В подземном бункере, где невозможно различить день и ночь, течение времени казалось еще более беспощадным. Само здание превратилось в гигантские водяные часы, которые отсчитывали секунды.
Из коридора донеслись шаги. Дверь в столовую медленно – будто входящий опасался выпустить наружу дикого зверя – приоткрылась.
Вошла Хироко – одна. Хаято остался в комнате.
Она явно старалась не показывать своих чувств. Ни следа слез на лице.
– Я про телефон моего мужа… На отпечатки пальцев он не реагирует. Подождите еще немного, – проговорила она отстраненно, словно автомат, и тут же развернулась, чтобы уйти к себе в комнату, к сыну и мертвому мужу.
Мы впятером переглянулись.
– Что это значит? Датчик сломался? – спросила Хана в воздух – прекрасно понимая, что никто не ответит.
– Иногда бывают сбои, – откликнулась Маи. – Приходится заново регистрироваться, иначе не распознает.
Да, с моим телефоном такое тоже как-то произошло.
Но если сканер отпечатков не работает, остается только шестизначный пароль. И тогда каков шанс его подобрать?..
Хироко приходила в столовую еще несколько раз, чтобы сообщить, как идут дела. Они, впрочем, не шли никак – и она каждый раз повторяла то же самое. Мы пытались давать банальные советы вроде «Попробуйте протереть датчик получше», она кивала с серьезным лицом и снова возвращалась к себе.
Остро ощущая собственную беспомощность, я пошел в машинное отделение, чтобы посмотреть на мониторы. Снаружи ничего не изменилось. Кажется, дело близилось к вечеру.
Мое беспокойство заразило всех, и теперь они тоже принялись заглядывать в машинный зал, чтобы посмотреть на изображения с камер. Сперва это был просто способ отвлечься и немного успокоиться, но скоро превратилось в навязчивую идею. Жажда видеть, что там, на поверхности, ощущалась каждой клеточкой тела – это было единственное напоминание о мире снаружи, мучительное, но необходимое, как воздух.
Мы продолжали ходить к мониторам, хотя уже наступила ночь. Яркая, почти полная луна освещала землю, и даже по зернистому изображению со старой камеры было понятно, что снаружи свежо, а воздух напитан запахом трав и деревьев. Я представлял, как открываю железную дверь, выбираюсь наверх и этот горный воздух обнимает все мое тело… Сердце болезненно сжималось в груди.
Оставалось чуть больше четырнадцати часов.
За это время нам следовало не просто найти убийцу. Требовалось убедить его пожертвовать собой, а если он откажется – заставить, пусть даже прибегнув к пыточным инструментам. Хватит ли на это времени?
Мы впятером по-прежнему ждали в столовой.
– Да сколько можно-то! – воскликнул Рюхэй. – Эта семейка совсем, что ли? Сидят взаперти, молчат. Если данные с телефона недоступны, то дело плохо. Чего мы ждем-то? А может, они что-то скрывают? Может, думают спрятаться, чтобы мы сами решили, кого выбрать? А они отсидятся в стороне и выйдут на все готовенькое?
Рюхэй намекал на то, что Хироко и Хаято забаррикадировались у себя в комнате – например, с помощью металлической штанги. Мы можем сколько угодно стучать, орать под дверью, пинать ее ногами – но, как ни крути, в конце концов придется делать выбор самим. А тогда, услышав, что камень упал, они выберутся наружу и спокойно уйдут.
Судя по подслушанному мной разговору, мать и сын ничего подобного вовсе не планировали. Но время шло – и они вполне могли передумать.
Рюхэй решительно вышел из столовой. Мы последовали за ним. В конце концов, его предположения звучали не так уж глупо.
Шаги пяти пар ног гулко отдавались в коридоре.
Мы подошли к комнате Ядзаки, и Рюхэй забарабанил в дверь кулаком.
– Эй! Вы там долго еще тянуть собираетесь? – крикнул он тоном, намекавшим, что предполагает за ними самое плохое. После долгой паузы дверь приоткрылась и выглянула перепуганная Хироко.
Внутри царил полумрак: половина ламп не горела.
Позади Хироко, в центре комнаты, на полу лицом вверх лежало тело Ядзаки. Все три матраса были сдвинуты к стене, рядом валялась алюминиевая труба – та самая, которой они пытались повернуть лебедку. Рядом с телом, держа в руках телефон, стоял на коленях Хаято.
– Хироко-сан, Хаято-кун, – начал Сётаро своим фирменным тоном, стараясь одновременно успокоить их и дать понять, что увильнуть не удастся. – Время на исходе. Мы надеялись получить доступ к телефону Ядзаки-сана, но я вижу, что у вас не выходит. Нам очень нужны доказательства. Если их нет – тогда дело другое. Нам все равно придется решать, кто останется внизу, даже если мы не найдем убийцу.
– Даже если не найдем? – тихо переспросила Хироко. – Тогда почему мы сразу этого не сделали, когда поняли, что заперты? И мой муж остался бы жив…
– Это правда, – признал Сётаро. – Но сейчас, если собой пожертвует невиновный, то напрасно погибнет еще один человек. Тем не менее решать что-то придется. Иначе умрут все. Нам под силу одно – постараться использовать оставшееся время наилучшим образом.
Хироко и Хаято молчали.
Возможно, у них в голове не укладывалось, что значит «наилучшим образом», – ведь, что бы мы ни делали, их отца и мужа это к жизни не вернет.
