Она слабо улыбнулась в ответ:
– Меня зовут Кармель. Как вы, принц Корвин?
– Прелестное имя, – заметил я. – И со мной все в порядке. Но что такая красавица вообще делает в этом месте?
Она поспешно отпила глоток воды из бокала.
– Корвин, – сказал Джулиан, несколько громче, чем требовалось, – кажется, дама находит тебя беспардонным и назойливым!
– А какого же она тогда мнения о тебе?
Он не покраснел. Он побелел.
– Довольно!
Я расправил плечи, нарочно загремев цепями на весь зал. Кроме как эффекта для, я хотел проверить, сколько свободного места мне оставили. Слишком мало, конечно. Эрик был осторожен.
– Подойди и шепни мне на ухо, что именно тебе не по нраву, братец, – предложил я Джулиану.
Тот, конечно, остался где был.
Последним из всех присутствующих свое место занял я, так что ясно было – нужный час вот-вот настанет. И он настал.
Пять раз вострубили шесть труб, и Эрик вступил в зал.
Все встали.
Кроме меня.
Стражникам пришлось поднять меня за цепи и силой держать в стоячем положении.
Эрик улыбнулся и спустился по лестнице справа от меня. Его собственных цветов было почти не видно под горностаевой мантией.
Он прошел к креслу во главе стола и встал рядом. За ним вырос слуга, и виночерпии по всему залу начали наполнять кубки.
Когда вино всем было налито, Эрик поднял свой кубок.
– Да пребудем мы вечно в Амбере, – провозгласил он, – который будет стоять вечно!
И все подняли свои кубки.
Кроме меня.
– Подними кубок! – прошипел Джулиан.
– А ты заставь меня! – ответил я.
Он лишь сверкнул очами. А я быстро наклонился и взял кубок.
Между нами сидело сотни две гостей, но мой голос был достаточно силен, а Эрик все время пристально смотрел на меня, когда я провозгласил!
– За Эрика, что сидит в дальнем конце стола! – провозгласил я.
Ко мне никто и не прикоснулся. Джулиан немедля опорожнил свой кубок прямо на пол, остальные сделали то же самое. А я успел выпить почти все вино, прежде чем кубок выбили у меня из рук.
Эрик сел, и вельможи сделали то же самое. Меня наконец отпустили, и я упал на свой стул.
Слуги начали раскладывать яства, и поскольку я был голоден, то принялся за еду с аппетитом не хуже других. И даже лучше многих.
Обед длился более двух часов, все время играла музыка. Никто больше не сказал мне ни слова, да я и сам молчал. Но мое присутствие за столом ощущалось: на этом конце его разговаривали значительно тише, чем в других местах.
Каин сидел далеко, рядом с Эриком. По правую руку. Я так понял, что Джулиан нынче не в фаворе. Рэндома и Дейдры не было. Многих вельмож из присутствующих я когда-то знавал, а некоторых даже раньше считал друзьями; никто из них даже не взглянул на меня.
Похоже, Эрику требовалась лишь маленькая формальность, чтобы стать королем Амбера.
Что вскорости и произошло.
Окончание обеда не сопровождалось речами. Эрик просто поднялся.
Вновь вострубили трубы, и под сводами отдалось резкое эхо.
А потом все нестройной вереницей направились в тронный зал Амбера.
Я уже понял, что будет дальше.
Эрик остановился у трона, и все склонились перед ним.
Кроме меня, конечно, но меня поставили на колени силой.
Сегодня был день коронации Эрика.
В зале стояла тишина. Приблизился Каин, торжественно держащий подушку, на которой возлежала корона, корона Амбера. Каин преклонил колено и замер, протягивая корону будущему королю.
И тут меня рывком подняли с пола и поволокли вперед. Я понял зачем. Эта мысль поразила меня как молния. Я сопротивлялся изо всех сил. Но меня сбили с ног и подтащили к подножию трона.
Вновь по залу заструилась музыка – теперь это были «Зеленые рукава»[86]. Где-то позади меня Джулиан провозгласил:
– Узрите же коронацию нового владыки Амбера!
А потом добавил мне шепотом:
– Возьми корону и подай ее Эрику. Коронует он себя сам.
Я не отрываясь смотрел на корону Амбера на алой подушечке у Каина в руках.
Отлитая из серебра, с семью зубцами, увенчанными самоцветами, усыпанная изумрудами, а на висках сияли два огромных рубина[87].
Я не двигался, вспоминая под этой короной лицо нашего отца.
– Нет, – только и сказал я и ощутил удар по левой щеке.
– Возьми ее и подай Эрику, – повторил Джулиан.
Я тоже попытался его ударить, но цепи держали крепко. Джулиан снова ударил меня.
Я еще раз посмотрел на корону, на ее острые зубцы.
– Хорошо, – сказал я и потянулся к ней.
Я поднял корону обеими руками, подержал так секунду, затем быстро возложил себе на голову и провозгласил:
– Короную себя, Корвина, в короли Амбера!
Корону с меня немедленно сорвали и водрузили на подушку. Я же получил несколько ощутимых ударов в спину. По залу пронесся легкий шум.
– Вторая попытка, – прошипел Джулиан. – Возьми корону и подай Эрику.
– Хорошо, – сказал я, чувствуя, что рубашка на спине промокла.
