Дело в том, что я-то и был виноват во всем этом, хотя бы частично. Круг – моя работа, мне от него и избавляться, если сумею.
А уверенности в этом у меня не было.
В страдании, ярости, ужасе и муке вызвал я это проклятие к жизни. И на всех существующих землях отразилось оно. Таково кровавое проклятие принца Амбера.
Мы следили за Стражами Круга всю ночь, а утром уехали.
И решили – атаковать!
На обратном пути нас никто не преследовал. А когда мы вернулись в Твердыню Ганелона, то засели за планы. Наши силы были уже в отличной форме – даже, пожалуй, через край, – и мы решили атаковать через два дня.
Лежа рядом с Лоррейн, я сказал ей об этом. Она должна была знать. Я мог увезти ее отсюда в Тень этой же ночью, пожелай она.
Но Лоррейн отказалась.
– Я останусь с тобой, – сказала она.
– Хорошо.
Я не раскрыл ей, что все будет решено моею рукой, но, похоже, она догадывалась об этом и по какой-то причине верила мне. Я бы не верил, но, в конце концов, это ее право.
– Ты знаешь, чем все может обернуться, – предупредил я.
– Знаю, – отвечала она, и было ясно, что действительно знает.
Потом мы занялись кое-чем еще, а позже – уснули.
Ей приснился сон.
Утром Лоррейн сказала мне об этом.
– И что же ты видела? – спросил я.
– Предстоящую битву, – объяснила она, – и ты бился с рогатым.
– И кто победил?
– Не знаю. Только пока ты спал, я сделала кое-что полезное для тебя.
– Лучше бы ты этого не делала. Обычно я сам о себе забочусь.
– А потом я увидела свою смерть.
– Давай-ка я заберу тебя отсюда в укромное место.
– Нет, мое место здесь, – твердо заявила она.
– Я не собираюсь лишать тебя свободы, – сказал я, – просто мне по силам спасти тебя от привидевшейся во сне судьбы. Поверь, для меня в этом нет ничего сложного.
– Я верю тебе, но никуда не уеду.
– Чертова дура!
– Я хочу остаться.
– Ну, как хочешь… Слушай, а может, мне послать тебя на Кабру?
– Нет.
– Проклятая дура!
– Я знаю. Я люблю тебя.
– Глупая, правильно надо говорить: «Ты мне нравишься». Помнишь?
– Ты справишься с ним, – сказала она.
– Иди к черту! – ответил я.
И она тихо заплакала и не могла успокоиться, пока я не утешил ее еще раз.
Такова была Лоррейн.
Глава третья
В то утро я задумался обо всем, что случилось. И о своих братьях и сестрах, словно они были просто игральными картами – что, мягко говоря, неверно. Вспомнил клинику, где очнулся, и штурм Амбера, и как я прошел Образ в Ребме, и как провел время с Мойрой – она сейчас, должно быть, с Эриком. Подумал о Блейзе, о Рэндоме, Дейдре, Каине, Жераре и Эрике…
То было утро битвы, наш лагерь стоял в холмах у Круга. По пути на нас несколько раз нападали – это были небольшие партизанские налеты. Истребив нападавших, мы следовали дальше. Достигнув заранее намеченного района, мы разбили лагерь, расставили стражу и отправились отдыхать. Выспались без помех. Я проснулся, размышляя, неужели все сестры и братья думают обо мне то же, что и я о них. Было бы грустно.
Уединившись в небольшой рощице, я налил в шлем воды, взбил пену и сбрил бороду. А потом не торопясь оделся в свои поношенные цвета. Теперь я вновь был тверд как камень, черен как земля и суров как дьявол.
Сегодня – тот самый день. Я защелкнул забрало, надел кольчугу, перепоясался, перевесил Грейсвандир набок. Заколол плащ на шее серебряной розой.
Тут за мной явился посланец известить о том, что почти все готово.
Я поцеловал Лоррейн, которая все же настояла на том, что будет здесь. А потом уселся на свою чалую по кличке Звезда и отправился вперед.
По дороге ко мне присоединились Ганелон и Ланс.
– Мы готовы, – дружно сказали оба.
Я вызвал офицеров и дал им инструкции. Они отсалютовали, повернули коней и разъехались.
– Теперь недолго, – сказал Ланс, раскуривая трубку.
– Как твоя рука?
– Хорошо, – ответил он. – А после твоей вчерашней обработки даже чудесно.
Я поднял забрало и закурил.
– Ты сбрил бороду, – удивился Ланс. – Не могу даже представить тебя без нее.
– Так шлем прилегает лучше, – ответил я.
– Желаю нам удачи, – сказал Ганелон. – Не знаю никаких богов, но, если кто-нибудь из них позаботится о нас, я буду ему благодарен.
– Бог един, – отвечал Ланселот. – И молю, чтобы Он не оставил нас Своей милостью.
– Аминь, – закончил Ганелон, зажигая трубку. – На весь этот день.
– Он будет наш, – сказал Ланс.
– О да, – ответил я. А солнце своим краем растревожило восток и утренних птиц в ветвях, – есть такое предчувствие.
Докурив, мы выбили трубки и упрятали в кисеты. Потом затянули все ремни и застегнули пряжки доспехов.
Ганелон сказал:
– Ну что же, начнем.
Офицеры отрапортовали, мои воины были готовы.
Спустившись по склону, мы собрались у границы Круга. Внутри ничто не шевелилось, войска не было видно.
