Чужие лица не были пригодны для долгого ношения. Они сползали, пузыря и рябя, не желая сливаться, впитываться в кожу. Они так и норовили вернуться к настоящим своим владельцам – как правило, в морги. А еще использовать их часто строго-настрого запрещалось. На Поверхности бы заметили массовые пропажи мертвецов. И Филипп почти исчерпал свой лимит.
Чужие лица в основном нужны были только адептам, готовящимся к Наречению. Взрослые прибегали к этой практике лишь в крайних случаях. Кожа мертвецов неподатливая, грубая. Носить ее долго совсем неудобно. Другое дело – свежее лицо, но… добропорядочные жители подземного города старались не убивать «соседей сверху» без явной причины.
Впрочем, не все обитатели Кри́пты были добропорядочны.
Филипп стоял за прилавком и вдыхал отвратительный запах пережаренных кофейных зерен. А мальчишка-бариста, чье место он занял, валялся в подсобке. Филипп носил его фартук и прикрепил к рубашке картонный бейджик с именем.
Он носил его имя. Уже давно присвоил его, порешив, что так будет лучше. Но оно всегда было его – глупого мальчишки, разливающего кофе, некогда десерт богачей, в дешевые бумажные стаканы. Какая безвкусица. Мальчишки, за которым изо дня в день наблюдала Варвара. Приходила сюда, в это странное заведение с нелепым названием, расположенное близ церквушки. От которой изрядно гудела голова. Мальчишки ненамного младше его самого.
«Оно всегда было его именем».
Но теперь… теперь оно принадлежало Филиппу. Славное и звучное, он уже привык к нему. Он присвоил его.
И вот уже несколько недель Филипп – это он. Безликий и больше не безымянный колдун из подземного города. Поднявшийся на поверхность ради… жатвы. Сбора урожая. Нашедший свой самый лакомый плод. Свое будущее настоящее лицо.
Варвару.
Ее нос, глаза и губы – он не мог дождаться момента, когда сможет узнать, как они будут смотреться на нем. Черты, как обычно и бывает, станут грубее и мужественнее. И тем не менее каждый раз, глядя в зеркало, он будет видеть тени, намеки, напоминания… Будет смотреть на нее. И в то же время – не на нее. На себя.
Они будут одним целым, сольются вместе. В единое совершенство.
Над головой прокатился звон церковных колоколов, и Филипп поморщился от тянущей боли, растекающейся по затылку. Внутреннее убранство кофейни поплыло перед глазами. Отвернувшись от посетителей, он незаметно сделал глоток из флакона с зельем.
– Здравствуйте. – Дрожащий голос, раздавшийся позади, заставил его замереть.
Филипп медленно закупорил флакон, чувствуя, как волоски на руках встают дыбом. Спина и шея покрылись мурашками. Даже колокольный звон будто сделался… глуше. Филипп дождался наконец свою иноземку.
Он весь подобрался, заставляя чужое лицо выдавить самую нежную улыбку, на какую то было способно.
– Мне большой капучино, – застенчиво улыбнулась она в ответ.
Дом двадцать шесть дробь один по улице Покровка был битком забит народом. Но все посетители сливались перед глазами Филиппа в единое бесформенное пятно. И белый прилавок, и панорамные окна, и городской пейзаж за ними, бушующий кроваво-оранжевыми всполохами листвы.
Потому что он видел только ее.
Себя.
– На обычном? – хрипло проговорил он давно заученную фразу. Ах, сколько раз он представлял этот первый их разговор. – Молоке?
– Миндальное, – тихо ответила она.
«Буду ли я тоже любить его, Варвара?»
Она выглядела совершенно очарованной. Ужасно влюбленной дурочкой. И Филипп в который раз за минувшие дни подумал, как же все это было просто.
Найти ее. Вгрызться в самую душу. Тянуть из нее силы, пока связь не окрепнет настолько, что ее уже не разорвать.
Варвара пойдет с ним куда угодно – за этим лицом мертвого мальчишки-бариста, за его фартуком и именем на бейдже. И Филипп благородно исполнит самое заветное ее желание. Он покажет ей Либерею – давно спрятанную от глаз верхнего мира библиотеку, расположенную прямо под той, где Варя так любила проводить свои исследования.
А потом…
– Варя, правильно? – мягко поинтересовался он, занося маркер над бумажным стаканом. – Часто вижу вас здесь.
– Да, – она даже поперхнулась слюной от неожиданности, – я…
… А потом толстые стебли плюща окутают ее тело. Ее и других, преподнесенных адептами в конце урожайного сезона. Подземный город вытянет остатки их жизненных соков и начнет новый цикл. Кри́пта будет процветать, волшба будет струиться по венам его обитателей. И Москва не потеряет свой фундамент.
А Филипп… Филипп обретет настоящую личину. Ту, что останется с ним до конца его дней.
– Очень люблю кофе, – смущенно сказала она.
Варя так хотела раствориться в этом городе, так хотела стать его частью…
– Я – Филипп, – представился он, хотя это и было совершенно ненужно.
