Теперь она водила ножом взад и вперед, словно выравнивая и сглаживая пыль. А потом начала рисовать узоры.
– Следующие несколько дней я пробовала найти обратный путь, – продолжала она. – Думала, что сумею обнаружить наш след и вернуться по нему, но он словно в воду канул. А затем я принялась за единственное, что мне оставалось. Каждое утро я выезжала в какую-то сторону, ехала до полудня, а потом возвращалась. И так и не встретила ничего знакомого. Я была совершенно озадачена. И каждый вечер укладывалась спать все более расстроенная и сердитая… Но решимость найти обратный путь в Авалон все росла. Я должна была доказать деду, что он не смеет больше обращаться со мной как с ребенком и ожидать, что я буду паинькой.
Потом через неделю я начала видеть сны, что-то вроде кошмаров. Тебе когда-нибудь снилось, что ты все бежишь и бежишь и не можешь сдвинуться с места? Это было похоже на горящую паутину. Только на самом деле это была не паутина, не было ни паука, ни огня! Но эта штука не отпускала меня, я ходила вокруг нее и сквозь нее. На самом деле я, впрочем, и не шевелилась. Все это совершенно не те слова, но я не знаю, как правильно называть подобные вещи. И я все пыталась… я так хотела… научиться ходить. А когда я просыпалась – такой уставшей, словно трудилась всю ночь… Так продолжалось много ночей, и с каждым разом видение становилось все сильнее, отчетливей и длилось дольше.
А проснувшись сегодня утром – сон еще не выветрился из головы, – я вдруг поняла, что могу ехать домой. И выехала, похоже, в полудреме. Не останавливалась нигде, да и на окрестности по пути не обращала внимания, просто думала об Авалоне, и, пока я ехала, все вокруг становилось все более знакомым. И вдруг я оказалась дома. Все это произошло так, будто я просто проснулась. Теперь и деревня, и Теки, и то небо со своими звездами, и лес, и горы – все кажется мне сном. И я не знаю, найду ли я дорогу назад. Странно ведь, да? Как это вышло, ты не знаешь?
Я поднялся и несколько раз обошел вокруг салфетки с остатками нашего завтрака. А потом сел рядом с девушкой.
– Ты помнишь, как выглядела эта самая горящая паутина, которая на самом деле не была паутиной и не горела? – спросил я.
– Да… более или менее, – ответила Дара.
– Тогда давай сюда нож, – приказал я.
Она молча передала его мне.
Острием я начал направлять нарисованные ею в пыли закорючки, добавлять линии, удлинять и укорачивать их. Ничего не говоря, девушка следила за каждым движением моей руки. Потом я закончил, отложил в сторону нож, и воцарилось молчание.
Наконец она очень тихо произнесла:
– Да, это она. – И поглядела на меня. – А как ты узнал? Как сумел ты угадать мой сон?
– Потому что тебе приснилось нечто присущее самим твоим генам. Как, почему – не знаю. Но это доказывает, что ты и в самом деле дочь Амбера. То, что ты сделала, называется «ходить в Тени». Снился тебе Великий Образ Амбера, и именно благодаря его силе королевская семья правит миром Теней. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Не уверена, – ответила она. – По крайней мере, не совсем. Просто я слыхала, как дед клянет тени, но я никогда не понимала, о чем он говорит.
– Тогда ты не знаешь, где на самом деле находится Амбер.
– Нет. Он всегда уклонялся от ответа. Дед рассказывал мне об Амбере и о семье. Но я не знаю даже, в какой стороне лежит Амбер. Знаю только, что он далеко.
– Он везде, – ответил я. – Словом, иди, куда пожелаешь. Только…
– Да! – перебила она. – Я забыла об этом! Тогда я решила, что он дурачит или смешит меня… Бранд говорил то же самое. Хотя я не понимала, что это значит!
– Бранд! А когда Бранд был здесь?
– Давно, – ответила девушка, – я была тогда еще маленькой. Он часто наезжал сюда в ту пору… Я очень любила его и безжалостно докучала. Он рассказывал мне сказки, учил играм…
– А когда ты видела его в последний раз?
– Лет восемь или девять назад, мне кажется…
– Кто-нибудь еще здесь бывал?
– Да, – ответила она. – Джулиан и Жерар, совсем недавно – несколько месяцев назад.
Внезапно мне стало очень неуютно. Бенедикт умалчивал о многом. Уж лучше получить дурной совет, чем вообще ни о чем не знать – после куда легче сердиться. Беда в том, что Бенедикт слишком честен. Врать он не любит и предпочтет просто промолчать. Но я чувствовал, что на моем пути возникает нечто весьма неприятное, значит, времени рассиживаться нет, действовать нужно без промедления. Да, адова скачка за камнями будет тяжкой. И все же следует разузнать еще кое-что до того, как я сменю тему. Черт!
– Ты видела их впервые? – спросил я.
– Да, – ответила она, – и очень обиделась. Дед не позволил мне сказать, что я с ними в родстве, он представил меня как воспитанницу. И отказался что-либо объяснить мне. Черт побери!
– Уверен, у него были веские причины.
– Наверняка. Но от этого не легче, если всю жизнь хочешь познакомиться с родственниками. А ты знаешь, почему он так поступил?
– В Амбере нынче суровые времена. Ситуация будет ухудшаться, а потом все изменится к лучшему, – пояснил я. – Чем меньше людей знают о твоем существовании, тем больше у тебя шансов уцелеть и не оказаться замешанной во всей этой дряни. Он поступил так, чтобы защитить тебя.