А еще под спокойными фасадами их лиц наверняка клокотала ярость: ведь убийца Ядзаки вне всяких сомнений стоял прямо перед ними, среди нас пятерых, только что ввалившихся в комнату.
Видя, что разговор зашел в тупик, Хаято взял руку мертвого отца и по одному приложил каждый из пальцев к экрану телефона. Смотреть на это было невыносимо: он механически – и совершенно бессмысленно – повторял то, что явно делал много раз. Возможно, мальчишка просто отчаялся – а быть может, пытался что-то доказать нам.
Видя, как он беспорядочно возит пальцем по экрану, Рюхэй оттолкнул Хироко в сторону и решительно переступил порог.
– Так, хватит уже, – выпалил он. – Дай сюда.
В следующую секунду телефон оказался у Рюхэя, и он, брезгливо схватив ладонь покойника, стал упорно прикладывать к экрану палец за пальцем.
Тело теперь выглядело еще мертвее, чем когда я в последний раз его видел. По коже пошли какие-то багровые и белые пятна – видимо, трупные? А ведь Хироко и Хаято пришлось наблюдать за этими постепенными изменениями в реальном времени, находясь рядом с мертвецом…
– Ничего не работает! – раздраженно бросил Рюхэй. Он вытер телефон об одежду покойного, затем еще раз попробовал все пальцы, на этот раз прижимая их к датчику посильнее.
Хаято, у которого забрали мобильный, будто разом лишился сил и рухнул на четвереньки как подкошенный. Лица его я не видел. Он то ли всхлипнул, то ли зарычал, как животное, потом резко, со свистом втянул в себя воздух и, вдруг схватив с пола алюминиевую трубу, вскочил и с криком обрушил ее на голову Рюхэю. Никто из нас не успел его удержать.
– Ай-й-й! Ты что, совсем? – Рюхэй попытался остановить подростка, но тот яростно махал трубой, и один из ударов пришелся Рюхэю прямо в солнечное сплетение. Потеряв равновесие, он рухнул на тело Ядзаки. Покойник словно скорчил гримасу, и это так напугало Хаято, что тот отступил.
Хироко осела на пол возле двери, закрывая лицо руками. Я обошел ее и ступил в комнату, чтобы остановить драку…
– А-а-а-а! – Хаято с диким криком бросился на меня. Труба прилетела мне по левому запястью, и я инстинктивно прикрылся второй рукой. Не успев дотянуться до Хаято, я споткнулся о труп и Рюхэя и повалился на пол. Хаято замахнулся снова.
– Стой! Перестань!
– Да что же это такое?
Маи и Хана в коридоре закричали одновременно. Но точку в итоге поставил Сётаро, безошибочно найдя нужные слова, прежде чем мальчишка вышиб мне мозги:
– Стоп! Хаято, а что, если Сюити и есть убийца? Ты его покалечишь, и он не сможет повернуть лебедку. Тогда что?
Труба бессильно опустилась, лишь слегка задев меня по плечу.
Хаято сдался. Пошатываясь, он отошел в глубь комнаты, упал на матрас и, уткнувшись в него лицом, затрясся всем телом.
Рюхэй, лежавший на трупе Ядзаки, медленно поднялся на ноги.
– Черт! Больно! – пробормотал он и помотал головой, словно пытаясь вернуть чувство равновесия. Кажется, серьезных травм он не получил.
Я тоже осторожно встал, опираясь на пол. Запястье болело, но в целом я почти не пострадал.
Хироко, которая с потерянным видом застыла у дверей, еле слышно прошептала:
– Простите.
Итак – вот мы и докатились до насилия. А ведь мы даже не начали обсуждать, кто останется. И вот Хаято бросился на нас, готовый убить.
В целом, я мог понять, что он чувствует: ему казалось, что с телом отца обращаются неуважительно. Кроме того, он был здесь самым младшим, самым незрелым – так что ничего удивительного, что он не выдержал и первым сорвался. Едва ли кто-то, видя, как он сейчас рыдает в углу, винил его всерьез.
Тем не менее инцидент напугал всех до глубины души. Это было только начало – до чего же мы дойдем, когда придется и впрямь принимать окончательное решение? Может, в результате вертеть лебедку вообще станет некому… А сейчас у нас была генеральная репетиция.
Какое-то время мы ждали, пока Хаято успокоится.
Когда рыдания стали тише, заговорил Сётаро:
– Надеюсь, все смогут выслушать меня спокойно? Время истекает. Нам нужно наконец что-то решить. У меня есть некоторые мысли, которые я собирался озвучить, если мы так и не получим неопровержимых доказательств. Можно я ими поделюсь?
– Ой, извини! Я вот сейчас подумала… – перебила его Маи. – А вдруг телефон по-другому разблокируется? Что, если там идентификация не по отпечатку пальца?
– О! Интересно. – Сётаро кивнул. Я по-прежнему не понимал, о чем речь.
– У меня одна подруга настроила идентификацию не по подушечке пальца, а по костяшке, потому что подушечки потеют, из-за этого датчик часто не срабатывает. Может, и Ядзаки-сан так же сделал?
Теперь смысл начал проясняться. Действительно, идентифицировать человека можно не только по отпечаткам. Ядзаки был электриком, он тоже мог предпочесть разблокировку по костяшкам, ведь пальцы на его работе часто пачкаются.