Миновали, кажется, часы, хотя на самом деле прошло куда меньше времени. А потом страхи мои оправдались и в нас полетела первая туча стрел.
Я нырнул и долго плыл под водой. А поскольку плыл по течению, то вынырнул довольно-таки далеко. Но когда вынырнул, рядом снова начали свистеть стрелы.
Только богам ведомо, сколько может продолжаться такая игра со смертью! Лично я на себе проверять это не желал, быстро вдохнул воздух и нырнул снова.
Я достиг дна, прочувствовав подводные камни собственной шкурой. Продержался там, сколько сумел, а потом сместился к правому берегу, потихоньку выдыхая, и, вылетев на поверхность, глубоко вздохнул и снова нырнул, даже не осмотревшись.
Я плыл под водой, пока легкие не начали разрываться от напряжения, затем снова вынырнул.
На этот раз мне не так повезло. Я поймал стрелу левым бицепсом. Нырнул и где-то на дне отломил прошедший насквозь наконечник и выдернул древко из раны. Потом я поплыл по-лягушачьи, помогая себе правой рукой. Если в следующий раз окажусь под прицелом, мне придется тяжко.
Так что я оставался под водой, пока перед глазами не заплясали красные молнии и не начало мутиться сознание. Кажется, я задержал дыхание минуты на три.
Однако, когда вынырнул, уже ничего не случилось, и я наконец смог как следует отдышаться и поплыл к левому берегу, где замер, уцепившись за корни травы, и осмотрелся.
Деревьев вокруг не было и близко, пожар сюда не добрался. Берега были пусты, река тоже. Неужели только я и выжил? Вряд ли, ведь еще утром нас было так много…
Я был полумертв от усталости. Все тело болело, бесчисленные ожоги саднили, но после заплывов в ледяной воде меня буквально трясло от холода. Мне нужно выбираться на сушу, если я хочу выжить, однако я чувствовал, что сумею продержаться в спасительных глубинах еще немного.
И еще четыре раза нырял, одолев неплохое расстояние под водой. Нырнуть в пятый раз не решился, опасаясь, что могу и не вынырнуть. Уцепился за камень, перевел дух и выполз на берег.
Перекатился на спину. Осмотрелся, но местности не узнал. Пожара здесь точно не было. Справа был густой кустарник; я дополз до него, заполз внутрь, упал ничком и тут же уснул.
Проснувшись, я немедля об этом пожалел. Все тело ломило, меня лихорадило. В полубреду я несколько часов провалялся в кустах, потом заставил себя добраться до реки и напиться. Потом забрался обратно в кусты, где погуще, и снова заснул.
Когда я вновь пришел в сознание, мне все еще было плохо, но силы уже начали возвращаться. Я прошелся по берегу, а затем холодное касание Козыря дало мне знать, что Блейз все еще жив.
– Ты где? – спросил он, как только контакт установился.
– Кабы я знал! Хорошо, что вообще где-то. Но вроде недалеко от моря – слышен шум прибоя, да и запах знакомый.
– Ты у реки?
– Да.
– На каком берегу?
– На левом, если лицом к морю. На северном.
– Тогда там и сиди, – решил он, – я за тобой пришлю. Я как раз собираю уцелевших. Нас уже тысячи две, Джулиану нас так просто не взять, и постепенно подходят еще.
– Хорошо, – сказал я. – Буду ждать.
Потом опять лег и погрузился в сон.
Сквозь сон я услышал шаги и моментально вскочил, раздвинул кусты…
Их было трое – больших краснокожих.
Я встал, немного привел себя в порядок, одернул одежду, провел рукой по волосам, потом несколько раз глубоко вздохнул и вышел из кустов.
– Я здесь, – сказал я громко.
Двое сразу же обернулись; в руках у них блеснули клинки. Но, увидев меня, великаны заулыбались, почтительно поклонились и проводили меня в лагерь. До него оказалось около двух миль, и я сумел преодолеть их самостоятельно.
– Уже собралось больше трех тысяч, – сообщил мне Блейз и пригласил врача, чтобы тот осмотрел меня.
Ночью нас никто не беспокоил, и остатки нашего войска стекались к нам всю ночь и весь следующий день.
Нас оставалось тысяч пять. Амбер сиял прямо впереди.
Мы отдыхали и следующую ночь, а наутро вновь выступили в поход. Мы двигались вдоль берега моря, и Джулиан не давал о себе знать.
Ожоги меня беспокоили уже куда слабее, бедро тоже зажило, а вот плечо и рука чертовски болели.
Мы шли все дальше, вскоре оказавшись в сорока милях от Амбера. Погода стояла отменная. От леса слева от нас остались обугленные останки. Пожар истребил практически всю растительность в долине, здесь сыграв нам на руку: Джулиану, да и любому другому, тут особо негде устроить засаду, мы заметили бы ее за милю. Преодолев до заката еще десяток миль, мы встали лагерем на берегу.
Утром меня осенило, что до коронации Эрика осталось всего ничего, и я напомнил об этом Блейзу. Мы почти потеряли счет дням, но решили, что еще немного в запасе все-таки есть.
До полудня мы совершили настоящий марш-бросок, затем остановились передохнуть. До подножия Колвира оставалось двадцать пять миль. К закату – уже всего десять.
