– Как знать? – отвечал я. – Ты ведь и сам когда-то был капитаном[89].
– Откуда ты знаешь?
На самом деле я вспомнил – но в качестве ответа указал на интерьер.
– Вся твоя коллекция и лоции, в которые ты так влюблен. А еще ты ведешь себя как человек, привыкший командовать.
Он улыбнулся:
– Да, это правда. Я действительно больше ста лет командовал кораблем. Так давно это было… Давай лучше еще выпьем!
Я отхлебнул немного и отставил стакан. За эти месяцы я набрал фунтов сорок и в любой день ожидал, что Жупен узнает во мне принца Амбера. Возможно, тогда он выдал бы меня Эрику. А может, и нет. Скорее все же нет, учитывая, что между нами установились вполне дружеские отношения. Но желания испытывать судьбу и проверять у меня не было.
Иногда ночью, следя за огнем маяка, я раздумывал, надолго ли еще задержусь здесь.
Не слишком надолго, решил я, добавляя толику смазки в шарнир. Точно не надолго. Приближался день, когда мне пора будет двигаться в дорогу и вновь уходить в Тень.
А однажды я вдруг почувствовал давление. Сперва осторожное и вопрошающее. Кто это был, без понятия.
Я замер, закрыл глаза и полностью очистил сознание. Прошло минут пять, пока ощущение вызова исчезло.
Я прошелся взад-вперед, размышляя, кто бы это мог быть. А потом улыбнулся, осознав, как именно передвигаюсь – пять шагов вперед, пять назад, словно в той камере в подземельях Амбера.
Кто-то только что пытался связаться со мной по Козырю. Может, Эрик? Наконец проведал о моем побеге и пытается таким образом меня разыскать? Не уверен. По-моему, он боится снова ментально соприкоснуться со мной. Тогда Джулиан? Или Жерар? А может, Каин? Кто бы там ни был, я полностью блокировал его. И буду и далее блокировать все подобные вызовы от членов семейства. Возможно, я пропущу какие-нибудь важные известия или предложение о помощи, но рисковать не могу. От попытки стороннего контакта и усилий по его блокировке меня бросило в холод. Я задрожал. Весь остаток дня размышляя о случившемся, я решил, что пора двигаться дальше. Оставаться так близко от Амбера, пока я еще столь уязвим, не стоит. Я достаточно пришел в себя, чтобы следовать сквозь Тень, чтобы разыскать место, которое мне непременно нужно посетить, если я желаю, чтобы Амбер когда-либо стал моим.
Пребывание у Жупена одарило меня чем-то сродни умиротворению. Расставаться будет неприятно, за эти месяцы мы сблизились, и я почти полюбил старика. Однако тем же вечером, когда мы доиграли очередную партию в шахматы, я посвятил его в свои планы отбыть в дальнейший путь.
Он плеснул виски в два стакана и поднял свой:
– Удачи, Корвин. Надеюсь, однажды все же свидимся снова.
Я не удивился, когда он назвал меня моим настоящим именем. А он улыбнулся, заметив, что я не пропустил это мимо ушей.
– С тобой все будет хорошо, Жупен, – сказал я. – Если я преуспею в том, что задумал, то не забуду того, что ты для меня сделал.
Старик покачал головой:
– Ничего мне не нужно. Я счастлив именно здесь, занимаясь тем, чем и занимаюсь. Мне нравится распоряжаться в этой чертовой башне. Она теперь – вся моя жизнь. И если ты преуспеешь в том, что задумал… нет, не рассказывай мне об этом, и слышать не желаю! Просто надеюсь, что однажды ты заглянешь, чтобы сыграть партейку в шахматы.
– Обязательно, – пообещал я.
– Если хочешь, утром можешь взять мою «Бабочку».
– Спасибо.
«Бабочкой» он назвал свою яхту.
– Но прежде чем отправляться в путь, – посоветовал Жупен, – возьми-ка ты мою подзорную трубу, влезь наверх и посмотри на долину Гарната.
– А что там?
Он пожал плечами:
– Сам решишь, как увидишь.
– Ладно, – кивнул я.
Мы с ним еще выпили и улеглись спать.
Да, мне будет не хватать старого Жупена. Если не считать Рейна, он был моим единственным другом со времени возвращения в Амбер. Я смутно помнил охваченную огнем долину Гарната, тогда, четыре года назад. Что там могло измениться с тех пор?
Я спал, и сон мой тревожили волки-оборотни и ведьмины шабаши, а над миром вставала полная луна.
При первых лучах зари встал и я. Жупен еще спал, и я не стал его будить. Терпеть не могу прощаний, к тому же у меня было предчувствие, что больше мы с ним никогда не увидимся.
Прихватив подзорную трубу, я взобрался по лестнице в ту комнатушку на самом верху, где зажигался огонь, подошел к окну, что смотрело в сторону берега, и навел трубу на долину.
Над лесом стелился туман; серый, холодный и очень сырой, он сплошной пеленой окутывал вершины невысоких, уродливо искривленных деревьев. Их черные ветви переплетались, как пальцы армрестлеров. Между ветвями мелькали какие-то черные твари, но образ полета у них был не птичий. Возможно, летучие мыши. От темного леса словно исходило нечто злое, ощущал я, а потом понял, что это за зло.
Это был я.
