В зале воцарилось полное молчание. Кейн приблизился к Эрику, держа в руках алую подушечку, на которой лежала корона Амбера. Кейн преклонил перед будущим королем одно колено и замер, протягивая корону Эрику и предлагая взять ее.
И тут меня рывком подняли с пола и поволокли вперед. Я понял зачем. Эта мысль поразила меня как молния. Я сопротивлялся изо всех сил. Но меня сбили с ног и подтащили к подножию трона.
Вновь зазвучала музыка. Теперь она играла «Зеленые рукава»[11]. Джулиан, стоявший позади меня, провозгласил:
— Восславим же нашего нового короля! — А потом мне на ухо прошептал: — Возьми корону и подай ее Эрику! Он сам наденет ее!
Я не отрываясь смотрел на корону Амбера — тяжелый серебряный обруч с семью зубцами, каждый из которых венчал драгоценный камень. Кроме того, она была буквально усыпана изумрудами, а по бокам, над висками, сияли два огромных рубина.
Я не двигался. Перед моим мысленным взором возникло лицо отца, увенчанного этой короной.
— Никогда! — сказал я и почувствовал удар по левой щеке.
— Возьми ее и подай Эрику! — повторил Джулиан. Я тоже попытался его ударить, но меня держали крепко. Джулиан снова ударил меня.
Я еще раз посмотрел на корону, на ее острые высокие зубцы.
— Хорошо, — сказал я и, как бы решившись, протянул руку.
Я поднял корону обеими руками, подержал так секунду, затем быстро возложил себе на голову и провозгласил:
— Короную себя, принца Корвина, и провозглашаю королем Амбера!
Корону с меня немедленно сорвали, она вновь была водружена на подушку. Я же получил несколько ощутимых ударов в спину. По залу пронесся легкий шум.
— Возьми корону и подай ее Эрику! — злобно прошипел Джулиан. — Ну же!
Еще один пинок сзади.
— Хорошо, — сказал я, чувствуя, что рубашка на спине промокла.
На этот раз я метнул корону прямо в Эрика, стараясь попасть ему зубцами в глаза.
Он поймал ее на лету правой рукой и улыбнулся, глядя, как меня избивают.
— Благодарю тебя, — промолвил он. — А теперь слушайте все: и те, что присутствуют в этом зале, и те, что внемлют мне в Тени! Сегодня я собственноручно короную себя и принимаю титул короля Амбера! Я беру скипетр и принимаю Амбер под свое покровительство! Я честно победил в борьбе за этот трон и отныне буду владеть им по праву крови!
— Лжец! — закричал я, но мне зажали рот.
— Я короную себя и нарекаю Эриком Первым, королем Амбера, Янтарного Королевства!
— Да здравствует король! — трижды провозгласили все присутствующие.
И тогда Эрик наклонился ко мне и прошептал:
— Глаза твои видели сегодня величайшее зрелище из всех, какие ты когда-либо увидишь снова. Эй, стража! Отвести Корвина обратно в кузницу и выжечь ему глаза! Пусть сегодняшняя церемония будет последним, что они увидят. А потом заточить пленника в самом глубоком и темном подземелье, и да будет имя его предано забвению!
Я плюнул ему в лицо, и меня снова жестоко избили.
Я пытался сопротивляться, но меня силой выволокли из тронного зала. Никто даже не обернулся в мою сторону. Последнее, что я увидел, был Эрик, восседающий на троне с милостивой улыбкой.
Его приказ был исполнен незамедлительно. К счастью, я потерял сознание до того, как они закончили.
Не представляю, сколь долго я провалялся без чувств. Очнувшись в полном мраке, на который отныне был обречен, я почувствовал ужасную боль в глазницах. Может быть, именно тогда, увидев приближающееся к моим глазам раскаленное железо, я и произнес свое страшное проклятие; может быть, и раньше. Не помню. Но я знал: Эрику никогда спокойно не править в Амбере, ибо проклятие принца Амбера, произнесенное в неистовстве, всегда сбывается.
От боли я вцепился зубами в пучок соломы. Слез не было — и в этом заключалось самое страшное. Меня окружала тьма. Бог знает, сколько прошло времени, прежде чем я погрузился в спасительный сон.
Я проснулся вместе с болью. Встал, шагами измерил свою темницу. Четыре шага в ширину, пять в длину. В одном углу — куча соломы и соломенный тюфяк сверху, в другом — отверстие в полу для отправления естественных потребностей. В нижней части двери — небольшое отверстие, закрытое дверкой, и полочка. На полочке стоял поднос с куском черствого хлеба и кувшином воды. Я поел и напился, но это мало мне помогло.
Голова раскалывалась от боли, и душа страдала не меньше.
Я почти все время спал, никто ко мне не приходил. Я просыпался, ел, бродил по камере и снова засыпал.
По моим подсчетам, прошло дней семь. Боль в глазницах наконец утихла. Но ненависть к брату моему, ставшему правителем Амбера, ярким пламенем пылала в моей груди. Лучше бы он меня убил!
Интересно, как на мое ослепление реагировали жители?
Когда окружающий меня ныне мрак достигнет границ Амбера, Эрик — я был уверен! — еще пожалеет о содеянном. Эта мысль немного согревала.
Так начались для меня дни бесконечного мрака. Впрочем, даже если бы глаза у меня были, я все равно не смог бы отличить в этой темнице день от ночи, ибо здесь не было ни окон, ни света.