На этот раз я метнул корону прямо в Эрика, надеясь, что один из зубцов попадет ему в глаз.
Он поймал ее на лету правой рукой и улыбнулся, глядя, как я валяюсь, осыпаемый ударами.
– Благодарю, – промолвил он. – А теперь слушайте те, кто присутствует здесь, в зале, и те, кто услышит меня в Тени! Сегодня я принимаю корону и престол. В руки свои беру я скипетр королевства Амбер. Я честно победил в борьбе за трон, и беру его, и буду занимать его по праву крови!
– Лжец! – закричал я, но мне зажали рот.
– Я короную себя Эриком Первым, королем Амбера!
– Да здравствует король! – трижды провозгласили все присутствующие.
И тогда Эрик наклонился ко мне и прошептал:
– Глаза твои видели сегодня величайшее зрелище из всех, дарованных им когда-либо… Стража! Отвести Корвина обратно в кузницу и выжечь ему глаза! Пусть сегодняшняя церемония будет последним, что они увидят. А потом заточить пленника во тьме подземельной глубоко под Амбером, и да будет имя его предано забвению!
Я плюнул ему в лицо, и меня снова жестоко избили.
Я сражался за каждый шаг, но меня силой выволокли из тронного зала. Никто даже не обернулся в мою сторону. Последнее, что я увидел, был Эрик, который восседал на престоле, милостиво благословлял вельмож Амбера и улыбался.
То, что он приказал, было исполнено. К счастью, я потерял сознание до того, как они закончили.
Не представляю, насколько позднее я очнулся в полной черноте, с жуткой болью в голове. Возможно, именно тогда я и произнес свое проклятие, а может, это случилось, еще когда к глазам моим приближалось раскаленное железо. Не помню. Но я знал: Эрику никогда спокойно не править в Амбере, ибо проклятие принца Амбера, произнесенное в дикой ярости, всегда сбывается.
Я бессильно стискивал солому, в полной тьме своей камеры, и даже не мог выдавить и слезинки. Что было самое страшное. Бог знает, сколько прошло времени, прежде чем я снова погрузился в сон.
Когда я проснулся, боль не исчезла. Встал. Шагами измерил свою темницу. Четыре шага в ширину, пять в длину. В полу отверстие для отправления естественных потребностей, в углу набитый соломой тюфяк. В нижней части двери небольшое отверстие, и перед ним стоял поднос с куском черствого хлеба и бутылью воды. Я поел и напился, но это мало мне помогло.
Голова раскалывалась от боли, и душа страдала не меньше.
Я спал столько, сколько мог. Никто ко мне не приходил. Я просыпался, бродил по камере, искал еду, съедал ее, когда находил. И спал столько, сколько мог.
Семь снов спустя боль в глазницах наконец утихла. Я ненавидел своего брата, короля Амбера. Лучше бы он меня убил.
Я мог вопросить, что на эту тему думает и говорит народ, но ответа взять было негде.
Но когда тьма дотянется до Амбера, я знал – Эрик еще пожалеет. О да, я знал, и мысль эта согревала меня.
Так для меня начались дни во тьме, и измерить их протяженность я не мог. Даже будь у меня глаза, в этой темнице день от ночи не отличить.
Время текло своим чередом, позабыв обо мне. Порой от этой мысли меня бросало в дрожь. Может, миновали уже месяцы? Или только часы? Или недели? А может, годы?
Я напрочь позабыл о времени. Я спал, ходил по камере (я уже помнил наизусть каждую выбоинку), вспоминал о сделанном и не сделанном. Иногда просто сидел, скрестив ноги, и дышал медленно и глубоко, пытаясь очистить сознание и оставаться так, сколько смогу. Это помогало – думать ни о чем.
Эрик умен. Сила все еще со мной, но теперь она бесполезна. Слепой не может идти сквозь Тень.
Моя борода уже достигала груди, волосы тоже сильно отросли. Сначала мне все время страшно хотелось есть, затем аппетит почти пропал. Порой при резких движениях сильно кружилась голова.
Я оставался зрячим – в своих кошмарах, и, когда потом просыпался, от этого становилось еще хуже.
Однако позднее я словно отстранился от всего, что привело меня к нынешнему положению. Как будто все это случилось с кем-то другим. Что в целом было правдой.
Я сильно исхудал и наверняка выглядел тощим и бледным. Даже плакать не мог, хотя иногда очень хотелось. Слезные протоки повреждены. Жутко сознавать, что человека можно довести до подобного.
А потом однажды я вдруг услышал, что кто-то скребется в дверь, но не обратил внимания.
Звук повторился, и снова я не ответил.
Потом кто-то прошептал мое имя. С вопрошающей интонацией.
Я подошел к двери.
– Кто это?
– Это я, Рейн, – раздалось в ответ. – Как вы там?
Я рассмеялся:
– Отлично! Просто превосходно! Стейки и шампанское каждый вечер! И танцовщицы!.. Господи, нашел, о чем спросить!
– Мне очень жаль, – произнес он, – что я ничем не могу помочь вам.
В его голосе чувствовалась искренняя боль.
– Спасибо, – сказал я.
– Если бы я только мог!..
– Знаю.
– Я вам тут кое-что принес. Возьмите, пожалуйста.