Кроме метро. Кроме подземных парковок и переходов.
Филипп ненавидел метро.
Жители Поверхности, когда-то изгнав неугодных под землю, успели о том позабыть. Но их тянуло к корням, старым наукам, волшбе. Они по-прежнему гадали по звездам, верили в приметы, раскладывали карты Таро и звали давно умерших. Все копали и копали землю, неосознанно, но так предсказуемо искали то, что сами давно отринули. Они лезли, куда не следовало, рушили, сами о том не догадываясь. И земля то и дело дрожала у них под ногами, но они списывали то на движение метрополитена. И плитка на их тротуарах трескалась и крошилась, но им было не дано понять, что тому было настоящей причиной.
А еще людям не дано отыскать Кри́пту. И хоть они перерыли всю землю над куполом подземного города… ниже опуститься им не позволили.
Варя дошла до двадцать шестого дома, и Филипп скрипнул зубами, застывая посреди тротуара. Он перестал ее чувствовать. И знал почему. Ее любимое место, она ходила туда каждый день. Проклятое заведение, пропитавшееся смрадом жареных кофейных зерен. Ему казалось, он может ощущать их призрачный запах. Тот проступал горечью на языке.
– Ой-ой, проиграл, – хихикнул над ухом голос сестры. – Она в «домике».
Он к ней даже не повернулся. Сестра была приставлена за ним наблюдать. Сестра изрядно надоедала.
Филипп, задрав голову, таращился в арочные своды высокого купола Кри́пты. Тот был так далеко… Он мерцал, расписанный рунической вязью – сияющей, синей и зеленой. Руны переползали на здания, разгоняли полумрак, окрашивали все вокруг ужасно холодными болотными и голубыми оттенками. Делали этот тихий подземный город, его улицы, серые дворцы и серые дома какими-то… мертвыми. Филипп раньше этого и не замечал.
– Ненадолго, – ответил он.
А там, на Поверхности, светило солнце.
Варвара носила бесформенные кофты и штаны. Прятала лицо под козырьком кепки. По сто раз проверяла, заперта ли дверь в комнату общежития. Плотно задергивала шторы, когда включала свет. Ходила в одном наушнике. По вечерам оглядывалась через плечо. Зажимала в кулаке ключ.
Варвара ленилась выходить в магазин или готовить. Она крепко подсела на доставку еды. Ее адрес и лицо было легко запомнить любому разносчику пиццы.
«Петроверигский переулок, дом шесть-восемь-десять, строение один».
И каждый мальчишка-доставщик видел дверь, из которой она выходила. Выходила всегда разная. Меняла спортивные штаны на поношенные джинсы. Кофты с капюшоном – на растянутые футболки.
А Филипп менял лица курьеров.
– Спасибо. – Варя в который уже раз приняла пакет, даже не удосужившись взглянуть на него.
И Филипп позволил себе провести пальцем по ее запястью. Привлекая внимание. Играя с ней.
Она отдернула руку, едва не выронив пакет, в глазах отразился испуг. И Филиппа с головой накрыла причудливая смесь чужого стыда, страха и любопытства. Они заклубились глубоко внутри его «иноземки».
Он понимал ее, чувствовал все лучше и лучше.
Конопатое лицо со следами недавно сошедших угрей, которое он сегодня носил, выдавило улыбку. И хотя Варвара не могла видеть того, что было под ним, под ладно приделанными лоскутами чужой кожи, она попятилась к общежитию. Филиппу показалась забавной мысль, что, дернись он в ее сторону, и девчонка скорее всего побежит. Это распаляло его, будило внутри что-то первобытно-животное…
Но он сдержался. В этот раз.
Варвара прижала пакет к груди, будто это могло защитить. Но Филипп не собирался нападать. Это было совсем ни к чему.
Ее глаза, в этот раз без единого следа краски, были широко распахнуты, а губы, не вымазанные мерзкой помадой, едва заметно подрагивали.
Филипп любил это лицо. Филипп ненавидел, когда Варя рисовала на нем другое. Это было лишним.
Варвара спешно вернулась в здание, а Филипп стоял перед ним еще пару минут. Глядел на ее окно – второе слева, на третьем этаже – и думал о том, что даже испуг, ужас на лице его Вари выглядели невозможно красиво.
Филипп не двигался с места, пока не увидел Варвару в окне. Она подошла к стеклу, все так же сжимая пакет в руках. Их взгляды пересеклись на мгновение, прежде чем девчонка одним резким движением задернула штору.
«Глупышка».
Желтое здание ее общежития тонуло в разноцветных листьях – красных, медовых и коричневых – деревья окружали его, тянулись до третьего этажа. На город опускались сумерки, а вокруг совсем не было фонарей.
Филипп швырнул остальные пакеты в раззявленную пасть мусорного контейнера. Он не собирался прикидываться разносчиком дольше, чем было необходимо. Ему пора было возвращаться. Воздух Поверхности снова принялся атаковать легкие, разъедать изнутри.
Старосадский переулок встретил уже привычным недооживлением. Людей было немного, но они были. Здесь располагались кофейня, букинистическая лавка и очередная библиотека. К тому же недалеко раскинулся сквер, особенно симпатичный в это время года. Так что район этот явно не страдал от запустения.
