– Прыгнул я в пустой колодец, чудом уцелел… – завел Денис, прогоняя неприятные воспоминания, скребущие грудную клетку.
На выходе Дениса толкнула худая женщина. Посторонившись, он уступил ей дорогу и в свете заглянувшего в здание станции солнца заметил, как странно блестят у нее волосы. Словно только что под дождем побывала, хотя на улице ни капли.
Мавка небось. Мать говорила, в Москве таких же, как она, много. Сколько рек и лесов тут прежде было, люди уже не вспомнят, как и не узнают, что среди них представители рода нечеловеческого живут. Места, что сейчас застроены многоэтажками и торговыми центрами, раньше лесная и речная нечисть домом считала. Куда-то им деваться же надо было, вот и «социализировались», как могли.
Дед поэтому небось в метро спустился. На то он и леший, чтоб людей путаными тропами водить, какая разница, что подземными и в камне выточенными.
Денис упрямо замотал головой, прогнал ненужные мысли и вышел со станции. На Белорусском вокзале ему совсем не нравилось: тут было пыльно, грязно и как-то неуютно. По ощущениям выходило, что деду тут как раз самое раздолье.
– Но мне было все равно, я больше не хотел, – запел Денис тихонько и пошел в сторону вокзала, – видеть, как вокруг меня сходят все с ума…
Свернув на вокзал, он понял, что просчитался: деда, вечно одетого в лохмотья и напоминавшего то ли бомжа, то ли пропойцу, охранники на вокзал не пустили бы. И куда теперь? Баюн сказал, что идти сюда надо, но не уточнил, точно ли тут Денис деда отыщет. Он вообще ему присказку старую бросил вдогонку, этот Баюн!
«Ладно, – упрямо подумал Денис, – пойду туда – не знаю куда. Найду деда – и все».
Что – «все», он и сам пока не понял, но злость хотя бы вытеснила из мыслей тревогу по поводу предстоящей встречи. Ну, не виделись они несколько лет, и что ж? Мало ли чем был Денис занят? Тоже вот социализировался, как мог. Дед прежде не возражал, когда внук домой радостным приходил и рассказывал, что нового в детском саду узнал. Может, и теперь улыбаться будет, когда они встретятся.
Чувствуя себя не героем русской сказки, а Красной Шапочкой, Денис поднялся на мост, потопал вдоль Ленинградского проспекта, а потом свернул мимо церкви к Лесной улице, рассудив, что если леший где-то и будет ошиваться, то на Лесной.
Впрочем, дома на этой улице как раз у лешего бы восторга не вызвали: сплошь все стеклянное, блестящее, в десятки этажей. И люди тут ходили деловые – в костюмах, с кейсами-портфелями, с гарнитурами в ухе. Те самые, которые пьют латте на миндальном, капучино на кокосовом, а от офиса до офиса разъезжают как минимум на такси… Нет, деду бы здесь не понравилось.
Испытывая сомнения в каждом своем шаге, Денис дошел до фудмолла «Депо» и замер на входе. Тут прежде трамвайное депо было, настоящее, дед любил приезжать сюда и смотреть, как ранним утром от краснокирпичного здания в разные стороны разъезжается по рельсам городской транспорт. Он говорил, ему стук колес нравится. Может, потому в метро и спустился – поезда слушать.
От фудмолла дальше по Лесной тянулась старая трамвайная линия – большинство их разобрали, заварили в асфальт, а эта осталась. Вдоль одной рельсы, ближайшей к тротуару, шла красная полоса. Кто-то нес дырявую банку с краской? Или Баюн, подражая сородичу у Булгакова, толкнул кого под трамвай? Фу-ты ну-ты, что за ерунда в мысли лезет…
Денис замотал головой, но по красной линии, как по нитке от клубка, послушно зашагал. Может, приведет его ниточка, куда надо, раз он все же пошел, как было велено, куда глаза глядят?
Мать говорила, что, когда по чудесным тропам ходишь, разум отключать нужно, а слушать – сердце. Интересно, когда она Дениса от деда увозила, то тоже сердце слушала?
– Тяни-и-и, ты все равно меня не вытянешь. – Растягивая на слоги слова из песни, Денис шагал по тротуару, прячась в тени.
Красная ниточка вела вдоль рельсов за угол, куда Денис послушно свернул. Он смотрел под ноги, изредка поднимая голову, чтоб затормозить на светофорах. Ниточка вела и вела по Новолесной, мимо Приютского переулка с низкими двухэтажными домами, окруженными невысокими деревьями.
«Хороший район», – подумал Денис, вспоминая о словах матери. Она снова хотела перебраться поближе к центру и присматривала съемные квартиры где-то у Кольцевой.
– Это при условии, что твой дед одумался, – говорила она, едва Денис спрашивал о причинах такой перемены. Видимо, по деду мать тоже скучала больше, чем хотела это показывать.
Уже дойдя до Бутырского вала и вспомнив ограду, Денис огляделся. Тонкая красная нить привела его в знакомые места: отсюда рукой было подать до зоопарка, куда в детстве его дед водил. Подумав пару мгновений, Денис повернул направо. Когда он был маленьким, походы в зоопарк его радовали, но теперь вид животных, сидящих в клетке, тяготил его так же, как собственное положение среди сверстников.
Словно и сам он был в клетке.
