– Напомни, зачем мы сюда переехали? – отряхиваю щеку я. – Индусские блевальни и дома есть.
– Они еще беднее, – смеется Доналл, поднимаясь, – там косарь был бы отличным уловом.
Когда его пальцы касаются моей ноги, по спине бегут приятные мурашки, и я машинально подаюсь назад, к его рукам. Обычно после пересчета денег мы празднуем добычу, но сегодняшний косарь выбил меня из колеи. Зато Доналлу хоть бы что: кажется, его амбиции не страдают и от косаря.
– А ты помнишь, какой сегодня день? – тягуче интересуется он.
– Вторник. Возможно, поэтому нам не повезло? По субботам в забегаловки ходит больше людей.
– Дурашка.
Доналл поднимается было, но тут же перекатывается и оказывается сидящим у меня на заднице, как наездник. Через секунду чувствую, как его пальцы начинают разминать мои затекшие плечи. Этому невозможно сопротивляться: слишком круто, чтобы даже пытаться.
– Три года назад в Корке я встретил тебя, печенька, – произносит он.
– Черт!
Опускаю лицо в ковер, сгорая от стыда: не то чтобы забыла… Я даже не пыталась по-настоящему вспомнить, когда наша годовщина. В прошлом году было то же самое, но Доналл случайно проболтался за неделю, что готовит сюрприз, и я успела подготовиться, но сейчас…
– Так и знал, что ты забудешь, – почему-то довольно говорит он. – Не прячь лицо, я хочу видеть твой стыд.
– Нет, – глухо бурчу я.
– Как по-взрослому. Что, еще скажешь, что подарок потерял курьер?
Руки продолжают разминать мне плечи, но куда сильнее, и теперь опускаются ниже. Когда первая волна неловкости спадает, снова поворачиваю голову набок.
– Доналл, я люблю тебя в любой день. – Я пытаюсь исправить положение. – Даже когда у нас нет годовщины.
– Ты невыносимая врушка. Пять минут назад ты меня не любила.
Приподняв голову, пытаюсь скосить на него взгляд, но Доналла не видно. И по голосу не понять, расстроен он или нет, или, может быть, разочарован? Боже, не голова, а чертово сито – ничего не задерживается, даже настолько важная дата!
– Ты… – А как такое спросить, если не напрямую? – Ты злишься на меня?
– Ну, другого я от тебя и не ожидал, – легко отвечает Доналл. – Ты даже про свой день рождения забываешь. И маму твою обычно я поздравляю…
– Прости.
– Эй, печенька, ты серьезно пригрузилась? – опускается он к моему уху. – Забей. Если хочешь, можем вообще ничего не праздновать или делать это в любой день по настроению.
– Три года, – бурчу ворсу ковра, – не верю, что мы уже три года вместе.
Доналл смеется и сползает на ковер, заставляя меня перевернуться. Его узковатые голубые глаза еще сильнее прищуриваются, и теперь в щелочках совсем ничего не видно.
– Насколько виноватой ты себя чувствуешь? – с интересом спрашивает он.
Ах он… Только сейчас понимаю, что все это время он специально выводил меня к этим чувствам, чтобы попросить что-то взамен.
– Не настолько, чтобы продолжать грабить индусские забегаловки.
– Прекрати говорить о работе. – Он прижимает палец к моим губам. – Иначе заставляю тебя рассуждать… в процессе.
– Вот как. – Слежу за его взглядом, опускающимся к моей груди. – Значит, ты просто хочешь потрахаться?
– «Просто» не хочу. У меня подарок.
Когда Доналл поднимается, не могу в очередной раз не отметить его крепкую круглую задницу, которую не способны скрыть даже спортивные штаны. У парней есть всего две красивые части тела: член и задница, в зависимости от степени везения.
В этом вопросе Доналл сорвал джек-пот, и я вместе с ним: у него вообще все в порядке. Еще и плотный торс с широкими плечами и сильными руками. Перед глазами словно встает – о боже, Ифа, это что, каламбур? – его прямой, окруженный короткими рыжими волосами, член. Широкий, с пропорциональной розовой головкой. Рот моментально наполняется слюной, и теперь игривое настроение Доналла становится мне на руку.
– Я чувствую твой взгляд на своей заднице, – сообщает он.
– Она слишком одета.
– Понял, принял. – Доналл без вопросов стягивает с себя штаны, открывая мне почти идеальный вид.
– Боже, надеюсь, что твой подарок – это не стриптиз, – вздыхаю я, – танцор из тебя как из говна пуля.
– На себя посмотри, – бросает он взгляд из-за плеча. – Перед тобой мужик в одних трусах, а ты лежишь мешком.
– Ладно.
Стягиваю с себя футболку, отбрасываю в сторону, и туда же вскоре отправляются джинсы. А еще сдвигаю к стене деньги, которые мы сегодня украли. Доналл прав: о работе мы подумаем позже. Сейчас, когда мой парень покачивает бедрами из стороны в сторону, роясь в ящике тумбы, последнее, о чем я хочу думать, – это грабеж забегаловок.
В конце концов, сегодня три года, как мы встретились в пабе в Корке, надрались, как две свиньи, и переспали у него в крохотной комнате под косым потолком. Что значит – три года, как мы больше не расстаемся.
