— Как вы только осмеливаетесь приставать ко мне с какими-то уверениями в любви, вы… вы!.. — воскликнула Джоан. — Вот дверь! Марш отсюда! Знайте свое место!
Эллери предусмотрительно укрылся в нише.
Раздался вопль ярости, грохот в сердцах захлопнутой двери, и Аллан Чейни со сжатыми кулаками пронесся вниз по лестнице.
Дождавшись, пока Аллан исчезнет в своей комнате, Эллери Квин поправил галстук, решительно поднялся на этаж и негромко постучал тростью в дверь комнаты Джоан Бретт.
Молчание было ему ответом. Он постучал еще раз. За дверью раздалось глухое рыдание, и голос Джоан сказал:
— Не смейте входить сюда снова, вы! Не то…
— Это Эллери Квин, мисс Бретт, — сказал Эллери столь будничным тоном, словно для юных дам было вполне естественно отвечать на стук в их дверь рыданиями и грозными посулами. Он терпеливо ждал ответа. В комнате энергично высморкались, затем раздался тоненький голосок:
— Входите, мистер Квин. Не заперто.
Джоан Бретт стояла рядом со своей кроватью, сжимая в руке мокрый носовой платок. По всей уютной комнате была разбросана одежда. На стульях лежали два маленьких чемодана, а рядом широко разинул пасть большой.
Когда требовалось достичь какую-то великую цель, Эллери был способен проявить просто выдающиеся дипломатические способности. Он светски улыбнулся и ненавязчиво заметил:
— Что вы подумали, когда я постучал в первый раз, мисс Бретт? Мне показалось, что я ослышался…
— О! Я… знаете, я часто говорю сама с собой. Глупая привычка, правда?
Джоан указала ему на стул, а сама села на другой.
— Вовсе не такая уж и глупая, — искренне сказал Эллери и сел. — Есть такая поговорка: кто разговаривает сам с собой, у того и денежки в банке. У вас есть в банке денежки, мисс Бретт?
Она слегка улыбнулась сквозь слезы.
— Не так много, к тому же я уже распорядилась перевести их… Я покидаю Соединенные Штаты, мистер Квин.
— Уикс сказал мне. Без вас мы будем здесь безутешны, мисс Бретт, уверяю вас.
Она расхохоталась.
— Вы изъясняетесь галантно, как француз, мистер Квин.
— Во всяком случае, ваше решение можно понять, — сказал Эллери. — Эти бесконечные смерти — одна задругой— кому угодно отравят существование. В этой связи я хотел бы успокоить вас относительно цели моего визита. Дело закрыто, полиция купается в лучах славы и счастлива безмерно. Я пришел к вам исключительно как частное лицо. Я иду своей дорогой, знаете ли, и желал бы выяснить некоторые мелочи, которые уже не имеют существенного значения для земной справедливости и правосудия. — Он серьезно посмотрел на нее. — Что у вас было на уме, мисс Бретт, когда вы той ночью рылись в библиотеке, когда вас заметил Пеппер?
Она оценивающе окинула Эллери холодным взглядом своих голубых глаз.
— Мне показалось, что в тот раз вы не проявили ровно никакого интереса к моим объяснениям, мистер Квин… Я должна признаться и сразу скажу вам, что у меня есть для вас славный сюрприз. Мистер Квин, вы видите перед собой коллегу. Я — детектив.
— Не может быть!
— Да, мистер Квин, да. Я работаю для музея Виктории в Лондоне. К сожалению, не для Скотланд-Ярда, что было бы уж чересчур для моих скромных способностей…
— Чтоб мне провалиться на месте! — пробормотал Эллери. — Однако вы говорите загадками, милая моя. Для музея Виктории? Поясните, пожалуйста.
Джоан стряхнула пепел сигары.
— История довольно тонкая и деликатная. По секретному поручению музея Виктории я поступила к Джорджу Халькису секретарем. Мне поставили задачу — расследовать кражу из музея, следы которой вели к нему
Эллери сразу забыл про свое галантное вступление. Он весь обратился в слух.
— Что за кражу вы имеете в виду, мисс Бретт?
Она повела плечами.
— Кражу фрагмента картины Леонардо да Винчи, который известен в мире искусства под названием «Битва за штандарт». Халькиса мы подозревали в скупке краденого, но у нас не было ни одной надежной зацепки. Пока я работала здесь секретарем, я непрерывно пыталась найти хоть малейший след, ведущий к этой картине. Не получилось…
Затем я вышла на Альберта Гримшо. Картину похитил музейный сторож по фамилии Грэхем, который, как выяснилось впоследствии, оказался Альбертом Гримшо. Первая моя надежда, первый ощутимый результат моих отчаянных усилий забрезжил тогда, когда вечером тридцатого сентября здесь появился человек по фамилии Гримшо. По подробному словесному портрету, которым располагала, я сразу же поняла, что этот человек и Грэхем, исчезнувший пять лет назад из Англии, — одно и то же лицо.
— Отлично!
— Я тоже так считаю. Я подслушивала под дверью библиотеки, но ничего не могла понять из разговора между Халькисом и Гримшо. На следующий вечер, когда Гримшо вернулся в сопровождении высокого незнакомца, счастье от меня отвернулось. До слез было обидно, когда, — тут она густо покраснела, — в решающий момент появился безобразно пьяный Аллан Чейни и стал слоняться по дому. Мне пришлось отводить его в постель, и я не смогла проследить, как гости уходили. От досады у меня совсем опустились руки. Во всяком случае, я твердо убедилась в одном — в том, что тайна украденной картины Леонардо связана с Гримшо и Халькисом.
