– Это не поможет. Я все равно буду преграждать тебе путь.
– Какой же ты идиот, боже! – в сердцах воскликнула Лана. – Чего ты добиваешься? Скажи, чего?
– Понимания. Уважения. Любви.
– Не люблю я тебя, Валера! – выдохнула она. – Хотя уважаю. И понимаю. Даже сейчас понимаю…
– Не любишь?
– Нет.
Ее ответ прозвучал так категорично, что Валера сразу поверил.
И тут же разжал пальцы, обхватывающие запястье Миланы.
– Ты прости меня, Валера, – уже совсем другим, мягким, привычным тоном проговорила Лана. – Я не хотела делать тебе больно… Но ты сам меня вынудил.
Валера опустил голову. Да так низко, что острый подбородок уперся в грудь. «Я сам все испортил!» – повторял и повторял он про себя. И от осознания этого ему было так плохо, что глаза жгло. Но Валера не плакал, крепился. Не хотел выглядеть жалко, запоздало поняв, что женщинам нравятся сильные мужчины.
– Валера, посмотри на меня, – попросила Лана.
Он покачал головой.
Тогда Милана взялась обеими руками за его лицо и повернула к себе. Их глаза встретились. И в тех, и в других стояли слезы.
– Ты очень дорог мне, Валера, – тихо сказала Лана. А потом и вовсе перешла на шепот: – Пожалуй, ты самый родной мне человек. Но я не могу больше обманывать тебя и себя. Я люблю тебя не как мужчину. А как товарища. Поэтому предлагаю больше не играть в мужа и жену, стать просто хорошими друзьями. Лучшими друзьями! Как раньше. Помнишь?
– Как раньше, уже не получится, – разлепив губы, вымолвил Валера.
– Получится. Если мы оба постараемся.
– Почему, Лана?
– Что почему?
– Все так резко изменилось?
– Не резко. Я давно к этому шла. И вот момент настал. Еще раз прости меня…
Она поцеловала его… в лоб! Как родственника. Или того хуже – покойника. После чего развернулась и ушла, захлопнув за собой подъездную дверь. А Валере казалось, что это перед ним дверь в жизнь Ланы захлопнулась.
Иванов заплакал. Беззвучно, даже без всхлипов. Просто слезы катились из глаз, не принося облегчения, но и не приумножая горечи…
– Не ной! – услышал Валера за спиной. – Терпеть не могу, когда ты нюни распускаешь!
Это был Гоша. Только он, не видя лица Валеры, мог догадаться, что с ним творится.
– Ты не уехал? – спросил Иванов, утерев влажное лицо ладонями.
– Ждал. Знал, что Милана тебя отошьет. Вот и решил тебя до дома подбросить.
Гоша подошел к другу, встал рядом. Покосившись на него, вытащил платок и сунул тому в руку со словами:
– Сопли подотри.
Валера высморкался.
– А теперь пошли в машину. Замерз, смотрю.
Иванова на самом деле пробирала внутренняя дрожь. Но внешне это никак не выражалось. Он не ежился, не дышал на ладони, его кожу не покрывали мурашки. Однако Гоша каким-то чудом понял, что Валере холодно. Впрочем, Иванов этому не удивлялся, потому что тоже чувствовал друга. Да и как не чувствовать, если они столько вместе пережили?
– Давай, давай, топай, – поторопил Валеру Гоша. – Время позднее, до дома мне ехать час, а к восьми утра за Миланой.
– Оставайся у меня. До моего дома ехать полчаса.
– Лады. Только если у тебя есть что пожрать.
– Пачка пельменей для тебя всегда найдется.
– Ты ж их не ешь.
– Для тебя покупаю. Знаю твою к ним слабость.
Гоша благодарно хлопнул друга по плечу и забрался в салон. Валера сделал то же самое. Когда «Мерседес» разворачивался, Иванов бросил взгляд на окна Миланы. В кухне горел свет. А в комнате телевизор. Валера знал, что сейчас она заваривает себе какой-то диковинный, жутко воняющий марокканский чай, обладающий шлаковыводящим свойством, и когда он приготовится, она отправится с кружкой в кровать. Устроившись, будет пить свое пойло мелкими глоточками и смотреть телевизор. Когда кружка опустеет, отнесет ее на кухню, но мыть не станет (это за нее делал Валера), после отправится в ванную, откуда выйдет в пижаме. Сейчас у Ланы она розовая, с сердечками. Уютная и милая, немного детская. Но Милана в ней казалась Валере самой сексуальной женщиной в мире…
– Да хватит уже! – прикрикнул на него Гоша. – Опять решил нюни распустить!
– Да нет, я просто… Вспоминал.
– А ты забудь!
– Не могу… Да и не хочу. Я верю, что у нас все еще наладится.
– Наивный чукотский парень, – покачал головой Гоша.
– То есть ты думаешь, это все?
– Стопроцентно.
– Но почему?
– Она в другого втюрилась, неужели не ясно?
Валера резко повернулся к Гоше, чтобы заглянуть в его глаза. По интонации он понял, что тот говорит правду, но не желал верить в услышанное. Поэтому и пытался найти на лице друга хотя бы намек на фальшь. Гоша ведь постоянно подтрунивал над ним и частенько его разыгрывал. Иногда довольно жестоко. Вот Валера и надеялся, что сейчас именно такой случай, но…
– Да не зырь ты на меня так, – проворчал Гоша. – Отвечаю – втюхалась.
– В кого?
– В Назарова.
– Кто это?
– Своих врагов, Валера, надо знать не только в лицо, но и по фамилии.
– Это кто-то из спонсоров? Я всех по фамилии не помню.
– Это мент. Опер. Я думал, он тебя сегодня вызывал в ментовку…
– Нет, я беседовал с оперативником по фамилии… Серов, кажется. Точно, Лев Серов.
