— Ага! Кто-то подслушал нашу беседу с миссис Вриленд и сразу же поставил в известность Слоуна. Томас!
Велье появился на пороге.
— Сейчас же отправляйся на виллу Халькиса и допроси всех; я должен знать, кто был дома, когда мы обыскивали комнаты Слоуна и когда мы разговаривали со Слоуном и миссис Вриленд. Попробуй выяснить, кто сегодня ночью пользовался телефоном. В особенности спроси на этот счет миссис Слоун, понял?
— Сообщить ей новость? — пророкотал Велье.
— Почему бы и нет? Возьми с собой несколько человек. Никто не должен покидать виллу без моего разрешения.
Велье ушел.
Инспектора позвали к телефону. Детектив, которого он отослал с револьвером, сообщал, что оружие соответствует полицейскому разрешению, выданному Гильберту Слоуну. Старик довольно кивнул и позвонил в полицейское управление.
— Пусть немедленно прибудет Самюэль Праути, полицейский врач-эксперт!
Эллери между тем обследовал маленький сейф, вделанный в стену за письменным столом.
— Хей! — Он наклонился. Среди различных документов, лежавших в беспорядке, в сейфе блеснуло что-то металлическое. Инспектор схватил это. То были тяжелые старомодные карманные часы, золотая крышка которых вся была исцарапана и порядком потерта.
Инспектор нажал на кнопочку, и крышка открылась.
— Вот этого-то дам и не хватало! Наконец-то мы можем подвести черту под всем делом, Эллери!
На внутренней стороне крышки было написано имя-т-Альберт Гримшо. Гравировка, без сомнения, была старой. Эллери сделал недовольную мину, но инспектор засунул часы в карман жилета с торжествующим видом и сказал:
— Тем самым подтверждаются наши самые смелые предположения. Слоун взял не только вексель, но и часы Гримшо, когда убил его. Если рассматривать все в связи с самоубийством Слоуна, это дает достаточно веское доказательство его вины — как нельзя лучше!
Вскоре на сцене появились Майлз Вудрафф и Пеппер.
— Так, значит, это был Слоун, — сказал Вудрафф. Его круглое лицо было заметно бледнее, чем обычно. — Выходит, дело закрыто, инспектор?
— Слава богу, да.
Адвокат опустился в кресло, сваренное из стальных трубок.
— Относительно завещания: анализ бумаги показывает, что она точно такая же, как на копии у меня в канцелярии, а образец почерка — я имею в виду написание фамилии «Гримшо» — совершенно определенно почерк Халькиса.
— Вот и прекрасно. Вы привезли с собой этот клочок бумаги и копию?
— Конечно. — Вудрафф вручил инспектору большой конверт. — Я еще привез с собой несколько образцов почерка Халькиса.
Старик кивнул одному из детективов.
— Запросите в управлении адрес Уны Ламберт, нашего специалиста по почеркам. Пусть попросят ее от моего имени немедленно сравнить образцы почерка в этом конверте с почерком на обугленном клочке бумаги.
Джонсон чуть ли не столкнулся на пороге со славным доктором Праути, который, как обычно, жевал свою сигару.
— Ну, входите, доктор, — сказал инспектор, пребывая в отличном расположении духа. — Опять подвернулась небольшая работенка для вас.
Праути поставил свою черную сумку на пол, снял шляпу и пальто и принялся за работу. Пять минут спустя он положил инструменты и выпрямился.
— Самоубийство. Где оружие?
— Я уже отправил на экспертизу, — сказал инспектор.
— Вероятно, 38-й калибр?
— Правильно.
— Я спрашиваю только потому, что не нашел пули, — уточнил Праути.
— Что вы хотите этим сказать? — быстро спросил Эллери.
Доктор Праути показал выходное отверстие и указал в направлении, куда должна была полететь пуля дальше.
— Наверное, она вылетела через открытую дверь, — догадался инспектор. — Дверь была открыта, когда мы вошли сюда. Пуля должна быть где-то в галерее.
Инспектор вышел. Он прикинул примерное направление полета пули и направился к толстому старому персидскому ковру, который висел на стене напротив. Несколько уколов острием карандаша, и Старик вернулся с торжествующим видом, неся слегка расплющенную револьверную пулю. Инспектор повертел смертоносную пулю в руке.
— Так оно и есть. Он нажал на спуск, пуля прошла через голову, вышла через левый висок с ослабленной силой, вылетела в галерею и попала в ковер.
Эллери обследовал пулю и снова отдал отцу.
Тот вернулся в угол к Вудраффу и Пепперу.
Когда уносили труп, вбежал сержант Белье. Вытянулся перед инспектором и пророкотал:
— Ничего не могу поделать! Никто не звонил по телефону сегодня ночью. По крайней мере, они так говорят.
— Естественно. Тот, кто звонил, просто не сознается, — заметил инспектор. — Ставлю доллар против козьей какашки, что это миссис Слоун ввела своего супруга в курс дела.
Эллери почти не прислушивался к разговорам, он беспокойно ходил по комнате туда-сюда и еще раз обследовал сейф, затем вернулся опять к письменному столу, заваленному бумагами различного рода. Его внимание привлекла книжка в переплете из тончайшей марокканской кожи. На ней золотыми буквами было вытиснено «Дневник». Инспектор заглянул через его плечо. Страница за страницей были покрыты размашистым и весьма характерным почерком. Эллери сравнил этот почерк с тем, каким были написаны заметки, лежавшие на столе. Рука везде была одна и та же.
