И что же делать?
Лично я допил вино и отправился спать.
Наутро я посетил собрание генерального штаба Блейза. Четыре адмирала, каждый командовал примерно четвертью флотилии, и целый взвод армейских офицеров. Всего десятка три высокопоставленных чинов – больших краснокожих и маленьких волосатых. И мы двое.
Совещание продолжалось часа четыре, потом прервались на обед. Выступить решили через три дня. Чтобы открыть путь в Амбер, необходим принц крови, так что я поведу флотилию на борту флагмана, а Блейз возглавит пехоту при походе через Тени.
Несколько удивленный таким раскладом, я спросил Блейза, что было бы, если бы я не подвернулся и не предложил свою помощь. Получил два ответа: в одиночку ему бы пришлось сперва провести флот, оставив его вдали от берегов, и вернуться на одном из кораблей в Аверн, после чего вести пешую часть войска для встречи в условленном месте; а еще – он целенаправленно искал бы Тень, в которой кто-нибудь из братьев согласится ему помочь.
Последнее меня, признаться, насторожило, хотя я и знал, что я – это на самом деле я. Первый же вариант мне показался неосуществим: флот вдали от берегов не сможет увидеть сигналов с берега, а уж шанс пропустить условленную дату встречи – учитывая погрешности, неизбежные для армии такого размера, – слишком велик, как по мне, чтобы этот генеральный план выглядел сколько-нибудь разумным.
Но вот по части тактики Блейз всегда блистал, и, когда он разложил собственноручно начертанные карты Амбера и прилегающих территорий и подробно изложил задуманный им порядок боевых действий, я лишний раз убедился, что он – принц Амбера, непревзойденный в коварстве своем.
Вот только противостоял нам другой принц Амбера, который явно занимал более сильную позицию. Что меня весьма тревожило, однако день коронации неумолимо приближался, и иного выхода у нас, похоже, не оставалось, а потому я решил идти до конца. Проиграем – нас сотрут в порошок, но пока Блейз оставался самой серьезной угрозой для Эрика, плюс у него был план действий, реализуемый в наши жесткие сроки, а у меня нет.
Пока же я бродил по просторам Аверна, запечатлевая в памяти туманы долин и ущелий, курящиеся кратеры, яркое-яркое солнце на безумного цвета небосводе, ледяные ночи и слишком жаркие дни, скальные нагромождения и обильные темные пески. Мелкое, но безбашенное и нередко ядовитое зверье. Растения, большие и пурпурные, вроде здоровенных бритых кактусов. Уже на второй день, стоя на утесе над морем под башней из темных как саранча туч, я решил, что мне нравятся эти края и, если уж сынам Аверна предстоит сложить свои головы в битве богов, я однажды увековечу их подвиги в песне – если, конечно, уцелею сам.
Это слегка утешило мое беспокойство, и я погрузился на корабль и принял под командование флот. Если мы победим, их ждут вечные пиры в палатах бес-смертных.
Я был проводником и открывающим путь[76], и сердце мое радовалось.
На следующий день мы вышли в море, и я рулил всем с флагманского корабля. Я провел нас сквозь шторм, и мы оказались заметно ближе к цели. Я провел нас сквозь колоссальный водоворот и вывел еще удачнее[77]. Я провел нас сквозь усеянное рифами мелководье, и подводные тени стали глубже, а колер волн стал напоминать родные моря Амбера. Итак, я по-прежнему владел этим искусством, я мог влиять на нашу судьбу во времени и в пространстве. И я мог доставить нас домой. Ко мне домой, разумеется.
Мы миновали странные острова, где на ветвях орали зеленые птицы, а зеленые обезьяны, свисая с деревьев, подобно плодам, раскачивались, иногда верещали и швыряли камни в море. Целились, конечно же, в нас.
Я направил нас мористее, а затем развернул флот обратно к берегам.
Блейз в это время вел армию сквозь равнины всех миров, и я знал, что он справится, преодолеет все преграды, которые устроил по пути Эрик. Мы регулярно переговаривались с помощью карт, и я знал о всех его потерях. Десять тысяч полегли в баталии против кентавров, пять тысяч погибли при колоссальном землетрясении, пятнадцать сотен унесла внезапно охватившая лагеря чума. Девятнадцать тысяч погибли или пропали без вести при переходе сквозь неведомые мне джунгли, где на головы им из странных жужжащих штуковин рушился напалм[78]. Шесть тысяч дезертировали в краю, который приняли за землю обетованную, пятьсот осталось в пустыне, когда позади войска вдруг выросло до небес грибовидное облако[79]. Восемьдесят шесть сотен погибли, пересекая долину со странными гусеничными самоходками, плюющимися огнем. Восемь сотен безнадежно больных просто отстали по пути, две сотни погибли от наводнений, пятьдесят четыре бойца были убиты на дуэлях между собой. Три сотни отравились незнакомыми плодами, бегущая лава бизонообразных животных растоптала насмерть еще тысячу, семьдесят три сгорели вместе со своими палатками в пожарах, полторы тысячи сгинуло при переправах через реки, а две тысячи убили ветра, пришедшие с голубых холмов.