Прохожие сновали туда-сюда, в основном молодые. И проблема крылась даже не в самом переулке, а следующей за ним улице – слишком оживленной, слишком богатой на едальные и питейные заведения. На ярко светящиеся вывески, фонарные столбы, провода. Там было чересчур много атрибутов верхнего мира, и Филипп почти задыхался, добравшись до поворота, но…
Именно туда ему было и нужно. В эпицентр технического прогресса и людских толп.
– Сползает, – шепнул ему кто-то в самое ухо.
Филипп резко повернул голову, и вся улица закачалась перед глазами. Слишком долго. Он был на Поверхности слишком долго.
– Твое лицо, – пояснила темноглазая девчонка, перекидывающая из ладони в ладонь чехол от телефона.
Пустой.
Ее прищур был насмешливым, а тон неодобрительным. Филипп рассеянно оглядел незнакомку с ног до головы, не сразу осознавая, кто перед ним. Но странный, едва уловимый луковый запах, но необъяснимое ощущение кукольной искусственности при одном лишь взгляде на лицо быстро сделало свое дело. Девчонка выглядела совершенно обычной, нормальной. И в то же время казалась какой-то… не такой. Ненастоящей. Неправильной.
– Возвращайся, – бросила она, убирая чехол в карман бежевого пальто.
И пошла прочь.
Филипп провел рукой по лицу, глядя ей вслед. Девчонка легко лавировала между прохожих, пока совсем не затерялась в людском потоке.
«Проклятье».
Ему оставалось продержаться совсем немного. Он быстрым шагом преодолел улицу со всеми ее бьющими по глазам огнями и всевозможными запахами кофе, выпечки и жареного мяса. И только ступив в Подколокольный переулок, ощутил себя лучше.
Он близко.
Арка дома под номером три, перегороженная железными воротами, вела прямиком в подземелья Солянки, так называемую «Систему». Мало кому на Поверхности было вообще известно про этот лабиринт дореволюционных складских помещений. А уж про то, что в них крылся один из разбросанных по Москве входов в Кри́пту, не знал никто лишний.
Филипп прошел прямо через металлические листы дверей, оказываясь в тускло освещенных резервными лампами катакомбах – когда-то соляных складах, затем купеческих подвалах, затем гараже министерства внутренних дел. Теперь подземелья в основном пустовали, хотя какую-то их часть, чуть выше по улице, использовал один из известных московских баров. Но попасть через его «потайной зал» в остальную часть «Системы» было невозможно. На счастье посетителей.
Огромное и пустынное пространство с арочными сводами, низкими потолками и крупными сколами на стенах. Оно ветвилось ходами и полукруглыми альковами. Попав сюда неподготовленным, можно было и не выбраться.
Неестественно безлюдное, переходное место. Оно выглядело совершенно жутким и ненастоящим. Для кого угодно с Поверхности.
Филипп же шел по изъеденному коридорами подземелью вольготно и по-хозяйски. Его шаги эхом отражались от стен. Где-то вдалеке слышался перестук капели, а над головой жужжали, перемигиваясь, лампы. Они светили тем тусклее, чем ближе были к Кри́пте. Пока совсем не гасли у спуска в настоящий подземный город.
Близость Кри́пты и ее защитных заговоров придавала Филиппу сил. Дышать становилось легче с каждым шагом.
Он был дома.
– Возьми. – Сестра протянула ему склянку с настоем из соцветий цикуты.
Запрещенный прием. Мало кто из адептов мог позволить себе такой риск. Не говоря о том, что удовольствие было не из дешевых.
Над головой – высокие своды потолка. На нем отплясывали тени и теплые отсветы факелов и свечей. Филипп с пару мгновений наблюдал за их танцем, прежде чем принять зелье у сестры из рук.
– Тебе стоит быть осторожнее, – сообщила она.
– Не нужно меня учить.
Все шло ладно, как надо. И пусть сестра нервничала настолько, что одарила его настойкой цикуты, он не стал посвящать ее в то, насколько все на самом деле складывалось удачно. Зелье в любом случае не будет лишним. А если и не понадобится сейчас, Филипп сможет найти ему применение позже. Он вышел из кабинета, скорее напоминавшего пустынную залу – без стеллажей или какой иной утвари. Сестра не любила ненужных деталей, довольствуясь лишь столом с башнями из бумаг, книг и папок.
Коридоры университета в это время дня были безлюдны. Вся жизнь протекала в его бесконечных флигелях-общежитиях. Главная академия Кри́пты – какая ирония! – располагалась прямо под Главным университетом Москвы. И была куда… больше.
Филипп шагал к подъемнику, зависшему в конце коридора, и стены отражали громкий стук его каблуков. Скоро он сможет быть здесь не просто гостем, время от времени навещающим сестру. Он станет полноправным членом студенческого братства, общества в целом. Подъемник стрекотал и скрежетал, опуская Филиппа на нижний уровень. Мимо проплывали учебные этажи, тускло освещенные редкими факелами, длинные и пустынные коридоры с крестовыми сводами, темными силуэтами высоких дверей и фальшфрамугами над ними.