— Есть что-нибудь интересное? — спросил инспектор.
— Тебе это не будет интересно, папа, — сказал Эллери. — Я думаю, ты считаешь дело закрытым?
21
Хмурое настроение Эллери сохранялось до самого раннего утра. Инспектор тщетно использовал все свое отцовское искусство убеждения, изображая сыну прелести спа в уютной постели. Эллери сидел, сгорбившись в кресле перед слабым огнем камина, и, казалось, забыл обо всем окружающем мире. Он читал дневник Слоуна, найденный на письменном столе. Наконец, усталый инспектор отправился на кухню, сварил кофе и стал пить в полном одиночестве, отмечая свой успех. Славный кофейный запах защекотал в носу у Эллери, он как раз закончил свое чтение. Зевая, он потер слипающиеся глаза, вышел на кухню, налил себе полную чашку кофе, и они стали пить его в полном молчании. Наконец Старик бесшумно поставил свою чашку на стол.
— Не хочешь ли ты, мой мальчик, сказать своему старому отцу о том, что тебя так беспокоит?
— Очень мило с твоей стороны, что ты спрашиваешь об этом, — ответил Эллери. — Ты утверждаешь, что Гильберт Слоун убил своего брата Альберта Гримшо? А теперь я спрашиваю тебя, кто же послал анонимное письмо, которое поставило нас в известность о том, что Слоун и Гримшо — братья? Без сомнения, Слоун не писал этого письма. Он должен был оказаться сумасшедшим, чтобы собственноручно наводить полицию на свой след. Вспомни, как Слоун говорил, что никто, даже Гримшо — его собственный брат — не знал, что Гильберт Слоун и Гильберт Гримшо — одно и то же лицо. Стало быть, я спрашиваю тебя еще раз: кто написал это письмо?
— Естественно, Слоун не писал этого письма, — усмехнулся инспектор. — Но мне это совершенно все равно. Я считаю вполне возможным, что он посвятил кого-то в тайну своей родственной связи с Гримшо, взяв с него обет молчания. Скорее всего, это могла быть его жена, хотя не думаю, что очень вероятно, чтоб она написала анонимное письмо…
— К тому же миссис Слоун, по твоей теории, предупредила своего мужа о делах полиции по телефону, — дополнил Эллери рассуждения отца.
— Верно, — согласился инспектор. — Но здесь я вижу еще один выход. Может, у Слоуна был враг? Чертовски опасный, который навел нас на верный след: миссис Ври-ленд! Она написала письмо. Дело фантазии — способ, каким она узнала о том, что Слоун и Гримшо — братья. Но я спорю…
— Остановись, ты потеряешь свои деньги, папа. Тут что-то не так. Голову дам на отсечение, если… — Эллери не договорил. Оба вздрогнули, услышав телефонный звонок.
— Кто, черт побери, звонит в такой нехристианский час? — воскликнул Старик — Алло! О! С добрым утром, да, прекраснее не бывает. А теперь марш снова в постель. Работа по ночам — просто яд для симпатичных девушек… — Улыбаясь, он положил трубку.
Эллери вопросительно поднял бровь.
— Уна Ламберт. Она полагает, что почерк, которым написано имя на клочке бумаги, — явно почерк Халькиса.
Это известие, казалось, не обрадовало Эллери, настолько оно усиливало позиции инспектора.
— Бог мой, просто не могу поверить, что ты печален из-за того, что все дело закончено. Слоун мертв, а стало быть, мертв тот партнер, который знал об истории с украденной картиной Леонардо. Все это останется полицейской тайной. Мы заставим Джеймса Дж. Нокса вернуть украденную картину в музей Виктории.
— Ты получил ответ на свою телеграмму?
— Ни слова. — Инспектор нахмурил лоб. — Не понимаю, почему не отвечает музей.
Эллери помолчал. Он взял дневник Слоуна и снова перелистал страницы.
— Видишь ли, папа, — сказал он наконец. — Это верно — при поверхностном взгляде вся вина ложится на Слоуна. Но меня смущает именно то, как много улик и как хорошо они согласуются между собой. При более внимательном рассмотрении я наталкиваюсь на некоторые маленькие промахи, которые нарушают всю эту гармонию и выводят меня из равновесия. Например, здесь…
Он поднял дневник и показал его отцу. На левой стороне, где были сделаны последние записи, стояла дата: воскресенье, 20-е октября. На правой стороне, где значилось: понедельник, 11-е октября, было пусто.
— Как видишь, в ночь, которая сыграла роковую роль в жизни Слоуна, не было сделано никаких записей. Я кое-что понял из этого. Я внимательно изучил духовное содержание этого дневника. Из него следует, что Слоун был человеком необычайно обостренной чувствительности, человеком, который любил копаться в каждом малейшем движении души. Прежде всего он считал исключительно важными некоторые любовные переживания и описывал их во всех деталях и частностях, осмотрительно не называя имен своих партнерш. Вот я тебя и спрашиваю, — воскликнул он, — вероятно ли, может ли такое быть, чтобы человек, который драматизирует любое малейшее переживание, не коснулся самого важного и тяжелого шага в своей жизни — а именно решения свести счеты с жизнью только для того, чтобы избежать болезненных признаний?