Время текло само по себе, словно проходило мимо. Порой от этой мысли меня бросало то в жар, то в холод. Сколько же все-таки я здесь нахожусь? Месяцы? Или только часы? Или недели? А может быть, годы?
Я совершенно утратил способность ощущать течение времени. Я спал, ходил по камере (я уже помнил наизусть каждую выбоинку), вспоминал былое, свои деяния и то, чего сделать не успел… Иногда просто сидел, скрестив ноги, в оцепенении, дыша медленно и глубоко, пытаясь вывернуть наизнанку свою память, пока хватало сил и терпения. Порой это помогало — думать ни о чем.
Да, Эрик поступил умно. Я сохранил свою силу и могущество, но теперь они были бесполезны. Слепой не в состоянии пройти через Тень.
Моя борода уже достигала груди, волосы тоже сильно отросли. Сначала мне все время страшно хотелось есть, затем аппетит почти прошел. Порой, при резких движениях, сильно кружилась голова.
Во сне — а снились мне чаще всего кошмары — способность видеть возвращалась, и это причиняло мне при пробуждении особые страдания.
Однако некоторое время спустя я как бы отрешился от своего горя и тех событий, которые предшествовали моему ослеплению. Порой казалось, что это случилось вовсе не со мной, а с другим человеком. Странно, но это тоже было похоже на правду.
Я, наверное, сильно исхудал, выглядел тощим и бледным. Плакать я не мог, хотя иногда мне очень этого хотелось; слезные железы были явно повреждены. Чудовищно! Сама мысль об этом вселяла в меня ужас.
Однажды посреди этого бесконечного мрака я вдруг услышал, что кто-то скребется в дверь, но не обратил на это внимания.
Звук повторился, и снова я не ответил.
Потом кто-то позвал меня по имени.
Я подошел к двери.
— Кто это?
— Это я, Рейн, — раздалось в ответ. — Как вы там?
Я рассмеялся:
— Отлично! Просто превосходно! Бифштексы и шампанское каждый вечер! И юные танцовщицы!.. Господи, нашел о чем спросить!
— Мне очень жаль, — произнес он, — что я ничем не могу помочь вам.
В его голосе чувствовалась искренняя боль.
— Спасибо, — сказал я.
— Я бы все для вас сделал, если бы только мог!
— Знаю.
— Я вам тут кое-что принес. Возьмите, пожалуйста.
Окошечко в двери скрипнуло, открываясь.
— Что это?
— Чистая одежда. Свежий хлеб, головка сыра, говядина, две бутылки вина, сигареты, спички…
У меня ком в горле застрял.
— Спасибо, Рейн. Ты молодчина! Как это тебе удалось?
— Я хорошо знаю одного стражника… Он не проговорится — слишком многим мне обязан.
— Ничего. Свой должок он сумеет вернуть, сделав донос на тебя, — сказал я. — Так что лучше больше не приходи, хотя твой приход мне очень приятен. И я, конечно, постараюсь уничтожить все следы.
— Мне очень жаль, что все получилось именно так, а не наоборот, Корвин.
— Мне тоже. Спасибо, что хоть помнишь обо мне: всем ведь приказано забыть…
— Ну, это нетрудно.
— Сколько времени я здесь?
— Четыре месяца и десять дней, — ответил Рейн.
— Что нового в Амбере?
— Эрик сидит на троне. Этом и все.
— А что Джулиан?
— Отправился обратно в Арденский лес со своим войском.
— С чего бы это?
— Странные вещи происходят ныне в Тени…
— Так. А Кейн?
— Он еще в Амбере. Наслаждается жизнью. Вино и женщины.
— А Джерард?
— Он адмиралом всего флота.
Я вздохнул с некоторым облегчением. Я опасался, что его уступка мне и отход к югу во время того сражения будут иметь дурные последствия.
— От Рэндома ничего не слышно?
— Сидит здесь же, в верхних камерах.
— Что? Неужели его схватили?
— Да. Он прошел Образом Ребмы и заявился во дворец с арбалетом. Ему удалось ранить Эрика, прежде чем его успели схватить.
— Да ну! Почему же Рэндома не убили?
— Прошел слух, что он женат на знатной даме из Ребмы. А Эрик не хочет портить с Ребмой отношения. У Мойры сильное королевство, поговаривают, будто Эрик даже хотел к ней посвататься. Слухи, конечно. Но занятные.
— Да уж, — сказал я.
— Вы ведь ей нравились, правда?
— Возможно. А ты-то откуда знаешь?
— Когда Рэндому выносили приговор, я улучил момент и успел с ним поговорить. Леди Виала утверждает, что она жена Рэндома, и просит разрешения присоединиться к нему в тюрьме. Эрик все еще не решил, что ей ответить.
Я вспомнил о слепой девушке из Ребмы, которой никогда не видел, и задумался о превратностях судьбы.
— Давно все это произошло?
— М-м-м… Тридцать четыре дня назад, — ответил Рейн. — То есть это Рэндом тогда объявился. А Виала подала свое прошение неделей позже.
— Необычная, должно быть, дама. Она что же, действительно любит Рэндома?
— Мне так кажется, — сказал Рейн. — Более странный брак трудно себе представить.
— Если тебе удастся увидеть Рэндома, передай ему от меня привет и скажи: мне очень жаль, что все так получилось.