скало защиты или символа сопротивления тому, что встречу я в краю недоброжелательства. Вероятно… Чем больше глядел я в перевернутую пропасть, тем отчетливее понимал, что глаза мои стали привыкать к необычным измерениям, к сдвинутой перспективе, потому что теперь я уже различал вдали двигавшиеся крошечные прозрачные силуэты, словно метеоры летели по газовым прядям. Я ждал, внимательно разглядывая их, стремясь понять сущность предпринимаемых ими действий. Наконец, одна из прядей подплыла совсем близко, и я понял, что происходит. Движение было постоянным. Один из силуэтов стал увеличиваться и мне стало ясно, что он приближается по извивающейся, устремившейся ко мне дороге. Подъезжая ближе, он приобретал материальность, не теряя той призрачности, которая, казалось, была свойственна этому незнакомому миру. Миг спустя я увидел обнаженного всадника на лысом коне, мчавшегося в моем направлении. Оба были мертвенно-бледными. Всадник размахивал белым, как кость, клинком. Его глаза и глаза коня сверкали красным огнем. Я не знал, видел ли он меня, существовали ли мы на одной плоскости реальности, настолько неестественным было выражение его лица. Я все же вынул из ножен Грейсвандир и сделал шаг назад, когда он приблизился. Его длинные белые волосы покрывали крошечные искры. Когда он посмотрел на меня, я понял, что он скакал именно ко мне. И всем телом почувствовал ледяную тяжесть его взгляда. Я повернулся боком, поднял меч и застыл в оборонительной позиции. Он продолжал скакать, и я сообразил, что и он, и конь его были большими, больше, чем реальные люди и кони. Они приближались. Когда до меня было метров десять, конь встал на дыбы, и всадник остановил его, натянув поводья. Затем они принялись рассматривать меня, вздымаясь и покачиваясь, словно плыли на плоту по волнующемуся морю.
— Твое имя! — потребовал всадник. — Назови мне свое имя, явившийся в место сил!
Голос его был весь на одном диком звуковом уровне, громкий и без модуляций. Он отдавался в ушах грохотом.
Я покачал головой.
— Я называю свое имя, когда хочу, а не когда мне приказывают, — бросил я. — Кто ты?
Он издал три коротких лающих звука, которые я принял за смех.
— Я уволоку тебя в нижние пределы, где ты будешь вечно выкрикивать свое имя.
Я нацелил Грейсвандир ему в глаза.
— Слова дешевы, — заметил я, — а действия стоят денег.
Тут я испытал ощущение прохлады, словно кто-то играл с моей Картой, думая обо мне. Но это было смутное, слабое ощущение, и я не мог уделить ему внимания, потому что всадник передал какой-то сигнал своему коню, и тот поднялся на дыбы еще выше. Я решил, что расстояние для меча слишком велико. Но в то же время казалось мне, что здесь, где расстояния смещены, это не так и важно. Конь устремился ко мне, покинув тонкую, сквозящую дорогу, по которой скакал. Его неожиданный прыжок унес всадника далеко от меня. Казалось, сейчас они рухнут в бездну. Но этого не случилось. Конь не упал и не исчез, как я надеялся. Он опять возобновил свой бешеный галоп. И хотя скакал он изо всех сил, скорость его была совсем небольшой. Но несмотря на это всадник неуклонно приближался ко мне через бездну. Пока это происходило, я увидел, что там, откуда он появился, маячит еще одна фигура. И путь ее тоже лежит в мою сторону. Делать нечего. Придется стоять насмерть. Драться и надеяться, что я смогу отправить на тот свет этого нападающего прежде, чем на меня наскочит другой. Когда новый всадник приблизился, красные глаза его скользнули по мне и остановились на Грейсвандир. Воины посовещались. А на моем клинке вспыхнул узор, снова оживив его так, что нанесенная на него часть Лабиринта поплыла и заискрилась по всей его длине. Всадник опять посмотрел на меня и глаза наши встретились. Я увидел, что он зло улыбается. И поднял клинок еще выше. Улыбка исчезла.
