Фенналис бросилась к кровати, поцеловала покрытый испариной лоб и, бормоча: «Как дела, Сестра?», убрала ком материи, которую Виндилис втиснула между бедер женщины.
— Больно, больно, — простонала Иннилис. Виндилис стиснула кулаки, но сдержалась, не бросилась к подруге, чтобы не мешать старшей королеве.
— Хм… Естественно, — заметила Фенналис. — Все будет в порядке. Ничего страшного. Крови всегда кажется больше, чем на самом деле.
— Все-таки слишком много, — невыразительно произнесла Виндилис.
Фенналис кивнула.
— Этого следовало ожидать. Резкий удар и прочее. Да и разрывы после первых родов зажили не слишком хорошо.
Иннилис попыталась схватить ее за рукав.
— Спаси меня. Я не хочу скакать за Дикой Охотой.
— И не надо!
— Тебе это не грозит… — Виндилис склонилась над изголовьем, погладила испуганное личико. — Ведь ты королева. Что бы ни случилось, Белисама примет тебя в своем море. Она — звезда его…
— Чепуха! — прикрикнула Фенналис. — Сейчас все наладим. Виндилис, подбери сопли. Встань там. Помоги ей подняться на колени. Ну, детка, тужься!
— Нет! — вскрикнула Иннилис.
— Да, — сказала Фенналис. — Слушай. Младенца ты уже потеряла. Теперь нужно избавиться от выкидыша.
— О, мое дитя… дитя короля!
Фенналис шлепнула ее по щеке.
— Прекрати. Давай трудись. Виндилис, придерживай ее, пока я достану все, что нужно.
…Наконец Иннилис затихла, беспомощно всхлипывая. Фенналис заставила ее отпить глоток из какой-то склянки и шепнула Виндилис:
— Опиум. По нашим временам такая же редкость, как петушиные яйца, но у меня всегда есть запас для особых случаев. Теперь уже можно, а ей нужен покой.
— Да, — Виндилис не отводила взгляда от того, что лежало на полу. Кровавый комок уже перестал шевелиться. — Теперь уже можно.
— Когда заснет, протрем ее губкой и перенесем на диван в приемной. Успокойся. Думаю, наша Сестра вне опасности, хотя силы к ней вернутся не скоро. К рассвету появятся слуги, — Фенналис сладко зевнула, — и мы наконец завалимся в постели. Я просплю до полудня.
— Нет, — возразила Виндилис. В усталом голосе по-прежнему звенела сталь. — Спать не придется. Разве ты забыла?
Баржа отчаливала каждый день с рассветом или чуть позже, когда отлив открывал морские ворота. На этот раз она не взяла смены для Малдунилис. Следующие три дня все Девятеро должны были провести в Исе, проводя обряды и присутствуя на Совете. По крайней мере, так из года в год повторялось раньше.
Дымка становилась все гуще, после полудня солнце светилось в млечной белизне неба желтоватым пятном, на юге собирались облака. Поднялся ветер. Он крепчал с каждой минутой, на тусклом зеленоватом море появились пенные гребни.
Семеро из Девяти сошлись в храме Белисамы. Они отпустили весталок и младших жриц, оставив только одну, которая перед входом дождалась Дахилис и проводила ее в зал обрядов. Здесь царила холодная полутьма: светильники погасли. В полночь они снова возгорятся, приветствуя возвращение солнца. Но сейчас каменные лики богини сурово глядели на молящих о милости галликен.
Вскоре появилась и Дахилис, одетая, как все Сестры, в белое с голубым. У нее на глазах блестели слезы, голос звучал тонко и жалобно:
— Простите, я опоздала, но… но…
Квинипилис приблизилась к ней и, пристально глядя в лицо, сказала:
— Идем. Пора в зал собраний.
— Нет, я д-должна покаяться…
— Ты это сделаешь — за город и за Сестер.
— Ты не понимаешь! Послушай!
— Тише! Здесь не место новостям. Идем.
Дахилис послушно проследовала за старой королевой. Следом шли остальные.
В зале Совета было светлей. Сестры вошли туда друг за другом и увидели… Послышались восклицания ужаса.
На возвышении в красном одеянии, с Ключом на груди и с Молотом в руке, стоял король. Он вошел через заднюю дверь — хотя едва ли у кого-нибудь при виде его лица хватило бы духу преградить ему путь.
Виндилис опомнилась первой. В ее голосе послышался крик атакующего ястреба:
— Что это, мой король?! Явившийся сюда не по праву — святотатствует! Прочь!
Воин на возвышении выпрямился, словно перед лицом врага. Слова его, может быть, против его воли, прозвучали под каменными сводами громом:
— Я здесь по праву! Я — король Иса. Тот, кто воплощен во мне? — возлюбленный Белисамы!
Дахилис метнулась вперед, преградив разгневанным Сестрам дорогу к возвышению. Они видели, как вздымается ее грудь, как бешено бьется сердце над тяжелым чревом. Она вскинула ладонь.
— Выслушайте меня. Я не хотела — и все же это моя вина, только моя. Когда я услышала о несчастье с Иннилис, то забылась, и у меня вырвалось…
— …Немного, но я почувствовал неладное и вытянул из нее остальное, — закончил Грациллоний. — Она не хотела признаться, но уже проговорилась, что должна явиться сюда, и по причине более важной, чем недоношенный младенец. А я сказал, что пойду с ней, если понадобится, вместе со своими легионерами, но все равно добьюсь правды. Это… — он помолчал, кусая губу, — это сломило ее волю.