Мы двигались дальше и на ночлег остановились лишь в полночь. К этому времени я снова почувствовал себя среди живых, немного поупражнялся с клинком и понял, что справлюсь, если понадобится. А утром мне стало еще лучше.
Мы двинулись дальше, а у подножия Колвира нас встретили войска Джулиана, а с ними и часть моряков Каина, которые временно переквалифицировались в пехоту.
Блейз, увидев их, закатил речь, как Роберт Эдвард Ли при Чанселорсвилле[85], и мы атаковали их.
Нас осталось около трех тысяч, когда мы покончили со всеми, кого Джулиан бросил против нас. Сам он, естественно, сбежал.
Но мы победили. И вечером вовсю это праздновали. Мы победили.
Однако меня одолевали страхи и сомнения, которыми я поделился с Блейзом. Три тысячи солдат против Колвира!
Флота я лишился, сухопутная армия Блейза уничтожена на девяносто восемь процентов. Радоваться нечему.
Все это мне сильно не нравилось.
На следующий день мы начали подъем. На Колвир вела лестница, по которой двое могли идти бок о бок. Вскоре она, однако, сузилась, заставив нас идти цепочкой по одному.
Мы поднялись на сотню ярдов ввысь, потом еще на сто, и еще.
А затем с моря на склон горы обрушилась буря, и мы держались за руки, пока она хлестала нас, а когда она закончилась, примерно двух сотен бойцов недоставало.
Мы продолжали подъем, и ливень хлестал по нашим плечам, ступени стали скользкими. Мы преодолели примерно четверть лестницы, когда столкнулись с колонной спускающихся нам навстречу вооруженных солдат. Первые обменялись ударами с нашим авангардом; двое упали. Мы поднялись на две ступени, упал еще один.
Так продолжалось более часа; мы преодолели первую треть подъема и продолжали идти вверх, но все меньшее расстояние отделяло нас с Блейзом до того места, где сверкали клинки. Хорошо уже то, что краснокожие великаны из Аверна оказались куда сильнее солдат Эрика. Звенела сталь, затем следовал вопль, и одним бойцом становилось меньше. Иногда это был краснокожий, порой волосатый, но гораздо чаще – человек в цветах Эрика.
Так мы поднялись до половины склона, отвоевывая буквально каждый шаг. У вершины ступени станут более широкими, как на лестнице в Ребму, которая является копией этой. Они приведут к Великой арке – восточным воротам Амбера.
У нас в авангарде оставалось всего человек пятьдесят. Потом – сорок, двадцать, дюжина…
Мы прошли уже две трети пути. Лестница зигзагом шла по склону Колвира. Этой восточной лестницей пользовались нечасто, она больше служила для украшения. Первоначальный план предполагал, что мы проберемся по сгоревшей ныне долине, зайдем с запада, вскарабкавшись по скалам, и проникнем в Амбер с тыла, где нас никто не ждет. Пожар и Джулиан поставили на этом плане крест. Прежний путь для нас был уже недоступен. Или атаковать в лоб, или все было зря. А зря быть не должно!
Погибло еще трое воинов Эрика, мы отвоевали еще четыре ступени. Потом погиб один из наших и мы потеряли ступеньку.
С моря дул холодный пронзительный ветер, к подножию горы уже начало собираться воронье. Сквозь тучи вдруг проглянуло солнце. Видимо, Эрик оставил свои штучки с погодой, раз мы сошлись вплотную с его войском.
Мы отвоевали еще шесть ступеней, потеряв одного воина.
Странно, печально и дико…
Блейз шел впереди меня. Скоро придет и его черед. А потом – мой, если он погибнет.
В авангарде оставалось всего шестеро.
Еще десять ступеней…
Осталось пятеро…
Мы давили медленно и неуклонно и ступени позади нас заливала кровь. Где-то здесь, наверное, и кроется мораль.
Пятый уложил четверых, прежде чем погиб сам, отвоевав для нас еще один пролет лестницы.
Выше и выше. Третий дрался двумя клинками, не ведая сомнений, для него это была священная война. Перед смертью он убил троих.
Следующий не был столь отважен или хуже владел клинками, его уложили сразу. Перед нами осталось двое.
Блейз уже вытащил из ножен свой длинный клинок, украшенный филигранью: лезвие засверкало на солнце.
– Вскоре, братец, – проговорил он, – мы увидим, на что они способны против принца Амбера.
– Надеюсь, одного принца им хватит, – ответил я.
Он рассмеялся.
Мы преодолели уже, наверное, три четверти пути, когда пришла очередь Блейза.
Он бросился вперед, и тут же первый воин противника полетел в пропасть. Потом острие его клинка вскрыло горло второму, а третий получил по башке плашмя и тоже рухнул вниз. С четвертым Блейз обменялся несколькими ударами, а потом свалил и его.
Я не отставал ни на шаг, держа клинок наготове.
Блейз дрался великолепно, куда лучше, чем в те годы, что я помнил. Он метался вихрем, клинок его сверкал, как солнечный луч, и враги падали перед ним – о, как они падали! Что бы ни говорили о Блейзе, в тот день он проявил себя истинным принцем Амбера. Но надолго ли хватит у него сил?
В левой руке он сжимал кинжал, которым пользовался с жестокой эффективностью, сходясь с противником вплотную. Блейз оставил его в горле одиннадцатой жертвы.