— Я знаю тебя! — заявил он. — Ты тот, кого зовут Корвин!
Передние копыта коня опустились на карниз, и я рванулся вперед. Всадник взмахнул мечом, принимая защитную стойку и разворачивая коня мне навстречу, но я резко перешел на другую сторону и сделал выпад. Грейсвандир прорубила его бледную шкуру, войдя ниже грудины и выше живота. Я высвободил клинок, и из его раны вместо крови полились сгустки огня. Его рука с мечом обвисла, а конь пронзительно заржал, когда горячий поток попал ему на шею. Я отпрыгнул назад, иначе всадник рухнул бы на меня. Конь снова рванулся ко мне. Обороняясь, я рубанул мечом, отсек ему переднюю ногу, и он тоже начал гореть. Я снова шагнул вперед и в сторону, когда он повернулся и вторично бросился на меня. В этот момент всадник превратился в столб света. Зверь взревел, развернулся и бросился прочь. Не останавливаясь, он прыгнул с обрыва и исчез в бездне. Всякий раз, когда я буду вспоминать об этом, холодная дрожь будет пробегать по моему сердцу. Тяжело дыша, я отступил спиной к скале. Тоненькая дорога подплыла ближе и остановилась примерно футах в десяти от карниза. У меня снова возникли спазмы в левом боку. Второй всадник быстро приближался. Он не был бледным, как первый. И волосы у него были темными, и лицо нормального цвета. И конь его был нормальным гривастым гнедым. В руках всадник держал взведенный и заряженный арбалет. Я оглянулся. Отступать было некуда. Не было никакой щели, куда бы я мог скрыться. Я вытер ладони о штаны, покрепче сжал Грейсвандир у крестовины и повернулся боком так, чтобы представлять собой по возможности наименьшую мишень. Я поднял меч с рукоятью на уровне головы острием к земле. Это был единственный имевшийся у меня щит. Всадник подъехал и остановился на одном уровне со мной в самом узком месте газовой полосы. Он медленно поднял арбалет, зная, что, если он не свалит меня сразу же одним выстрелом, то я смогу метнуть свой меч, как копье. Наши глаза встретились. Он был безбородым, стройным, возможно светлоглазым — трудно было сказать, ведь он прищурился, целясь в меня. Он отлично управлял своим конем одним лишь движением ног. Руки его были большими и твердыми. Странное чувство охватило меня, когда я разглядывал его. Мгновение это тянулось бесконечно. Он откинулся в седле и чуть опустил свое оружие, хотя его поза нисколько не потеряла напряженности.
— Ты?! — крикнул он. — Этот меч — Грейсвандир?
— Да.
Он продолжал оценивающе смотреть на меня. Я хотел что-то сказать, но не мог.
— Что тебе здесь нужно? — спросил он.
— Как можно быстрее уйти отсюда.
Раздалось «джиг-жи», и его стрела ударила в скалу далеко впереди и влево от меня.
— Тогда уходи, — посоветовал он. — Это для тебя опасное место.
Он развернул своего коня в направлении, откуда явился. Я опустил Грейсвандир:
— Я тебя не забуду.
— Да, — ответил он, — не забудешь.
Затем он галопом ускакал прочь, и спустя мгновение газ тоже уплыл. Я вложил Грейсвандир в ножны и сделал шаг вперед.