– Тьфу, – сказала она, – я не нуждаюсь в защите и могу постоять за себя.
– Фехтуешь ты хорошо, – согласился я. – К несчастью, жизнь много сложнее, чем спортивная дуэль.
– Знаю! Я не ребенок. Но…
– Никаких «но»! На его месте я сделал бы то же самое. Защищая тебя, он защищает и себя. Меня удивляет, что он позволил Бранду узнать о тебе. Бенедикт придет в бешенство оттого, что узнал я.
Дара вздрогнула и, откинув голову, поглядела на меня округлившимися глазами.
– Но ты же не сделаешь нам ничего плохого, – сказала девушка, – мы же… мы же родственники.
– Какого дьявола ты решила, будто знаешь, зачем я здесь? И о чем думаю? – ответил я. – Быть может, ты сама сунула сегодня свою шею в петлю, и не только свою, но и его тоже!
– Ты ведь шутишь, скажи, что ты пошутил! – проговорила девушка медленно и, словно защищаясь, подняла правую руку вверх.
– Не знаю, – ответил я. – Мне и не нужно. И разве я стал бы говорить тебе такое, имей я на уме подобную гнусность?
– Нет… Мне кажется, нет.
– Теперь я хочу сказать тебе то, что Бенедикт должен был объяснить давным-давно. Никогда не доверяй родственникам. Это опаснее, чем довериться первому встречному. С чужаком хотя бы есть шанс, что он не причинит тебе вреда.
– Ты в самом деле так считаешь?
– Да!
– И к тебе это относится тоже?
Я улыбнулся:
– Ну нет, это не может относиться ко мне. Я просто воплощение любви, чести, добра и милосердия. Верь мне во всем.
– Придется, – сказала она, и я рассмеялся. – Нет, я правда верю тебе, – произнесла она, – я знаю: ты нам зла не причинишь.
– Расскажи мне о Джулиане и Жераре, – попросил я, как всегда чувствуя неловкость от искреннего доверия ко мне. – Какова же была причина их визита?
Девушка помолчала немного, внимательно глядя в мои глаза, а потом как бы выдавила из себя:
– Я и так уже наговорила кучу лишнего. Ты прав. Слишком осторожной быть невозможно. По-моему, теперь твоя очередь говорить.
– Хорошо. Ты уже привыкаешь иметь с нами дело. Что же ты хочешь узнать?
– А где в самом деле деревня? И Амбер? У них есть что-то общее, а? И что ты имел в виду, когда сказал, что Амбер находится в любом направлении или во всех сразу? И что такое Тени?
Я встал рывком, поглядел на нее сверху вниз и протянул ей руку. Испуганная, она казалась еще моложе, но руку все-таки не отвела.
– Куда?.. – начала она, вставая.
– В ту сторону, – показал я и повел ее. Мы остановились на том самом месте, откуда я глядел на мельничное колесо и где уснул.
Она стала говорить что-то, но я остановил ее:
– Не надо. Просто смотри.
Мы постояли, глядя на все это: шум, верчение и плеск, – пока я не упорядочил свое сознание. А потом сказал ей:
– Идем.
И, взяв под руку, повел ее к лесу.
Пока мы шли среди деревьев, появившаяся откуда-то тучка затмила солнце. Спустились тени, стали пронзительнее голоса птиц, под ногами стало сыро. Мы переходили от дерева к дереву, и листья их удлинялись и расширялись. А когда солнце вышло из-за тучки, оно оказалось желтее, чем было прежде. За поворотом тропинки деревья уже были обвиты виноградной лозой. Голоса птиц охрипли, их стало больше. Тропа забирала вверх. Миновав гранитную скалу, мы вышли на пригорок. Где-то вдалеке за спиной еле слышно громыхнуло. Когда мы снова вышли на прогалину, синева неба приняла совсем другой оттенок, и мы вспугнули большую коричневую ящерицу, устроившуюся греться на камне.
Обойдя другую скалу, Дара сказала:
– Я и не знала, что тут есть такое. Никогда раньше не…
Я не отвечал – некогда было говорить, я раздвигал Тени.
А потом перед нами опять оказался лес, дорога снова шла в гору. Деревья стали тропическими гигантами, возвышающимися над папоротниками, звуки изменились, слышался лай, шипение и жужжание. Грохот все усиливался, сама земля дрожала под ногами. Дара прильнула к моей руке, ничего не спрашивая больше, только внимательно оглядываясь по сторонам.
Вокруг виднелись крупные плоские бледные цветки, в лужицы между ними сверху звонко капала вода. Стало гораздо жарче, и мы уже взмокли. Грохот превратился в могучий рев; наконец, когда мы вышли из леса, он сделался подобным грому. Я подвел девушку к краю обрыва и показал вперед. Могучий водопад перед нами терзал воду. Вниз обрывались тысячефутовые струи. Течение уносило пузыри и песок вдаль. Перед нами, быть может, в полумиле за радугой и туманом, словно раскрученное титаном, поблескивало, медленно вращаясь, гигантское колесо. Невероятной величины птицы, словно летучие распятия, бороздили небо высоко вверху.
Мы постояли. Говорить было невозможно, да это и не требовалось. Потом, когда Дара глянула вновь на меня и нерешительно сузила глаза, я кивнул и молча показал на лес. И мы пошли в обратную сторону.