И она станет. Будет покоиться в его корнях. Вечность. Даря ему силы и процветание. Как и многие-многие до нее.
И многие после.
– У меня скоро смена закончится, – нарочито неловко произнес он. – Может… немного погуляем?
Ее глаза широко распахнулись, а щеки медленно принялись наливаться румянцем. Он так шел Варваре. Ее невозможно красивому лицу.
«Моему», – подумал Филипп.
– Д-да? – едва слышно сказала она. – В смысле… не против.
И Филипп улыбнулся, наклоняя голову набок и окидывая ее оценивающим взглядом. В точности как делал мальчишка-бариста, изучая то одну, то другую свою посетительницу.
– Отлично.
Она была рождена для него. Она подходила лучше всех остальных. Она сможет сделать это – подарить ему лицо, личность. Навсегда.
Филипп нагнулся и задвинул подальше под прилавок фарфоровую кукольную маску.
Ему было совсем не жаль с ней расставаться.
Евгения СафоноваОбратная сторона
Бежим молча, не сбивая дыхания. Мимо летит вечерний город – артерия Садового кольца, сосуды арбатских переулков. Дыхание июньского ветра бьет по лицу; вскоре и туберкулезный выхлоп пропадает, будто и не было его. Всегда удивлялась, как в одном и том же городе уживаются две Москвы: задыхающаяся в дыму и смоге, ослепленная неоном столица нынешняя – и зеленая, купающаяся в тишине маленьких дворов столица прошлого.
Леонид гончей несется по следу; и не скажешь, что под бинтами на пол-лица скрыты свежие раны. Мы с напарником не отстаем, но в очередном дворе Проводник застывает на месте, сплюнув:
– Ушел, тварь!
Оглянувшись на детей на детской площадке, которые открыв рот глядят на забинтованного мужчину, катану на моем поясе и револьвер в Пашкиной опущенной руке, Леонид ведет нас в арочную подворотню.
– Я чувствую чьего-то Хранителя. – Он складывает ладони в молитвенном жесте. – Спросим у него.
Дух проявляется из воздуха перламутровым мерцанием, радужным абрисом человеческих очертаний. Леонид не успевает разомкнуть губы, когда я произношу:
– Здесь был человек. Где он?
За связь с духами всегда отвечает Проводник, не Бойцы. Но это мое дело, и найти бежавшего обязана я. Ради него.
Ради себя самой.
Прозрачная конечность – рука, или крыло, или щупальце, мы всегда предпочитали не думать – безмолвно указывает направление.
Я осознаю, куда именно он бежит, и холод от пальцев, никак не желавших согреваться в погожий летний день, ползет по рукам, по спине, бьет в ноги и в сердце.
– Он что, домой направляется? – тихо произносит Пашка.
– Похоже, – цедит Леонид. В не скрытом повязкой глазу светится зеленый лед. – Быстрее, пока он не прикончил еще кого-нибудь.
Поклонившись в знак благодарности, мы продолжаем погоню; едва касаясь подошвами кроссовок нагретого асфальта, я матерю про себя Управление, духов, Леонида и работу, которая привела меня в этот день, в этот сучий момент.
Думала ли я четыре года назад, что все так обернется.
– … это точно не шутка?
– Я абсолютно серьезен, – сухо подтвердил Леонид Михайлович. Фамилии Веселый соответствовали рыжая шевелюра и пышные усы, но никак не колючий зеленый взгляд. – Василиса, вы – то, что нам нужно. Редкая природная одаренность и психологическая совместимость с должностью. Обучение вам еще предстоит закончить, но работать уже можете.
Я цеплялась за свою чашку, словно капучино мог мне чем-то помочь:
– Нет, мама всегда говорила, что мои носки ворует барабашка, но…
– В это трудно поверить, согласен. Однако я уверен, что вы поверите.
Я посмотрела на прислоненный к стене черный футляр с иайто[2].
Когда в четырнадцать я записывалась на занятия Катори Синто-рю[3] в центре исторического фехтования рядом с домом, мною двигали исключительно любовь к фэнтези, Японии и аниме. Мне нравилась японская культура, мне нравилась красота танца с мечом. Выяснилось, что у меня есть некоторые располагающие к этому занятию данные, так что довольно скоро единственная девочка сравнялась в мастерстве с окружающими ее взрослыми дяденьками.
Кончив школу год назад, я поступила в ИСАА[4], одновременно готовясь к получению первого кю[5], золотой полоски на своем коричневом поясе и перспективы скорого экзамена на первый дан[6]. А сегодня после этого самого экзамена один из администраторов центра, учтивый Леонид, всегда при встрече интересовавшийся моими успехами, неожиданно пригласил меня выпить кофе.
Соглашаясь на это предложение, я и представить не могла, чем оно вызвано.
– И как я знакомым объясню, что такое «боевая спецгруппа Московского Подразделения Управления по Потусторонним Делам»? – хмуро спросила я, поверх плеча Леонида глядя на тополиную аллею за окном. Солнце расцвечивало золотом пух, бьющийся в окно, как мошкара.