— Нет, подожди, подожди, — старая Квинипилис шагнула вперед и прижала Дахилис к пухлой груди. — Ну-ну, милая. Ты не виновата. У тебя не было выхода.
— Она поступила разумно, — заявила Фенналис. — Лучше уступить мужчине и дать ему время остыть, чем рисковать, что святыня будет осквернена подобным вторжением.
— Верно, — проворчал центурион. — Она, хоть и молода, мудрее кое-кого из старших. Ну, а теперь не сесть ли нам, чтобы обсудить все здраво и рассудительно?
— Боюсь, в таких делах рассудок не поможет, — заметила Бодилис, но она же склонила Сестер к тому, чтобы принять его предложение. Ей пришлось сердито шепнуть Малдунилис: «Помалкивай, не то я выставлю тебя за дверь», потому что эта королева никак не могла совладать с охватившим ее страхом. Остальные сами овладели собой, и установилось выжидательное молчание.
— Итак, — Грациллоний, чтобы разрядить обстановку, оперся на длинную рукоять Молота. — Надеюсь, вы понимаете, что я стараюсь исполнять долг короля. Но у меня есть и другие обязанности — римского префекта — и человека. Мне грустно слышать о беде с Иннилис. Если я не поспешил к ней, то только потому, что меня задержало это дело. Признаюсь, я еще не все понимаю. Знаю только, что она должна была провести день и ночь солнцестояния на Сене, но теперь Дахилис придется заменить ее.
— Я все исполню, — подала голос Дахилис.
Грациллоний снова вспыхнул гневом.
— Одна, в таком состоянии? Ты видела небо? Погода портится! Ты можешь застрять там на несколько дней, ни одна лодка не пробьется на остров в бурю. Безумие!
В холодном взгляде Форсквилис сверкнул огонь.
— Нет, римлянин, — сказала она мужчине, с которым этой самой ночью занималась любовью. — Это воля богов. Чтобы узнать ее, я провела ночь в гостях у мертвой; чтобы исполнить ее, мы постились без еды и питья и бичевали себя. Презреть ее так же невозможно для нас, как для тебя — плюнуть на жертву твоему Митре. Даже более того, ибо за грех свой ты отправился бы в ад один, но гнев наших богов падет на весь Ис. Они повелели, чтобы в ночь возвращения солнца Бдение несла сестра, носящая под сердцем плод. Должна была отправиться Иннилис. Теперь Дахилис придется заменить ее.
— Вы затеяли все это у меня за спиной! — Грациллоний взмахнул Молотом. — Зачем, зачем, зачем?
— Чтобы искупить грехи, среди которых твои, о король, числятся не последними, — спокойно, едва ли не с жалостью объяснила Ланарвилис.
— Но… но это… послушайте! — выкрикнул Грациллоний. — Если я заблуждался, я готов искупить… сделать все, что вы сочтете нужным… если в этом не будет ничего недостойного, я согласен!
Никто не ответил ему, только Форсквилис покачала головой. Слезы на глазах Дахилис высохли. Она сидела прямо, строго сложив руки на коленях, весь ее облик выражал решимость.
— Митра защитит тебя! Он справедлив, он выше… — Грациллоний осекся. Во всех взглядах он видел непреклонность.
Две дюжины легионеров… Пусть даже большинство исанцев откажется выступить против него, пусть даже часть флотских останется в стороне… Может быть, им удастся выбраться из города, добраться до Аудиарны. Вывести Дахилис.
Нет. Он знал, это сломает ее. И это будет концом той, еще ненадежной оборонительной сети, которую он сплетал с таким трудом. Ему было поручено спасти Арморику для Рима, а не раздирать ее надвое.
— Простите. Я не желал оскорбить богов Иса, — Грациллоний склонил голову, скрестил руки на рукояти Молота, чтобы стоять все так же прямо — это стало вдруг очень трудной задачей.
Наконец он встряхнулся и расправил плечи.
— Хорошо. Да будет так. Но я не позволю Дахилис рисковать больше, чем необходимо.
— Ты сомневаешься, что богиня позаботится о ней? — вызывающе спросила Виндилис. — То, что произошло сегодня ночью, могло быть проявлением Ее воли.
— Ну так Ее воля исполнится, что бы мы, смертные, ни делали, — буркнул Грациллоний. — Я прошу только, чтобы кто-нибудь из вас — одна или двое — сопровождали Дахилис и оставались рядом с ней на случай… того, что произошло сегодня ночью.
— Никто из нас не смеет, — ответила Квинипилис. — Грациллоний, дорогой мой, ты по-своему добрый человек, и я понимаю, как тебе больно. Но такой жертвы потребовали боги, и мы поклялись Великой Клятвой, что ни одна из нас завтра не ступит на Сен, кроме той, что избрана. И конечно, для всех остальных это запретно во всякое время.
— Ха! — усомнился Грациллоний. — А как же насчет рабочих — мужчин! — которые исправляли повреждения после бури?
— В том была священная нужда, — ответила Ланарвилис. — И они прошли обряд очищения и освящения. А после того весь остров был заново освящен. Не думай, что мы избежим проклятия Белисамы, прочитав в последнюю минуту над кем-нибудь фальшивую молитву.
Никого из них не удивил его ответ. Он давно надвигался, неотвратимо, как морской прилив.
— Я — освящен! — сказал он.