«На Земле восемь миллиардов человек. Какого хрена ты паришься из-за одного парня, когда вокруг полно других?» Это наш отпуск, детка. Позволь себе хоть раз в жизни влюбиться в другого…
Она не заканчивает фразу. Мы обе застываем в холле, а моя рука так и повисает в воздухе с ключ-картой, не притрагиваясь к панели. Себастьян стоит в конце коридора рядом с чемоданом и Тобиасом, который замечает нас первым. Он хмурится в естественной для него манере и поджимает губы. Себастьян же отвлекается от разговора и оборачивается к нам.
Кожа леденеет, а язык тяжелеет.
Себастьян, мать его, Кофилд тут. В гребаном Колорадо! Он даже не любит зимнюю погоду и тем более горнолыжный курорт! Я зависаю, рассматривая его. Идеально выглаженные черные брюки, но помятая белая рубашка, поверх которой накинута зимняя куртка. Он с детства сочетает в себе несочетаемое. Небрежно зачесанные темные волосы и карие глаза, сужающиеся в узнавании, – я мгновенно представляю, как Себастьян за несколько секунд до выхода в аэропорт приводил в порядок прическу.
В плане «влюбись в другого» появляется огромная проблема под названием «Счастливого Рождества, Мэдисон Паркер, в одной гостинице с лучшим другом, который разбил тебе сердце!»
День второйМэдисон
Ужас в груди не уменьшается на протяжении всего дня. Мне не удается расслабиться и насладиться катанием на сноуборде. А это одно из самых любимых занятий с детства! Родители шутят, что им кажется, будто кроме сноуборда и учебников по журналистике я ни в чем не нуждаюсь. И, конечно, они заблуждаются. Третьим пунктом в списке всегда оказывалась дружба с Себастьяном. Одержимость, которую я вскармливала больше десяти лет. Потакала ей, а не стремилась изжить. По этой причине находиться с ним в одном пространстве без возможности поговорить и увидеть его улыбку ощущается странно. Незнакомо.
Вчера ночью мы кивнули друг другу и разошлись. Не знаю, чего я ожидала – может, того, что он подойдет ко мне и, как обычно, начнет перебирать мои волосы, пока мое лицо не окрасится в красный от злости, а у него на губах так и останется нахальная ухмылка, которая с годами не исчезает, все больше олицетворяя его.
– Ты как? – Хлоя подходит ко мне, крепко держа в руках доску для сноуборда. – Еще один круг?
Я приподнимаюсь со снега, отряхиваюсь и киваю, надевая горнолыжную маску.
– Не хочешь после пойти со мной в бар?
– Разве ты не идешь на свидание с тем парнем? Бруно вроде.
– Брайан, Хлоя. И это не свидание. Мы просто договорились встретиться.
– Нет, не хочу. Я лучше пройдусь по магазинам и закрою гештальт. И, к твоему сведению, Мэдс, парни не зовут девушек выпить «просто». Он хочет трахнуть тебя! А я как твоя лучшая подруга считаю, что ты должна трахнуть его!
Она отъезжает, начинает медленно спускаться по склону и оставляет последнее слово за собой, словно я не понимаю, что Брайан не рассчитывает обсуждать со мной погоду. Согласиться встретиться с парнем до того, как Себастьян появился в гостинице, было несложно. Сейчас все кажется неправильным.
Как мы вообще оказались в одном месте? Я не верю в случайное стечение обстоятельств, особенно в том случае, когда Себастьяну нужно заплатить миллион баксов, чтобы он вообще ступил на горнолыжный курорт. Может, с недавних пор мы и прекратили общение, но должно пройти еще очень много лет, чтобы я смогла забыть все его привычки и предпочтения.
Снег летит мне в лицо, ветер бьет по щекам, когда я рывком начинаю движение. За склоном, к которому направляются жители гостиницы «Снежный дом», виднеются сверкающие от солнца горные вершины. Я проезжаю заснеженные сосны и глубоко дышу, наслаждаясь видами. Небо с высоты тысячи метров кажется бездонным.
Взлетаю на гребень холма и замечаю несущуюся вниз и медленно раскачивающуюся по сторонам Хлою. На моем лице появляется улыбка, а любимое с детства занятие наконец расслабляет, тело становится одним целым с доской. Я совсем забыла, какие красивые пейзажи Брекенриджа можно увидеть во время спуска по склону вдоль соснового леса. Это отличается от фотографий в интернете и статичных картинок.
– Ты была хороша! – Хлоя хлопает меня по плечу. – А то мне показалось, что пропала та Мэдс, которая всегда надирает мне зад и приезжает первой.
– Как же здесь классно! – восклицаю я, когда мы подходим к подъемнику. – Теперь мне не так грустно, что с нашей гостиницей вышел облом. Эти виды стоят лишних двух тысяч баксов, которые мы отдали, чтобы кататься на частном склоне!
Мы планировали вернуться в номер к четырем часам дня, но только в шесть пересекаем порог комнаты. Я сбрасываю с себя одежду и быстро захожу под горячие струи душа, чтобы к девяти быть готовой спуститься в бар. Не стану лгать: если бы Себастьян не находился со мной в одной гостинице, я бы не так сильно волновалась за внешний вид. Совет от мамы, полученный за пару дней до отъезда, звучит в голове как напоминание:
«Если жизнь снова сведет тебя с человеком, который причинил тебе боль, ты должна быть готова выглядеть идеально. Тогда он расстроится не от того, что в нем взыграет совесть из-за твоего несчастного вида, а от потери».