В сторону зоопарка Денис шел, как по наитию – словно его вело туда шестое чувство. Мать говорила, что в сыне нет никаких следов Нави, что он абсолютно обычный человек, разве что всех духов видит. В детстве Дениса это сильно злило, он хотел быть особенным, как родня. Потом его это ужасно раздражало – мать на любую его обиду и рассказ об одноклассниках говорила, что Денис ничем от них не отличается, будто насмехалась.
В итоге он мысленно застрял где-то между Навью и Явью: не совсем человек, не совсем чудо чудесное. Ни так, ни сяк. Разве что парень умный.
К воротам зоопарка Денис подошел, раздраженный на самого себя. Понять причины злости он не успел: увидел, как справа от закрытых створок у стены вверх тянется девчонка. Высокая, одета в клетчатую рубашку и простые синие джинсы. И волосы рыжие-рыжие, как огонь. И… светится?
– У тихого пруда она гулять люби-ила… Ой! – Девчонка заметила замершего Дениса и опустилась на пятки.
Денис хотел ответить что-то умное, но вышло только короткое «Эм».
– Чего встал? – спросила девчонка. – Либо помоги, либо проходи мимо. А, и в полицию не звони.
Денис моргнул, подошел поближе. Не показалось: кожа у девчонки правда светилась. Сверкала, как кожа Эдварда Каллена. Денис слышал, что бывают такие специальные гели, которыми девчонки себя покрывают, чтоб на русалок походить. Но тут было видно, что это не гель, тот не так ярко блестит.
– Помогать будешь? – встрепенулась девчонка. – А, ясно, я тебя и ждала! Так, ты меня подхвати, а я до вон той ветки дотянусь и на стену вскарабкаюсь. Тебе изнутри уже открою.
Прежде чем Денис успел сообразить хоть что-то и ответить, девчонка (на вид его ровесница, между прочим!) подпрыгнула прямо перед ним, так что пришлось вытягивать руки и хватать ее за талию, лишь бы не упала.
– Ты сверкаешь, – заговорил Денис с натугой, удерживая девчонку у стены.
– Ага, – спокойно ответила та, – я ж все-таки Жар-птицы дочка, не знал?
От удивления Денис разжал руки, и дочь Жар-птицы с коротким вскриком свалилась ему под ноги.
– Ну ты совсем дуралей? – запыхтела она, поднимаясь.
– Прости! – оторопело извинился Денис. – Я просто, я…
– Что, Жар-птицу никогда в жизни не видел? Дед Кузьма говорил, ты его внук, так чего ж удивляешься, как первый раз слышишь?
Несмотря на происхождение, которое девчонка указала верно, Денис и вправду никогда не встречался лицом к лицу с Жар-птицей. И о том, что у той могут быть такие хорошенькие дочки, действительно слышал впервые. И о том, что…
– Ты моего деда знаешь? – Вопрос получился ревнивым, Денис поджал губы и продолжил, уже не так радостно, как себя ощущал от встречи с дочкой Жар-птицы: – Я его найти не могу полдня, шатаюсь тут, как неприкаянный. Знаешь, где он?
Девчонка уставилась на него ярко-зелеными глазами, захлопала длинными рыжими ресницами. Красивая какая, сразу понятно, что она больше сказочная девочка, чем обычная, человеческая. Денис невольно смутился и поспешил опустить глаза, уставившись на свои руки.
– Так ты деда искать пришел, а не мне помогать, – заключила в итоге девчонка, и обида, проскользнувшая в ее голосе, заставила Дениса пожалеть о своих вопросах.
Да что за напасть такая, ему же в самом деле надо деда искать, а он тут стоит и мнется перед незнакомой девчушкой!
– Я помочь все равно могу, – проговорил Денис, отчаянно краснея. Девчонка заулыбалась, засветилась вся.
Вот же… Красота-то какая.
– Мне надо через стену перелезть, я хочу Михалыча забрать, – поделилась девчонка.
Денис неуверенно кивнул. Потом подумал еще раз и все же мотнул головой:
– А Михалыч – это…
– Медведь, – пояснила девчонка так просто, будто о погоде говорила. – Он в зоопарк к людям случайно угодил, когда малину с кустов на даче какого-то чиновника собирал. А ему домой надо, по нему два старших брата которую неделю ревут.
– Два брата медведя? – на всякий случай уточнил Денис, уже понимая, в какой угодил переплет. Девчонка закивала. – Ага. То есть это третий из трех медведей. А ты, получается…
– Маша, – наконец-то представилась девчонка. – Маша, дочь Жар-птицы. Трем мишкам хочу помочь. А ты Денис, внук лешего Кузьмы. Дедушка про тебя много рассказывает, так что я тебя уже знаю.
Во дела… Денис осмотрелся и фыркнул, понимая, что мог бы обратить внимание на необычную тишину в переулке перед закрытыми воротами и раньше. Такие фокусы он у деда в детстве видел: они пробирались в зоопарк после закрытия, чтобы покормить тигров и львов, а потом сбегали до того, как придет после дневной смены охрана.
– Эх, Маша и три медведя… – Усмехнувшись, Денис почесал затылок под кепкой. – Пойдем, я тебе тайный проход покажу, про который мне дед рассказал. Поможем твоему Михалычу, так и быть.
Маша заулыбалась – Денис засмотрелся на нее и оступился на тротуаре. Неловко переминаясь с ноги на ногу, они пошли вдоль стены зоопарка. Денис заговорил про деда, Маша вставила пару слов про свою мать, оперную певицу.
Из зеленой кроны липовых деревьев, растущих у зоопарка, за ними наблюдали две пары глаз – два желтых и два серых.