– Да? Ну, значит, Назаров был чем-то другим занят. Но он тоже работает по убийству Файзарова. И сегодня он приходил к нам в офис.
– Сегодня? То есть Лана, как ты выразился, втюрилась в незнакомца? Да быть такого не может…
– Они, как я понял, уже были когда-то знакомы. И, по ходу, Лана давно к Назарову неровно дышит.
– Странно… Она мне не рассказывала о нем.
– Значит, точно неровно дышала. Бабы ведь про такое не любят рассказывать.
– Да нет, Лана мне обо всем… И о чувствах к своему первому, несостоявшемуся. Тому, что на другой женился.
– Ну, уж не знаю, что там у них, у баб, в башке творится. Никогда я их не понимал. Одно знаю – Лана сегодня к Назарову домой гоняла.
– Что?
– Что слышал! Хватит уже переспрашивать.
– Извини, но мне просто не верится. Лана и домой к мужчине…
– Причем сама навязалась. Я слышал ее разговор с ним. И Милану просто не узнавал. В гости набивалась так настойчиво, что тот отказать не смог.
Гоша покосился на Валеру, лицо которого в эту минуту напоминало скорбную маску, и резко проговорил:
– Я тебе для чего это рассказываю? Чтоб ты свои окуляры розовые с морды убрал да выкинул. Все между вами кончено. И даже если у Миланы ничего с Назаровым не получится, к тебе она не вернется.
– Почему?
– Уж больно сильный между вами контраст. Я Щенка… В смысле, Назарова на дух не переносил…
– Ты тоже его знал? – поразился Валера.
– Я, как никто другой, крови ему попортил – будь здоров. А он меня пару раз отметелил. Прикинь, не побоялся. Я ведь с детства парень авторитетный был, а он кто? Щенок… Но сильный, зараза. Накатывал мне хорошо. И не боялся. Так что Назаров – соперник для тебя почти непобедимый.
– А какой он из себя?
– Здоровый такой… Рослый.
– Брюнет, блондин?
– Как я, русый. Стрижка короткая.
– Я, кажется, видел его сегодня! – воскликнул Валера. – Из окна. Он на белой «десятке» подъехал к офису. Ветровка на нем еще светлая была. И кроссовки, да?
– Вроде.
– Да, интересный мужчина.
– А я о чем?
– Но ведь ты сам говорил, не хотел он Милану видеть. Значит, не нравится она ему. И зачем она тогда навязывалась? Себя предлагать мужику – это унизительно.
– Да не себя она предлагала. То есть секса между ними точно не было.
– Откуда знаешь?
– Пробыла она в гостях недолго. И свет не тушили ни разу. К тому же я видел их силуэты в окне. Ничего не было между ними. Но будет, я уверен.
Видя, как тяжело дается Валере разговор, Гоша сменил тему:
– Давай забудем об этом. Расскажи лучше, как тебя в ментовке пытали. А то меня Назаров тоже грозится вызвать…
Но Валера не хотел говорить ни о чем другом, кроме своих взаимоотношений с Миланой:
– А если я завтра не выйду на работу, как думаешь, она забеспокоится?
– Наверное. Ты все ж ей не чужой.
– Тогда я так и сделаю. И телефон отключу. Пусть она приедет ко мне, чтобы проверить, не случилось ли что со мной.
– Какое ты еще дите!
– Нет, я мужчина. Любящий мужчина. И от Миланы я так просто не откажусь. Чтобы ее вернуть, я пойду на многое! Хоть и кажусь слабаком, но я не такой. И ты это знаешь!
Гоша, нахмурившись, кивнул. Да, он знал Валеру настоящего. И тот действительно не был слабаком.
Глава 12
Валера не любил своего отца.
Нет, не так… Валера его ненавидел!
Кто бы знал, как мальчик страдал в присутствии своего папаши. Мать, когда она еще была жива, не вызывала в нем и доли той ненависти, что он питал к отцу. Хотя родитель капли в рот не брал, никогда не повышал на сына голоса и уж тем более не рукоприкладствовал, тогда как матушка глушила водку с утра, орала и частенько лупила дите по тощей заднице. Но когда она приходила в себя, то искренне раскаивалась в содеянном, плакала, обнимала Валерку и просила у него прощения. Она была искренней, доброй и ласковой женщиной, когда трезвела. В легком подпитии тоже была милой. А веселой какой! И с горки могла прокатиться с сыном, и в догонялки поиграть. Поэтому когда отец ее выгнал, Валера очень переживал. И мечтал о том, чтоб мама забрала его к себе. Он готов был терпеть ее пьяную ругань и побои, только бы не оставаться с отцом.
Звали старшего Иванова Павлом. Он был гораздо старше своей жены, и в момент выдворения ее из дома ему уже исполнилось сорок. Он был военным. Служил в штрафбате. В отставку ушел в звании майора, тогда как остальные дослуживались как минимум до полковников. Но Павел из-за своего непреклонного, сурового, неуживчивого характера не имел ни покровителей, ни друзей. Поэтому его на пенсию отправили без нового звания и без почестей. Ушел, и слава богу. В части спокойнее станет.
Распрощавшись с армией, отец устроился в охрану молокозавода. Работал сутками. Валера оставался дома один. И это было замечательно! Ведь можно заниматься, чем захочется. И есть, когда вздумается. А еще не гулять, а торчать у телевизора. Но когда отец возвращался домой, вольной жизни приходил конец. Павел муштровал сына, как солдата из штрафбата. И наказывал так же – гауптвахтой. То есть закрывал в кладовке на несколько часов. Дверь он не запирал, но Валера все равно не смел выйти. Хотя ужасно боялся темноты.