Мир вокруг снова стал вращаться, свет наступал справа от меня, тьма отступала слева. Я огляделся вокруг, ища какой-нибудь способ взобраться на скальный выступ позади меня. Он, казалось, поднимался еще на десять-пятнадцать метров, с его вершины открывался прекрасный обзор, видно было очень далеко. Мой карниз простирался и слева, и справа от меня. Попробовав пойти направо, я увидел, что он быстро сузился, не давая, однако, пригодного для подъема места. Я повернулся и направился налево. Там я наткнулся на еще более неровную площадку в узком месте и за скальным выступом. Посмотрев на вершину, я решил, что подъем возможен, и проверил, нет ли сзади угрозы. Призрачная дорога уплыла еще дальше, никаких новых всадников не было. Я начал карабкаться по скале. Восхождение было несложным, хотя высота оказалась больше, чем представлялась снизу. Вероятно, это был симптом пространственного искажения, влиявший, кажется, и на многое другое, что я увидел в этом месте. Через некоторое время я подтянулся, встал и выпрямился в точке, дававшей лучший обзор. Я вновь увидел хаотические цвета. Справа от меня их гнала тьма. Земля, над которой они плясали, была усеяна скалами и кратерами. Она казалась необитаемой. Посередине ее с дальнего горизонта до точки в горах где-то справа от меня тянулось что-то чернильное и извилистое, то, что могло быть лишь Черной дорогой.
Еще десять минут восхождения, и я расположился там, откуда мог увидеть ее конечную точку. Она изгибалась через широкий проход в горах и тянулась до самого края бездны. Там ее чернота сливалась с чернотой, заполнявшей пропасть. В темной пропасти на этот раз не было звезд. Со своей высоты я увидел, что дорога продолжалась и дальше, до темной возвышенности, вокруг которой плавали дымчатые полосы. Я лег, прижался к камню, чтобы привлекать как можно меньше внимания. Мало ли невидимых глаз могло быть повернуто в мою сторону. Лежа там, я думал о нашей уязвимости, о незащищенности Амбера от здешних сил. Повреждение Лабиринта давало возможность нашим врагам действовать успешно. И это я помог им своим проклятьем. Теперь я понимаю, что Черная дорога возникла бы и без меня, но тогда я был уверен, что тоже сыграл свою роль. Вина лежала на мне, хотя и не целиком, но тогда я еще этого не знал. Тут я вспомнил об Эрике — как он лежал, умирая, на Колвире и как сказал, что хоть и ненавидит меня, но свое предсмертное проклятие он прибережет для врагов Амбера. Ирония судьбы. Мои усилия теперь были направлены к тому, чтобы воспользоваться предсмертными пожеланиями своего наименее любимого брата. Его проклятие всегда со мной, словно бы посредник для отмены моего проклятия. Если понимать это не слишком буквально.
Я всматривался в Черную дорогу и был счастлив, что пока еще нет новых всадников, неожиданно возникающих на ней. Если новый отряд налетчиков еще не выступил, Амбер пока что в безопасности. Меня, однако, сразу же обеспокоило множество вещей. Главным образом то, что, если время и в самом деле вело себя в этом месте столь странно, как, возможно, указывало на то происхождение Дары, то почему же не было новой атаки? У них, разумеется, имелось в избытке времени, чтобы оправиться и подготовиться к новому нападению. Видно, по времени Амбера что-то недавно произошло и изменило характер их стратегии. Если это так, то что? Мое оружие? Спасение Бранда или что-то еще? Я гадал также, насколько далеко выдвинуты аванпосты Бенедикта. Конечно, не так далеко, иначе меня уведомили бы. Бывал ли он когда-нибудь в этом месте? Стоял ли недавно кто-нибудь из наших здесь, где только что стоял я, глядя на Двор Хаоса. Я твердо решил расспросить об этом Бранда и Бенедикта, как только вернусь. Все эти размышления привели меня к новым вопросам — как ведет себя здесь время со мной? Как бы ни вело, решил я, лучше не задерживаться тут долго. Я просмотрел Карты, взятые со стола Дворкина. Все они были интересными, но я не был знаком ни с одной из изображенных на них сцен. Так не пойдет, решил я, достал собственную колоду и отыскал изображение Рэндома. Наверное, он и был тот, кто пытался недавно связаться со мной. Я поднял его Карту и вгляделся в нее. Вскоре она поплыла у меня перед глазами, и я увидел расплывчатый калейдоскоп образов, почувствовал душевное состояние Рэндома, его отношение к этим образам. Движение и меняющиеся перспективы — вот что было перед глазами.