Это сотворило мое проклятие. Это я превратил мирную долину Гарната в то, чем она ныне стала. Это был символ моей ненависти к Эрику и всем остальным, кто остался в стороне и позволил ему захватить власть, позволил ослепить меня. Мне очень не понравился вид этого леса, и, наблюдая за ним, я осознал, во что воплотилась моя ненависть. Я знал это, ибо она была частью меня самого.
Я создал новый проход в реальный мир. Гарнат теперь был дорогой из Теней, Теней темных и сумрачных. Только опасность и зло могли пройти по этой дороге. Вот он, источник той мерзости, о которой говорил Рейн, которая тревожила Эрика. Что ж, это даже хорошо, теперь ему есть чем заняться.
Однако, опустив подзорную трубу, я не мог избавиться от ощущения, что воистину сотворил нечто очень дурное. В те мгновения я не надеялся когда-нибудь вновь увидеть солнечный свет. Теперь я видел – и понимал, что выпустил на волю то, с чем чертовски трудно будет совладать. Даже сейчас там, в долине Гарната, шевелилось нечто. Я сотворил такое, чего никогда не бывало прежде в течение всего долгого правления Оберона: проложил новый путь в Амбер. И проложил лишь для самого худшего. Настанет день, когда правитель Амбера – кто бы он ни был – задастся вопросом, как этот проклятый путь закрыть. Я прекрасно это понимал, видя порождение моей ярости, боли и ненависти. Если я однажды воцарюсь в Амбере, мне придется исправлять результаты собственных деяний, а это всегда дьявольски трудная задача. Я снова опустил подзорную трубу и вздохнул.
«Что ж, быть по сему, – решил я. – А пока неплохо бы отправить Эрику нечто такое, что подарит ему бессонницу».
Я быстро позавтракал, затем, снарядив «Бабочку», поднял парус, отдал швартовы и вышел в море. Жупен обычно к этому времени уже вставал, но, видимо, он тоже терпеть не мог прощаться.
Я хорошо знал, куда мне надо плыть, но не был еще уверен, какой именно путь избрать. Я поплыву сквозь Тени, по чужим морям – и все же это лучше, чем путешествие по суше, где властвуют выпущенные мною же на волю силы зла.
Я плыл к берегам почти столь же блистающим, как сам Амбер, к почти бессмертному краю, к краю, которого нет – больше нет. Тот край давным-давно поглотил Хаос, но его Тень обязана где-нибудь существовать. Мне осталось лишь найти ее, узнать и снова сделать своей, как в давние времена. А потом, обеспечив себе надежные тылы, я сделаю еще одну вещь, какой никогда не видывал Амбер. Как именно, я пока не знал, но пообещал себе, что в день моего возвращения в бессмертном городе будут греметь ружейные залпы.
Я плыл сквозь Тень, и белая птица моих желаний[90] опустилась мне на правое плечо. И я написал записку и привязал к ее лапе, и птица улетела прочь. А в записке было сказано: «Я иду», и стояла моя подпись.
И не знать мне покоя, пока не свершится моя месть, а трон не станет моим, и всякий, кто встанет на моем пути, да услышит – спокойной ночи, милый принц![91]
Солнце висело над моим левым плечом, ветер наполнял паруса и гнал яхту вперед. Я выругался, а потом вдруг рассмеялся.
Я был свободен и в бегах, но своего я добился. И теперь у меня был нужный мне шанс!
Черная птица моих желаний опустилась мне на левое плечо. И я написал записку и привязал к ее лапе, и птица улетела на запад. А в записке было сказано: «Эрик, я вернусь», и стояла подпись – «КОРВИН, ПОВЕЛИТЕЛЬ АМБЕРА».
Демонов ветер[92] влек меня к востоку от солнца[93].
Ружья Авалона
Бобу и Филлис Розманам
Глава первая
Выпрыгнув на берег, я сказал: «Прощай, “Бабочка”!», и суденышко скользнуло с отмели на глубокую воду. Я знал, что лодка сама вернется к маяку Кабры, ведь остров находился рядом с Тенью.
Потом я обернулся к черной гряде деревьев вдоль берега – дальний путь предстоял мне теперь – и направился к ним, проводя необходимые изменения. Безмолвный лес цепенел в предутренней прохладе, и это было хорошо.
Я еще недобрал в весе фунтов с полста, и в глазах у меня порой двоилось, но все потихоньку наладится. Мне удалось бежать из темниц Амбера и слегка поправить здоровье, спасибо безумцу Дворкину и пьянице Жупену – именно в таком порядке. Сейчас же мне предстояло отыскать одно место, особое место, что похоже на другое место – которого более не существовало. Я нашел путь. И двинулся по нему.
Через некоторое время я остановился у дуплистого дерева, которое должно было расти здесь, пошарил внутри, извлек свой серебряный клинок и пристегнул к поясу. Не важно, что он остался где-то в Амбере. Сейчас он был здесь, потому что лес, где я шел, находился в Тени.
Так я шагал несколько часов, а солнце незримо болталось где-то за левым плечом. Потом передохнул и пустился дальше. Как здорово это было: видеть листья и скалы, сухие колоды деревьев и живые стволы, траву и темную землю. И вновь ощущать дивные летние запахи, слышать ни с чем не сравнимое лесное жужжание и чириканье. Бог мой! Как дорожил теперь я глазами! Обрести их вновь после почти четырехлетней тьмы – для такого мне не хватало слов. А уж разгуливать на воле…