И, учитывая, что мама плохого советовать не станет, я перестаю крутить сережку, пытаясь себя чем-то занять, и делаю пару глубоких вдохов, приглаживая волнистые волосы, которые сверкают в размытом зеркале полутемного лифта. Белая атласная кофта с открытой спиной и лентой на шее вынуждают нервно подергивать ногой от волнения. Это не моя одежда. Хлоя одолжила, сказав, что верх будет отлично сочетаться с черной мини-юбкой и сапожками-трубами того же цвета.
Желтый приглушенный свет начинает бить по рассудку, и я прикусываю губу, стараясь не застонать в голос от желания сбежать. Вот чувствую, что стоит закрыться в номере и смотреть с Хлоей «Отчаянных домохозяек», но продолжаю идти, протискиваясь между маленьких круглых столиков, и поднимаю руку, коротко здороваясь с Брайаном. Перед тем как встать, он поправляет галстук и проводит ладонью по белоснежной рубашке. Его рот приоткрывается от изумления.
– Ты… ты выглядишь потрясающе, – сглатывает Брайан и отводит глаза в сторону, проведя рукой по подбородку. – Нет, правда, у меня нет слов, Мэдисон.
Клянусь, кожу уже должно покалывать от разности. И все же брошенное невпопад в тот момент, когда мы оба тяжело дышали, «Ты чертовски сексуальная, Мэдс», принесло мне гораздо больше удовлетворения.
– Спасибо. Ты тоже выглядишь прекрасно, Брайан. – Усаживаюсь на противоположную сторону дивана рядом с окном в огороженном от посторонних глаз месте.
– Я думал, ты уже не придешь.
– Ты не сказал точное время, и мне показалось, что девять вечера идеально подходит для встречи. А ты долго ждал?
– С пяти вечера. – Он хмыкает, а после того, как замечает мой удивленный взгляд, пожимает плечами. – Бар открывается в пять. Раньше в Брекенридже попросту невозможно попасть сюда.
– А ты вправду серьезно настроен на то, чтобы получше узнать друг друга.
И это все не вяжется, отдается каким-то неприятным покалыванием по спине. Атмосфера дорогого ресторана, который местные называют баром, дизайнерские костюмы и часы, вино, чей возраст составляет не меньше двадцати лет, и учтивые комплименты. Кажется, в несуществующем «Красном склоне» с обещанными хот-догами больше правдивости. Или я просто не из этой среды.
– Откуда ты, Мэдисон?
Я поджимаю губы, не позволяя себе исправить его, потому что не люблю свое полное имя.
– Нью-Йорк. Ты?
– Нейплс.
Я должна была догадаться. Богатенький джентльмен с загаром, словно посещает солярий каждый день, живет в одном из самых дорогих городов США. Мы отдыхали там с семьей Себастьяна, и даже моих родителей – успешных людей – удивил ценник.
Неужели все вокруг просто обязано ассоциироваться с ним? Потому что в возрасте двенадцати лет, находясь в Нейплсе, я поняла, насколько серьезна влюбленность в Себастьяна, когда он впервые назвал меня красивой.
– И как тебя занесло в Колорадо?
– У моей семьи здесь частный дом. Мы проводим каждое Рождество в Брекенридже. – Он улыбается официанту, когда тот наполняет наши бокалы красным вином. – К сожалению, произошла неполадка, и электричества не будет еще несколько дней. Поэтому я здесь.
– И теперь ты вынужден проводить сочельник в «Снежном доме». – Хмыкаю. – Тебе грустно от этого?
– Нисколько. Я ведь встретил здесь тебя.
Его комплименты сладкие, но горечь вина позволяет держать баланс и не фыркать. Отлично, Мэдс, ты думаешь, как грубиянка! Возможно. Но общение с мужчинами у меня ограничивалось Себастьяном и его командой. А они скорее напугают до смерти всех присутствующих, чем позволят себе сидеть, поправляя салфетку из ткани на брюках.
– Ты умеешь кататься на сноуборде?
– Конечно! Мы с семьей выступаем здесь на ежегодных соревнованиях. – Он поднимает взгляд, улыбаясь мне из-за бокала; складка между бровями расправляется, словно ему стоит усилий вести себя спокойно после моего очевидно глупого вопроса. – Видел тебя сегодня на склоне. Твоя езда впечатляет.
И даже обнаруженное общее хобби не усиливает мой интерес.
– Спасибо. Я, правда, не участвую в соревнованиях, но каждую зиму выбираюсь на горнолыжный курорт.
– Тебе стоит попробовать…
Я должна была осознать раньше, за секунду до того, как человек за моей спиной начнет говорить, что мурашки появились не из-за холода. Обязана была вспомнить, что только его присутствие вызывает подобную реакцию в моем теле.
– Не помешаю? – Себастьян сразу садится, показывая, что не нуждается в разрешении. Я застываю, оценивая острые скулы и тяжелый блеск в глазах, который появляется, когда он смотрит на Брайана. – Привет, Мэдисон.
Себастьян не поворачивается ко мне, чтобы хоть немного проявить уважение.
– Вы знакомы?
– Да, – виновато улыбаюсь Брайану, не зная, куда себя деть. – Мы дружили в школе.