— Поэтому-то вы и обследовали в ту ночь библиотеку— в надежде найти какую-нибудь новую зацепку в личных бумагах Халькиса? — спросил Эллери.
— Верно. Но и эти поиски не принесли результата, Поскольку я при каждом удобном случае обследовала в доме и в галерее каждый уголок, то была уверена, что картина Леонардо больше не принадлежит Халькису. По нервозному поведению Халькиса и стремлению незнакомца остаться инкогнито я определила, что он тоже замешан в этом темном деле. Я твердо уверена, что судьба картины Леонардо самым тесным образом связана с этим третьим типом, который тогда приходил.
— Вы не смогли установить, кто был этот человек?
Она бросила сигарету в пепельницу.
— К сожалению, нет.
Эллери, терзаемый сомнениями, поглядел на нее долгим взглядом.
— Еще один маленький вопрос, мисс Бретт. Почему вы именно сейчас собираетесь ехать домой — в тот момент, когда все дело достигло своей кульминации?
— По той причине, что я чувствую — задача мне не по зубам.
Она достала из сумочки письмо и подала Эллери. Тот быстро пробежал его глазами. Письмо подписал директор музея Виктории.
— Как видите, я немедленно информировала Лондон обо всем, происходящем здесь. Это письмо — ответ на мое сообщение о высоком незнакомце. Вы же сами прочитали: руководство музея оказалось в сложном положении. После того как инспектор Квин прислал первую телеграмму, между директором и нью-йоркской полицией завязалась активная переписка. Но с первым ответом все же вышла задержка, потому что в музее никак не могли, решиться обнародовать эту малоприятную историю.
Дирекция, как видите, поручает мне вступить в контакт с нью-йоркской полицией и действовать по собственному усмотрению. — Она вздохнула. — Мое собственное усмотрение подсказывает мне, что я не доросла до этого дела. Я решила рассказать все о себе и сообщить то немногое, что знаю, инспектору Квину и после возвратиться в Лондон.
Эллери вернул ей письмо, она аккуратно сложила его и спрятала в оумочку.
— Могу признать, — сказал он, — что охота за картиной способна измотать даже самых матерых ищеек. Она, разумеется, не по силам юной даме. С другой стороны, — тут он сделал многозначительную паузу, — я, быть может, в самое ближайшее время смогу сделать вам парочку полезных намеков.
— Мистер Квин! — Глаза ее сразу засняли.
— Музей санкционирует ваше дальнейшее пребывание в Нью-Йорке, если у вас появится перспектива найти Леонардо?
— О, да! Наверняка, мистер Квин! Я пошлю еще одну телеграмму директору.
— Посылайте! — Он улыбнулся. — На вашем месте я, пожалуй, не спешил бы отправляться в полицию, мисс Бретт. Было бы полезнее для дела, если б вы — как бы это повежливее выразиться — продолжали оставаться под подозрением.
Джоан вскочила.
— Это просто великолепная идея!
— Только это, видимо, опасно, — сказал Эллери. — Нам надо все хорошенько обдумать. Каждый знает, что вас отсюда уволили; без работы, не привлекая к себе внимания, вы в Нью-Йорке оставаться не сможете. И прежде всего, разумеется, не сможете по-прежнему жить на вилле Халькиса… Придумал! — Он схватил ее за руки. — Есть замечательное место, где вы смогли бы работать, не вызывая ни малейших подозрений.
— И где же это?
Они сели рядышком на кровать. Их головы приблизились, и Эллери шепнул на ушко Джоан:
— Вы ведь полностью посвящены в дела Халькиса, не так ли? Есть один человек, которому пришлось вникнуть в эти дела значительно глубже, чем ему хотелось бы. Я имею в виду Джеймса Дж. Нокса!
— О! Великолепно! — также шепотом произнесла она.
— Для Нокса вы будете просто неоценимым работником, — быстро продолжал Эллери. — К тому же прошлой ночью я слышал от Вудраффа, что секретарь Нокса заболела. Я проверну дело так, что Нокс лично предложит вам работу. Но вы будете молчать, как могила. Вы согласитесь принять это предложение, будто и в самом деле намерены зарабатывать деньги за пишущей машинкой. Поняли?
Он не стал дослушивать благодарности Джоан и быстро вышел из комнаты.
Внизу в вестибюле он прислушался и призадумался. Затем быстро пересек коридор и постучал в дверь Аллана Чейни.
Спальня Аллана Чейни выглядела так, словно посреди нее пронесся смерч. Аллан метался из угла в угол, как тигр, и рявкнул на ходу:
— Вечно носит тут кого не попадя!
Эллери, вытаращив глаза, застыл на пороге. Когда молодой человек узнал его, он спросил все же на полто-на ниже:
— Чем могу?..
— Пару слов… — Эллери закрыл дверь.
Аллан попытался взять себя в руки.
— Пожалуйста, садитесь, — пробормотал он.
— Сразу к делу, мистер Чейни, — начал Эллери. — Я все еще имею удовольствие заниматься убийством Гримшо и самоубийством вашего отчима.
— Никаким самоубийством там и не пахло, — ответил Аллан незамедлительно.