Однажды я позову его жениться. Сам Доналл вряд ли сделает предложение – он, конечно, помнит про нашу годовщину, день матери или мой день рождения, но вряд ли придает значение кольцам и обрядам. Правда, мне уже хочется замуж… Но следующий год – високосный, так что к концу февраля можно будет как раз подготовиться.
Я уже придумала, как все будет: с какого-нибудь большого дела куплю кольцо, завяжу его в мешочек и помещу в центр эрекционного кольца, а его – в коробку. Представляю, с каким лицом он будет принимать мое предложение!
– Ну что, печенька, ты готова? – возвращается ко мне Доналл, тоже успевший раздеться до трусов.
Когда он опускается на одно колено, у меня едва не останавливается сердце: он что, решил порушить мой план? Но я не успеваю возмутиться: перед глазами вырастает его указательный палец, гордо поднятый вверх.
– Ты опоздал, маффин. – Еле сдерживаю смех. – Я не смеюсь над пальцами уже лет десять.
– Так и знал, что у тебя позднее развитие, – подмигивает Доналл. – Но ты торопишься: это все еще не подарок.
– Это радует, мы ведь уже обсуждали, что засунуть человеку палец в задницу – это не признак любви.
– И я все еще не согласен с этим. Если бы ты засунула палец мне в задницу, я бы тебе слова не сказал.
– Так у меня будет подарок или нет?
– Кажется, ты кое-что забыла. – Доналл резко убирает руки за спину. – Я тут единственный приготовил сюрприз нам на годовщину.
– Ладно. – Делаю виноватую рожицу. – Прости, любимый, больше не повторится. Могу я, пожалуйста, увидеть свой подарок?
– Какая же врушка, – закатывает глаза он. – А знаешь, мне все-таки нравится эта идея.
О чем он говорит? Сейчас все, о чем я могу думать, – это его член. Но пока Доналл не решит, что я достаточно наказана, он не даст даже прикоснуться к своим трусам. Боже, и в кого я влюбилась?
– Не знаю, о чем ты, но готова на все, – подмигиваю я. – Только перестань дразниться и покажи подарок.
Палец возвращается на место у меня перед носом, но уже не один: Доналл успел нацепить на него какой-то странный черный чехол.
– Что это?
Я не успеваю возмутиться: палец уже прижимается к моим губам, и когда Доналл нажимает средним на кнопочку на чехле, начинает вибрировать. Вот оно что: это какой-то особенный вибратор… И он очень приятный.
– Знал, что ты забудешь, поэтому купил подарок, который подойдет обоим, – гордо произносит Доналл, сильнее прижимаясь к моим губам. – Но сегодня опробуем на тебе.
Вибрация опускается ниже, по подбородку и шее к ключицам, потом еще ниже и влево, и вот палец оказывается на моем уже затвердевшем соске. Тело пронизывает возбуждением, но я не отвожу глаз от веснушек на щеках Доналла.
– Люблю тебя, – говорю я тихо.
– Я тебя тоже, но…
Все внутри вспыхивает: что это было за «но»? О боже, нет, он же не решит закончить три года нашего отличного «вместе» только потому, что я забыла об этой чертовой дате?!
Доналл смотрит на меня внимательно, но вдруг его разносит от смеха.
– Ты сумасшедшая дурила, в курсе? – Он убирает палец с моего соска и прижимает меня спиной к ковру. – Видела бы ты свою панику.
– Какое херово «но» ты выдумал?!
– Но сегодня не разрешу тебе только радоваться, потому что ты врушка, дурашка и дырявая башка.
Когда он захватывает зубами мою нижнюю губу, в голове все окончательно путается, и единственное, что удается придумать, – это лизнуть его верхнюю. Это вызывает у него еще один короткий приступ смеха.
– Хочу, чтобы ты придумала, кого мы ограбим, до того, как кончишь, – довольно говорит Доналл. – А уж я постараюсь, чтобы у тебя не было слишком много времени.
– Ты же шутишь?
– Нет, – вибрация возвращается к моему соску, – время пошло.
Я не успеваю ответить: Доналл затыкает меня поцелуем. Пока палец все еще держится на моей левой груди, посылая волны возбуждения по всему телу, его вторая рука собственнически поднимается к моей шее, сжимает… Воздух заканчивается.
Касания губ и пальцев, вибрация, легкое трение почти обнаженных тел – и становится так хорошо, словно я была рождена только для того, чтобы трахаться с Доналлом. Каждый раз, когда он отнимает у меня способность дышать, все становится с головы на ноги, как и должно быть.
Наверное, поэтому мы уже три года не расстаемся ни на день. Его тело ощущается родным, своим, почти не отделимым от моего. И мне не нужен воздух, потому что поцелуи Доналла намного круче. Мы прикасаемся языками, его палец сильнее прижимается к моему соску, и вибрация пронизывает меня до костей.
Это слишком для моей чувствительности: невольно начинаю ерзать, захват горла становится слабее, и вместе с воздухом из гортани вырывается стон, только для того, чтобы затихнуть во рту Доналла.
Он разрывает поцелуй, приподнимается и смотрит на меня с плотоядной улыбкой.
– Уже есть идеи?
– Да. – С готовностью киваю. – Трахни меня быстрее.
– О, да ты не поняла. – Вибрация смещается вниз, пропадает и через пару секунд оказываясь между моих ног. – Идеи, кого мы ограбим следующим.
– Антиквара, – отвечаю первое, что приходит в голову.