаленно напоминающем кельтский, языке. Всех слов Грациллоний не понимал, но смысл происходящего был ему ясен.
Галл отпустил Оратора и шагнул к ней. Не шелохнувшись, женщина с вызовом посмотрела на Колконора. Огромные глаза на изможденном прекрасном лице с выступающими скулами и резко очерченным носом были похожи на осколки тьмы. Капюшон спал с ее головы, открыв копну иссиня-черных волос с белой прядью посередине, перехваченных лентой. Женщина снова заговорила, и в ее голосе сквозило презрение:
— Пять лет мы терпели тебя, Колконор, и это были невеселые годы. И коли ты шагнул на дорогу, ведущую в ад, — что ж, удерживать тебя мы не станем!
В галле вновь взыграла ярость:
— Вот как ты запела, Виндилис, кошечка моя…
Он говорил, мешая исанский с языком озисмиев, и понять его было несложно.
— То-то три дня и три ночи она была такая ласковая… Нет, меня не проведешь, Виндилис. Ты всегда была больше мужчиной, чем женщиной, и большей ведьмой, чем все остальные!
— Но, мой повелитель, на вас нашло временное затмение, — пробормотал Сорен. — Сохраняйте достоинство, молю вас, ради вашего же блага.
— Достоинство? Ты думаешь, я не слышал, что она сказала, когда вышла из святилища и увидела солдат?
Он повернулся и ткнул пальцем в сторону другой женщины, стройной, сероглазой, холодной правильностью черт напоминавшей изваяние Минервы.
— Я все слышал, Форсквилис, гадюка болотная, ведьма, дьяволова невеста!
Форсквилис ответила галлу взглядом, от которого у Грациллония по спине пробежал холодок.
— Колконор, дорогой, прошу тебя… — вступила третья женщина, пышных округлых форм, с весело вздернутым носиком. Голос ее звучал мягко, почти нежно, карие глаза светились добротой. — Не надо злиться.
— Нужно быть осторожным, когда имеешь дело с тобой, Малдунилис! — прошипел он угрожающе. — Это из-за твоих мерзких проделок я проспал и задержался в святилище. Это ты была приманкой в ловушке! Вон отсюда, римлянин! — сжав кулаки, галл шагнул к Грациллонию. — Я король! И я не подчинюсь римским приказам, клянусь жезлом Тараниса! Вон отсюда, если не хочешь кормить червей в навозной куче!
Грациллоний прямо-таки кожей ощущал волны ненависти, исходившие от этого человека.
— У меня верховный приказ, — стараясь оставаться спокойным, ответил он. — Кто здесь в силах обуздать безумца и выслушать меня? — Вторую фразу он произнес на латыни, обращаясь к Сорену.
Некоторые латинские слова Колконору были все-таки знакомы.
— Безумец?! — заревел он. — Это я безумец? Безумцы были те, кто пустил в коровник к твоей мамаше твоего папашу-осла, прежде чем охолостить его!
Тут рев прервался. Перегнувшись через шею коня, Грациллоний жезлом хлестнул его по сквернословящим губам. На засаленную рубаху брызнула кровь.