Мне, можно сказать, повезло: я за это время потерял всего сто восемьдесят шесть кораблей.
Уснуть – и видеть сны? Вот и ответ[80]. Но Эрик прав: государь не ведает сна. Он уничтожал наши силы – постепенно и методично. До его коронации всего несколько недель, и, конечно, он понимал, куда и зачем мы идем, – а потому нас становилось все меньше и меньше.
Прописано, что лишь принцу Амбера дано перемещаться меж Тенями, хотя он, конечно, может вести или направлять любое количество спутников по собственному маршруту. И мы продвигались вперед, несмотря на потери, но – в Тени. А Тень… не могу не сказать: есть Тень, и есть Материя, в этом вся суть. Материя – это лишь Амбер, настоящий город на настоящей Земле, где собрано все, что было, есть и будет. А Тень – это бесконечность вероятностей. Всякая возможность где-то да существует, будучи Тенью чего-то настоящего. Амбер самим существованием своим отбрасывает тени во все стороны бытия. А что там, за пределами его – кто знает? Тень простирается от Амбера до Хаоса, и в ней возможно все.
Существуют три способа преодолеть Тень, и все три очень трудны.
Принц крови может спокойно двигаться, пересекая Тень, заставляя окружающую среду меняться по пути до тех пор, пока она не обретет желаемую им форму, после чего остановиться там. Этот мир Тени отныне полностью принадлежит ему (исключая визиты родственников), и он волен делать там все, что пожелает. Я сам провел в таком месте несколько столетий.
Второй способ обеспечивали карты, созданные Дворкином, Мастером Черты, который изобразил на них всех нас, чтобы обеспечить надежную связь между членами королевской семьи. Дворкин был художником старой школы, для него пространство и перспектива ничего не значили. Он сделал фамильные Козыри, которые позволяли желающему связаться с родственником, где бы тот ни находился. Мне всегда казалось, что его творение используется не в полном соответствии с замыслом автора.
Третьим был Образ, также начертанный Дворкиным, пройти который могли только члены нашей семьи. Прошедшего Образ вписывало в общую систему карт, а достигший центра узора обретал способность странствовать в Тени.
Карты и Образ сотворены для мгновенного перемещения из Материи сквозь Тень. Иной способ, продвижение напрямик, потруднее.
Я понимал теперь, что делал Рэндом, доставив меня в настоящий мир. Пока мы ехали, он мысленно добавлял то, что вспоминал об Амбере, и вычитал то, с чем не был согласен, и, когда все сошлось, он точно знал, что мы прибыли на место. Ничего сложного: обладая нужным знанием, любой мог бы добраться до своего личного Амбера. Даже сейчас я или Блейз могли отыскать Тень Амбера, где правили бы именно мы, и провести там хоть весь остаток вечности. Только для нас такое было невозможно: ибо никакая Тень не была бы истинным Амбером, городом, где мы родились, городом, что дарует форму всем остальным городам.
Именно поэтому мы и избрали самый трудный способ, поход сквозь Тень, ведя свои войска на штурм Амбера. Всякий, кто знал это и имел нужную власть, мог воздвигать препятствия на нашем пути. Эрик так и делал, и мы одолевали их одно за другим, теряя соратников. Чем все это закончится, никто не знал.
Но если Эрик будет коронован и воссядет на трон, это отразится во всех Тенях.
Любой из нас, оставшихся в живых братьев, принцев Амбера, уверен, полагал, что смотрелся бы в этом статусе гораздо лучше любого другого, – а уж что там творится в Тени, не важно.
Мы разминулись с призрачными флотилиями кораблей Жерара, «летучими голландцами» здешнего мира, и знали, что цель наша близка. Корабли эти я использовал как ориентир.
На восьмой день плавания мы приблизились к Амберу. И тогда начался шторм.
Море стало черным, над головой клубились тучи, а паруса бессильно обвисли на реях, когда мы попали в полосу штиля. Солнце скрылось, большое и синее, и я почувствовал, что Эрик наконец обнаружил нас.
Тут-то и поднялся шквал, который всей яростью своей обрушился на мой корабль.
Как говорят поэты, вихрь и шторм пришли на горе нам[81]. У меня внутри все болталось и плескалось, когда в борт ударили первые волны. Нас бросало из стороны в сторону, как игральные кости в кулаке исполина. Нас полоскало в хлябях океанских и хлябях небесных. Небо почернело, и всякий раз, когда его разрывал очередной удар грома, на нас сыпалась ледяная крупа с осколками хрустальных колоколов. Все рыдали и молились. Я так точно. Я с трудом выбрался на палубу, чтобы принять осиротевший штурвал. Пришлось привязаться к рулевому колесу, но я его удержал. Эрика работа, точно знаю.
Час, два, три, четыре… Конца-края шторму не было видно. Пять часов. Скольких мы потеряли? Я не знал.
Потом я ощутил и услышал щекотку и легкий звон, и увидел Блейза, словно в дальнем конце серого туннеля.