– Послушай, я ведь уже извинился, – сказал я. – Ну что тебе еще от меня надо? Никто ведь не пострадал, машины тоже целы…
– Да таких дерьмовых водил, как ты, и близко к дороге подпускать нельзя! – завопил он. – Ведь ты, ублюдок, кому хочешь под колеса попадешься!
Тогда из машины вылез Рэндом и сказал:
– Слушай, милок, вали-ка ты своей дорогой! – В руке Рэндом держал пистолет.
– Убери, – быстро сказал я, однако он не послушался и спустил предохранитель.
Наглый хмырь развернулся и бросился бежать; широко раскрытые глаза его побелели от страха, челюсть отвисла.
Рэндом поднял пистолет и аккуратно прицелился прямо в спину бегущего; мне удалось стукнуть его по руке, как раз когда он выстрелил.
Пуля чиркнула по бетонному покрытию и срикошетила назад.
Рэндом резко повернулся ко мне; лицо его было белым как мел.
– Ты, кретин чертов! Одним этим выстрелом можно было поджечь цистерну!
– А еще – пришить этого типа. Ты ведь в него целился?
– Ну и что? Кому какое дело? Все равно мы больше ни разу не сможем проехать по этой дороге еще лет пятьдесят по крайней мере. Ублюдок осмелился оскорбить принца Амбера!.. Я ведь, между прочим, твою честь защищал.
– Свою честь я способен защитить сам, – медленно проговорил я, и душу мою вдруг охватило какое-то холодное ощущение собственного могущества. – Так что мне надлежало решить: убивать его или нет. Если бы я захотел, то сделал бы это. – Я с трудом сдерживал охвативший меня бешеный гнев.
И тут Рэндом виновато опустил голову.
Я услышал, как захлопнулась дверца грузовика, и цистерна ринулась по дороге вниз.
– Прости меня, брат, – сказал Рэндом. – Я бы никогда не осмелился… Но ужасно обидно было слушать, как кто-то из этих разговаривает с тобой таким тоном. Я понимаю: мне, разумеется, следовало подождать, пока ты сам решишь, как с ним поступить. По крайней мере, я должен был сначала посоветоваться с тобой.
– Ладно. Что там говорить. Давай выбираться на дорогу, – сказал я ему. – И поехали дальше, если сможем.
Задние колеса увязли в грязи по самые оси. Я озадаченно смотрел на них. Но тут Рэндом окликнул меня:
– Давай поднимем ее – я за передний бампер, ты за задний – и отнесем на дорогу… а потом на всякий случай поедем все-таки по левой стороне.
Он говорил совершенно серьезно.
Он не предупреждал меня, что сила притяжения здесь меньше, но мне и в голову не приходило, что поднять заднюю часть «Мерседеса» будет настолько легко. С другой стороны, ничего иного мне не оставалось: Рэндом явно именно этого от меня и ожидал; в данном случае провести его было бы невозможно.
Так что я присел на корточки, взялся за бампер и начал потихоньку выпрямлять ноги. Задние колеса с чавканьем вылезли из земли. Машина была – черт побери! – довольно-таки тяжелой, но я вполне мог ее держать, да еще в полуметре над землей!
При каждом шаге я погружался сантиметров на пятнадцать в мягкую почву, однако машину нес. И Рэндом тоже на своем конце вполне справлялся.
Мы поставили ее на дорогу, и мышцы лишь чуть-чуть ныли от напряжения. Потом я снял ботинки, вылил из них грязную жижу, вытер изнутри пучком травы, выжал носки, счистил грязь с брюк, швырнул свою обувь под заднее сиденье и босиком залез в машину.
Рэндом тоже быстренько прыгнул на свое сиденье и произнес:
– Слушай, я бы хотел еще разок перед тобой извиниться…
– Да ладно, – сказал я. – Дело прошлое.
– Да, конечно, но мне бы не хотелось, чтобы у тебя оставалась заноза в памяти…
– Не останется, – успокоил я его. – Просто отныне умерь свой пыл, когда речь идет о человеческой жизни. По крайней мере в моем присутствии.
– Хорошо, – пообещал он.
– Тогда поехали. – И мы двинулись дальше.
Сначала мы долго пробирались по узкому, засыпанному камнями ущелью, потом миновали какой-то странный город, который, казалось, целиком был сделан из стекла или чего-то в этом роде; здания там были высокими, узкими и поразительно хрупкими, а люди просвечивали под розовым солнцем так, что отчетливо видны были их внутренние органы и даже остатки пищи, съеденной недавно. Прозрачные люди, толпясь на перекрестках, удивленно смотрели на мчащийся мимо автомобиль, однако ни один не махнул нам вслед рукой и ни один не решился перейти нам дорогу.
– Подданные Карла Великого надолго запомнят это событие, – заявил мой брат.
Я только кивнул.
Затем дорога как таковая кончилась: теперь мы ехали по какому-то бесконечному пласту силикона. Потом пласт стал у́же и превратился как бы снова в дорогу, а еще через некоторое время слева и справа от нас появились болота, глубокие, полные коричневой вонючей жижи. Я заметил – клянусь! – как настоящий диплодок высунул из болотной воды голову и уставился прямо на нас. Потом над нами низко пролетел гигантский крылатый ящер с перепончатыми, как у летучей мыши, крыльями. Небо теперь было ярко-синим, а золотое, цвета опавших листьев солнце светило вовсю.