– А как же Корвин? – произнес Ганелон.
– Он с нами, – заверил я его, и Ганелон посмотрел на меня странным взглядом, впервые заметив розу, а потом резко кивнул.
– Ланс, командуй, – сказал он, когда все собрались.
Ланс извлек клинок. Отзвук его клича «В атаку!» эхом грянул вокруг.
Мы продвинулись на полмили вглубь Круга, и тут началось. В авангарде нас было пять сотен, все верхом. Появилась темная кавалерия, мы встретили ее. Через пять минут они были сломлены, мы двинулись дальше. И грянул гром.
Засверкали молнии, хлынул дождь.
Наконец разразилась гроза.
Тонкая линия пехоты, в основном пикинеров, обреченно преграждала нам путь. Мы все чувствовали засаду, но все равно атаковали. Тотчас же кавалерия навалилась на фланги.
Закрутилась карусель, и мы схватились всерьез. Прошло, наверно, минут двадцать… Мы держались, поджидая главные силы. А потом оставшиеся две сотни поскакали дальше.
Люди. Мы убивали людей, они убивали нас – мрачные люди с серыми лицами. Но мне нужен был другой… только один.
У них, вероятно, имелась полуметафизическая проблема логистики: сколько сил могут пройти сквозь эти Врата? Я не был уверен. Но скоро выясню.
Мы взлетели на гребень холма, и далеко впереди и внизу перед нами ждала темная цитадель.
Я поднял клинок.
Мы скакали вниз по склону, они нападали.
Шипели, квакали, прыгали… Для меня это значило, что люди у него закончились. Грейсвандир полыхал в моей руке – пламень, молния, портативный электрический стул. Я уничтожал всех приближающихся врагов, и они сгорали умирая. Справа Ланс сеял такой же хаос в рядах атакующих, что-то бормоча себе под нос. Несомненно, молился за убитых. Слева косил противников Ганелон, и за хвостом его лошади оставалась огненная волна.
Цитадель в блеске молний все приближалась.
Оставшаяся сотня бурей мчалась вперед, адские твари ложились нам под копыта.
У ворот нас встретила пехота: люди и твари. Мы ринулись в бой.
Их было больше, но выбора у нас не оставалось. Мы и так слишком оторвались от своей пехоты. Я, впрочем, не видел в том беды. Время, теперь все решало время…
– Надо пробиться! – выкрикнул я. – Он там, внутри!
– Он мой! – отвечал Ланс.
– Хотите разобраться с ним, вперед, – отозвался Ганелон, разваливая нечисть могучими ударами. – Если сумеете, прорывайтесь! Я помогу!
И мы разили, разили и разили, а потом удача обратилась лицом к ним. Они напирали: уроды, в которых человеческое мешалось со звериным, и люди. Мы сбились в плотный клубок, отражая удары со всех сторон. Тут появилась наша пехота, с головы до ног заляпанная грязью, и с ходу бросилась на врага. Мы вновь двинулись к воротам и на сей раз сумели прорубиться; теперь нас оставалось сорок или пятьдесят.
Мы ворвались во двор. Там тоже были воины противника…
Лишь дюжина сумела пробиться к подножию черной башни, где нас последним заслоном встретила стража.
– Вперед! – крикнул Ганелон, когда мы соскакивали с коней.
– Вперед! – крикнул Ланс, и я не понял, кому это адресовано. Я все-таки решил, что мне, оставил в стороне сражающихся и кинулся вверх по лестнице.
Он должен быть там, в самой высокой башне, и мне надлежит встретить его лицом к лицу и повергнуть. Я не знал, по силам ли мне это, но обязан попробовать. Ведь только я знал, откуда явился он сюда, и только благодаря мне он сумел сделать это…
Наверху была тяжелая деревянная дверь. Я толкнул – она оказалась запертой. Я ударил изо всех сил. Дверь с грохотом рухнула.
Он стоял у окна. Закован в легкую броню, козлиная голова на широких плечах.
Я переступил порог и остановился.
Он обернулся на грохот и теперь пытался уловить мой взгляд за сталью забрала.
– Смертный, ты зашел слишком далеко, – проговорил враг. – Впрочем, смертный ли ты? – И в руке его сверкнул клинок.
– Спроси Стригаллдвира, – ответил я.
– Значит, это ты убил его… Он узнал твое имя?
– Быть может.
На лестнице загремели шаги. Я отступил влево от дверного проема. В палату ворвался Ганелон. Я крикнул:
– Остановись!
Он встал как вкопанный и обернулся ко мне.
– Та самая тварь! – воскликнул он. – Что это?
– Это мой грех против всего, что я любил, – сказал я. – Отойди. Он мой.
– Пожалуйста. – Ганелон не шевельнулся.
– Ты действительно так считаешь? – спросило мерзкое существо.
– Проверь, – ответил я и ринулся на него.
Рогатый не стал фехтовать. Любой боец счел бы такой прием безумным…
Он просто метнул свой клинок в меня острием вперед, словно молнию, и он летел, рассекая воздух, подобно грому, и оглушительным грохотом отвечала гроза за стенами башни.
Я спокойно отбил этот клинок Грейсвандиром, словно обычный выпад. Он вонзился в пол и вспыхнул. Снаружи полыхнула молния.
На какое-то мгновение пламя сверкнуло ярче магниевой вспышки, и именно в этот миг тварь бросилась на меня. Прижав мои руки к бокам, ударила рогами в забрало – раз, другой…