– У нас осталось меньше четверти бака, – сообщил я.
– Ну ладно, – сказал Рэндом. – Останавливай машину.
Я остановил и стал ждать.
Довольно долго – может быть, минут пять-шесть – брат молчал, потом промолвил:
– Поехали дальше.
Километров через пять мы наткнулись на груду бревен, и я начал ее объезжать. Вдруг прямо посреди завала появилась какая-то дверь, и Рэндом велел мне:
– Останови машину и посигналь.
Я повиновался; вскоре бревенчатые ворота задвигались на своих огромных железных петлях, заскрипели и распахнулись.
– Заезжай, – сказал Рэндом. – Это неопасно.
Я проехал в ворота и слева заметил три красноголовые бензоколонки «Эссо», а за ними – самый обыкновенный маленький домик, какие я бесчисленное множество раз видел на бензозаправочных станциях, но при более, так сказать, ординарных обстоятельствах. Припарковавшись возле одной из бензоколонок, я стал ждать.
Паренек, что вышел из домика, был не выше полутора метров ростом, однако немыслимо толстый, а нос у него цветом напоминал спелую землянику. В плечах – косая сажень.
– Что вам угодно? – спросил он. – Машину заправить?
Я кивнул и сказал:
– Обычным.
– Подайте чуточку назад, пожалуйста, – попросил он.
Я подал назад и поинтересовался у Рэндома:
– А деньги-то мои здесь годятся?
– А ты на них посмотри, – предложил он мне, и я заглянул в бумажник.
Он был набит какими-то оранжевыми и желтыми бумажками, в уголках – римские цифры и буквы «Д. P.».
Рэндом, ухмыляясь, наблюдал за мной.
– Видишь, как здорово я обо всем позаботился, – сказал он.
– Да уж. Между прочим, хочется есть.
Мы осмотрелись и обнаружили неподалеку вывеску, с которой знакомый тип, что обычно рекламирует «Жареных цыплят из штата Кентукки», смотрел на нас, окруженный совсем другими животными.
Клубничный Нос слил остатки бензина на землю, повесил шланг обратно, подошел к окошку и заявил:
– Восемь королевских монет.
Я отыскал купюру с пометкой «V.Д.Р.», прибавил еще три с пометкой «I.Д.Р.» и передал ему.
– Спасибо, – сказал он и сунул деньги в карман. – Проверить вам масло и воду?
– Да, пожалуйста.
Парень добавил немножко воды, сообщил, что масло в норме, и слегка протер ветровое стекло грязным лоскутом. Потом махнул нам на прощание рукой и пошел к себе под навес.
Мы доехали до закусочной «Кенни Рой. Жареные ящеры Кентукки» и купили целую корзину еды, да еще упаковку слабого солоноватого пива. Потом умылись в уличном туалете, погудели у бревенчатых ворот, и наконец человек с алебардой на правом плече открыл ворота и выпустил нас.
Мы снова выехали на прежнюю дорогу.
И тут прямо перед нашим носом на шоссе выпрыгнул тиранозавр, подумал немного и побрел по своим делам дальше, куда-то влево. Над головой пролетели еще три птеродактиля.
– Ах, как не хочется расставаться с небесами Амбера! – воскликнул Рэндом. Я не очень-то понял и что-то пробурчал ему в ответ. – Но почему-то мне страшно – вот так, сразу… – продолжал он. – Нас запросто могут на куски разорвать.
– Это уж точно, – согласился я.
– С другой стороны, эти места мне что-то не очень нравятся.
Я кивнул, и мы поехали дальше. Наконец силиконовая равнина осталась позади; теперь нас со всех сторон обступили голые скалы.
– А что ты делаешь сейчас? – осмелился я спросить Рэндома.
– Ну, раз у меня с небесами все получилось, я хочу попробовать добраться и до земли, – ответил он.
Скалы перестали тесниться, между ними появились проплешины. Через некоторое время земли стало значительно больше, а скалы торчали лишь кое-где. Наконец я увидел яркие пятна зелени – сначала лишь отдельные клочки травы, однако необычайно зеленой, изумрудной; во всяком случае на Земле, насколько мне было известно, такая не росла.
Вскоре зелени стало больше.
Появились первые деревья, разбросанные поодиночке вдоль дороги. Потом мы оказались в лесу.
Ах, что это был за лес!
Я никогда в жизни не видел подобных деревьев – мощных, в великолепных, глубокого сочно-зеленого цвета лиственных уборах, с легким золотистым отливом. Деревья высились, точно башни; они, казалось, достигали небес. То были немыслимо огромные сосны, дубы, клены и еще какие-то другие деревья, названий которых я не знал. Их ветви чуть колыхались под легким ветерком, наполняя воздух дивным ароматом. Я сразу ощутил этот аромат, едва приоткрыв окно. И мне тут же захотелось открыть все окна, чтобы ветер вольно гулял по салону автомобиля и можно было полной грудью вдыхать живительный лесной воздух.
– Арденский лес[6], – спокойно сказал тот, кто называл себя моим братом; впрочем, я знал, что он именно мой брат, и любил в нем эту спокойную мудрость и отчасти завидовал ему – потому что он все это знал и помнил так хорошо.
– Брат, – произнес я с чувством, – ты прекрасный спутник! Лучший, чем когда-либо у меня был. Благодарю тебя.